Феликс Вибе - Урал улыбается

Евгений Мальгинов

Уфимский юморист. Работает в нефтяной промышленности. Среди месторождений полезных ископаемых неожиданно наткнулся на перспективные залежи юмора.

— Кто ты? — спросили меня в художественной мастерской.

— Я Антонов, воспитатель детского сада № 3, — сказал я.

— Выпить хочешь?

— Нет. Я пришел заказать вам картину, поясной портрет зайки, можно с морковкой.

— Смешно на деревенских, бедность фантазии! — сказали мне. — Приходи через два дня, придумаем сюжет, составим калькуляцию, оплатишь счет и начнем.

— Кто ты? — спросили меня через два дня.

— Я Антонов, воспитатель детского сада № 3.

— В..?

— Нет, не хочу. Я пришел за сюжетом, калькуляцией и счетом.

— Ты уже приходил?

— Два дня назад. Я заказал портрет: на переднем плане зайка до пояса, или по-простому бюст, нижних конечностей и хвоста не нужно.

— Что-то такого не помним, — сказали мне, мучительно вглядываясь в меня.

— Как не помните? — сказал я, подходя поближе и увеличиваясь в размерах. — Это же вот я!

— Так, так, так… вспомнили!

— Ну вот и хорошо, — сказал я, — давайте начнем творить.

— Наивный ты, Антонов! Картина должна созреть там, внутри, — и показали на живот, — а ты механически подходишь. Все это пережить нужно, чтобы образ сложился, а остальное дело техники. Приходи-ка, дорогой, завтра. Мы пока подумаем, составим калькуляцию, оплатишь счет и — начнем.

— Хорошо, — сказал я и пришел на следующий день.

— Кто ты! — сказали мне, мучительно вглядываясь в меня.

— Я Антонов, воспитатель детского сада № 3, пить не буду, давайте калькуляцию и счет на портрет зайки.

— Не увеличивайся в размерах, Антонов, все равно мы тебя забыли. Сейчас выпьем и все напишем.

— Не хочу, — сказал я.

— Нет, дорогой, без калькуляции мы не можем. Так: уши — пара, морковка — одна… заяц будет мужчина или женщина?

— Наверное… мужчина, — застеснялся я.

— Тогда пишем: пиджак — один, майка — одна, усы — пара, хвост — один, барабан — один.

— Куда столько? — удивился я. — Для чего майка, если есть пиджак, брюк и хвоста не нужно и, тем более, барабана.

— Измучил ты нас, Антонов! Пиджак без майки — негигиенично, хвоста и ног не будет, но на то мы художники, чтобы зритель почувствовал их за кадром. Барабан для смеху. Представь, Антонов, следующую жизнеутверждающую картину: из леса выходит длинноухая образина в пиджаке и с барабаном, находка?

— Находка, — сказал я без энтузиазма.

— А теперь получи счет: пятьсот рублей картина, сто — рамка и до свидания. Приходи, дорогой, через месяц. Все понятно?

— Все, — сказал я, подавленный широтой творческого замысла и финансовых расходов…

— Я Антонов, воспитатель детского сада № 3, пришел за портретом длинноухой образины в пиджаке и с барабаном. Портрет, как говорится, должен быть во весь бюст. Счет оплачен, месяц прошел, — сказал я через месяц.

— А, Антонов! — сказали мне, мучительно вглядываясь в мои родные черты. — Творим, творим, но деталей еще нет, так что приходи, дорогой, через неделю.

— Это невозможно, — сказал я, — деньги перечислены, время истекло, я больше ждать не могу. Дети плачут, зайку просят.

— Усложняешь ты жизнь, Антонов. Выпить хочешь?

— Хочу! — заорал я.

— Тогда беги!

Я помчался в магазин, через пять минут принес бутылку водки, налил всем по полстакана и выпил с коллективом.

— Другое дело, Антонов, — сказали мне, — счас будет.

Через десять минут портрет был готов. Через двадцать — я уже вошел в кабинет директора детского садика, поставил картину вверх ногами и сказал:

— Я заяц, принес портрет воспитателя Антонова: уши, усы, ноги по пояс, хвост номер три и барабан — всего на шестьсот рублей. А остальное, — стукнул себя в грудь кулаком, — только дело техники…

Борис Кудрявцев

Живет в Челябинске. Учился в Челябинском политехническом институте, но закончил Литературный имени Горького. Прежде днем работал в редакции, а ночью писал юмористические рассказы, а теперь пишет днем, а ночью работает — дежурным инженером Главснаба.

Начинающий мастер Володя Клюкин выдал наряд на производство работ немолодому слесарю Нарышкину.

— Почитаем, — сказал Нарышкин и лег на связку труб. — Чего ты там написал? «Наряд. Исполнитель — слесарь Нарышкин. Виды работ и их последовательность. Первое: уложить две трубы. Второе: установить две задвижки. Срок исполнения — один день». И все? Такая малость? И не подумаю! — обиделся Нарышкин. — Не уважаешь ты меня, Клюкин! Мой труд не уважаешь, не любишь! Я могу, конечно, побросать трубы в яму, прилепить две задвижки…. А где качество? Где вдохновение? Где горение?

Клюкин подумал, но ничего не придумал, только поставил в конце точку жирней.

— Ну ладно! На первый раз я тебя выручу, — уступил Нарышкин, вставая с труб. — Учись. Пиши так: «Наряд на произведение работ. Исполнитель — Федор Иваныч Нарышкин». Меня всякий знает. «Виды работ и их важность для народного хозяйства и всего окружающего населения. Первое. Обследовав, обсудив и установив — откачать воду из траншеи, поднять обломки старого водопровода, если они там лежат, зачистить ложе от бутылок и прочего мусора. Второе. Транспортировать волочением и кантовкой две трубы в заранее согласованном направлении и по маршруту…»

— С кем согласовать? — не понял Клюкин и поглядел на трубы под Нарышкиным.

— С кем хочешь! — сказал слесарь. — Во избежание транспортных заторов и прочих неизбежностей. «Третье. Уложить две трубы, соблюдая экономию и бережливость. Четвертое. Поставить задвижки с помощью рационализации и изобретательства. Пятое. Учитывая пожелания общественной жизни района, опробовать задвижки и включить воду в третьей декаде или ко Дню физкультурника.

Срок исполнения согласовать особо, учитывая сложность работы, перерыв на очередной отпуск, отгулы, прогулы, лечение после них, выходные дни и…»

Нарышкин увлекся и хотел было включить сюда рытье траншеи ручным способом, в мерзлом грунте. Но стояло жаркое лето, и траншея давно была вырыта.

— Кто тебе поверит, Нарышкин? У тебя не десять рук! Имей совесть, — остановил его возмущенный Клюкин.

— Это верно! — согласился Нарышкин. — Нельзя отрываться от жизненной правды. Но установку опалубки и бетонирование тоннеля по всей длине ты все же припиши мне…

Подоспел бригадир слесарей Дериглазов и тоже лег на связку труб, рядом с Нарышкиным.

— Что составляете? Наряд? Дайте почитать…

Почитал, одобрил в общих чертах, но предложил дополнить двумя пунктами:

«6. Осмотр траншеи спереди, чтобы видеть перспективу на будущее.

7. Подготовка инвентаря и опускание тела Нарышкина в яму».

Потом он выразил мысль, что в траншее с утра бывают сквозняки. Нарышкин потуже натянул каску, застегнул все пуговицы на робе, перемотал портянки, потребовав новые. В наряде записали:

«8. Произведена работа по тепло- и влагоизоляции члена профсоюза, а также отладка его индивидуальных средств передвижения (т. е. сапог) в борьбе с текучестью кадров путем улучшения условий труда».

Нарышкин смахнул благодарную слезу.

Больше никто ничего предложить не смог, и Клюкин, облегченно вздохнув, написал.

«9. Материалы и инструмент в наличии имеются».

Но Дериглазов вдруг заинтересовался:

— Ты, Нарышкин, куришь?

— Как будто. А что?

— Тогда пиши: «Десятое. Обеспечение мероприятий по пожарной безопасности, а также вынос тел и оборудования в случае пожара». Тебе ведь придется, кому ж еще?

— Пожара-то нету?

— Может, будет, — с надеждой сказал Дериглазов.

— Рукавицы у тебя целые, Нарышкин? — спросил кто-то. — Ага, дырка на пальце! Пиши: «Одиннадцатое. Срочный ремонт инвентаря на месте. Двенадцатое. Испытание его на прочность…»

— Песок там или глина? Запишем на всякий случай: «Тринадцатое. Грунт ненадежный, в районе вечной мерзлоты, с повышенной сейсмичностью, где не ступала нога человека».

Пустили слезу и стали обниматься с Нарышкиным, прощаясь навеки.

Наряд составляли весь день, спины не разгибая. Употели. Зато он включал теперь пятьдесят страниц убористого текста, с пояснениями, ссылками и толкованиями…

В конце смены за четверть часа Нарышкин побросал в яму две трубы, прилепил две задвижки и включил воду. Наряд можно было предъявлять к оплате.

— Предупреждаю, товарищи подрядчики и субподрядчики, аврала не будет! — Начальник комплекса сурово оглядел каждого участника последней планерки года. — Разговоры эти отставить! Вы не дети, должны понять, что аврал — это брак, переделки, аварии и прочее! Кто против? Единогласно! Вместо аврала закончим год, отчетный, так сказать, период, вполне понятным ускорением темпа работ. Короче, сделаем за оставшиеся сутки то, что положено было за полгода! Предупреждаю: чтоб спокойненько, без горячки, аккуратно. Сейчас разойдетесь по своим местам и, подумав, не торопясь на…