Армейские байки. Из записок замполита - Алексей Павлович Корчагин

Какие кары он пообещал Корнейчуку уже не важно, важно то, что Корнейчук рассказал для кого он воровал ручку, как оказалось – дверную. О том, что я просил его скрутить ручку в части, он скромно умолчал, как потом выяснилось.

В ходе операции предполагалось выяснить комиссарскую сущность – и, в зависимости от того какой она окажется, принять принципиальное решение.

Пьесы с разоблачениями из этой операции не получилось. Можно много рассуждать почему, но правда написана выше. Кадкина жалко стало.

Командир батареи вернулся из штаба минут через тридцать, закрыл дверь в канцелярию, в которой мы были одни и, посмотрев на меня пристально несколько секунд ничего не выражающим взором, спросил:

– Ну, что, комиссар, докатился до ручки?

Мне было неудобно, я опустил глаза и начал было снова оправдываться:

– Да ведь я уже говорил…

Он не дал мне договорить, махнул рукой, отводя глаза в сторону и с сочувствием сказал:

– Да, понятно, – растягивая слово на букве «я».

Потом выдвинул один из ящиков стола и достал оттуда дверную ручку в виде гриба.

– На, комиссар, подарок, пользуйся. К сожалению, только одна, но, я думаю, тебе хватит.

Я взял ручку, повертел в руках, с деланным интересом, как будто никогда не видел подобных ручек, и пробурчал какую-то благодарность.

Судя по тому, что командир презентовал мне ручку, маятник судьбы качнулся в удачную для мены сторону. Это означало, что, разобравшись в ситуации начальники отнеслись с пониманием к этой эпопее с ручкой и мне не «угрожал» отъезд на Родину.

– А ты, комиссар, сам видел ручку, которую они для тебя воровали? – уже расслабленным тоном спросил комбат.

– Да, нет.

– А я уже сходил посмотрел, 37 марок стоит. Это же почти 40 литров пива – ужас какая дорогая. Ты сходи – глянь, ну, чтобы у тебя полное впечатление сложилось от всего этого. Может она тебе понравится, и ты ее на память купишь, – последние слова он говорил, уже захлебываясь от смеха.

Позднее командир признался, что решение принимали на совете у Пискарева. Рассудили так, если замполиту удалось за короткий срок завоевать авторитет у этих полукриминальных элементов (каковыми он также считали Корнейчука и Радченко), значит есть у него некоторые способности в управлении людьми. А такими политработниками не разбрасываются.

Хотя, с высоты прожитых лет, мне кажется, дело было в другом – просто, лишний скандал, с выносом вовне, никому в части не был нужен. Вот и списали эту историю за ненадобностью.

Комбат, отсмеявшись, и чтобы сменить тему, предложил по-деловому:

– Давай сходим в Ленинскую комнату, посмотрим, чего ты там понаписал про перестройку.

Зайдя в Ленинскую комнату и прочитав написанные на новых плакатах принципы перестройки в вооруженных силах, Смакотин задумчиво протянул:

– Дааа.

И сделав небольшую паузу продолжил:

– И кто это все придумывает? Доведут они страну до ручки, как вот тебя уже почти довели.

Сказав это, он оглянулся посмотреть не слышал ли его кто-то кроме меня, но в комнате были только мы с ним и тогда он снова заговорил, тщательно подбирая слова:

– Ты же знаешь, я человек простой, всегда иду в ногу с Партией…, но ежели ээ…, тогда оно, конечно, – и практически не прерываясь продолжил – Надо бы не только лозунги с принципами писать, не это главное, еще кто-то из древних сказал: «житие определяет сознание». Правильно я говорю?

– Ну, смысл очень точно передан. Практически точная цитата из Маркса.

– Мог бы кто-то и до него сказать. А то вон, все газеты изодрали на туалетную бумагу, – сказал он, как бы меняя тему разговора, и обернувшись к столу с подшивками, к своему удивлению, обнаружил вполне себе целые свежие газеты.

– О как, неужели новые плакаты подействовали? – удивленно спросил он, оборачиваясь уже ко мне.

Я его успокоил, рассказав о новом устном договоре с бойцами, достигнутом в ходе политических занятий.

– Теперь и я буду знать. А то всякое в жизни бывает, – и покачав головой добавил, – все-таки верно этот Маркс подметил про житие и сознание.

Мы еще некоторое время молча разглядывали новые плакаты, после чего Смакотин двинулся к выходу, на ходу предлагая мне:

– Пойдем лучше в нарды партейку сыграем, и я побегу в автопарк пока Корнейчук снова чего-то не перепутал.

Про ручку как-то все быстро забыли и я радовался, что все для меня завершилось более-менее удачно, а Корнейчук отделался символическим выговором.

Ровно через неделю после завершения скандала, снова в воскресный день, ко мне в канцелярию, спросив разрешения, с выражением лица делового человека вошел Корнейчук. Поздоровавшись, он сразу предложил:

– Товарищ лейтенант, есть ящик тушенки по 10 марок за банку. В магазине такая банка 25 марок стоит. Будете брать?

Так и не состоявшееся уголовное прошлое снова нарисовалось в моем воображении…

Я только с трудом выбрался из передряги, образовавшейся, по моему мнению, на пустом месте и вот опять.

Не долго думая, я предложил Корнейчуку сесть и сразу спросил его с некоторым ехидством:

– Слушай, а если тебя с этим ящиком поймают ты снова скажешь, что для меня тушенку воровал?

– Да это не ворованная тушенка, – возмущенно отвечал Корнейчук, – это у повара излишки остались.

Пришлось ему вкратце объяснить, что у повара излишки могут остаться только в одном случае – если он что-то не доложил в котел. И процесс образования излишков, в данном случае, мало отличается от воровства.

Завершая наш разговор, я попросил передать привет повару и посоветовал при следующей закладке продуктов опустить в котел и эти излишки, а ко мне с подобными предложениями больше не обращаться.

Думая накануне о происшествии с ручкой, которое теперь уже казалось забавным, я окончательно решил попробовать стать «умом, честью и совестью», хотя бы на некоторое время в одном отдельно взятом месте, поэтому и отказался от этого заманчивого предложения.

После ухода Корнейчука я встал, повернулся к окну, из которого открывался вид на клуб и, наблюдая за околоклубной жизнью, попытался ответить себе на вопрос: «А что бы я сделал если бы они благополучно украли ручку и презентовали ее мне, ну, примерно, как излишки тушенки?».

Вариантов ответа было всего два – взять или отказаться. Задним умом, хотелось в своих же глазах выглядеть как можно приличнее, поэтому я склонялся к варианту с отказом от презента. Но мой внутренний голос говорил, что это не мой вариант, как бы мне этого не хотелось. А с другим вариантом я уже осознанно не хотел соглашаться.

Постояв еще немного в раздумьях, я пришел к выводу, что есть еще третий вариант, тот который реализовался в жизни, он, пожалуй, и будет лучшим.

Приговор

Замполит мотострелкового полка, входившего в Группу советских войск в Германии, подполковник