Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
— Не работал, но знаю. Всё крутится, всё вертится, а директор сидит — газету читает. И время от времени на часы поглядывает: ждёт, сообщений об исполнении его распоряжений. Самое важное — не упускать главного! И ближе к делу!
— А вот и не всегда получается — ближе к делу, — замечает Александр Иванович. — У меня, например, с утра были нелады на конвейере сборки трансформаторов. А до трансформаторов руки так и не. дошли.
И тут он рассказывает мне про всякие отвлекающие моменты. Я опять:
— Преувеличиваете. Я бы…
А он вдруг взрывается:
— Что вы — «я бы», «я бы»? Вы только советы давать любите.
— Люблю. Это верно. Это моя слабость.
— А вы сядьте на моё место, а потом говорите.
— И сяду! — говорю я, не желая отступать.
— Хорошо! Садитесь! — отвечает он, также не желая отступать. — Приходите завтра в восемь ноль-ноль и беритесь за штурвал.
… В восемь утра Александр Иванович представил меня ближайшим сотрудникам — секретарю Леночке, а также помощнику, заместителю.
— Сегодня меня нет. Сегодня директором будет товарищ Скамейко, — и при этом на меня указал.
Когда все вышли из кабинета, я снова пригласил секретаря и сказал:
— Дайте мне, Лена, почту. И, пожалуйста, соедините с конвейером сборки трансформаторов. У них что-то там не клеится.
— Почту сейчас принесу, — ответила Лена. — Но возьмите телефонную трубку: вас просят из треста.
В тресте мною были недовольны.
— Почему вы сидите у себя, а не у нас? Вы забыли, что сегодня совещание? Быстро забирайте цифры, характеризующие…
— Стойте, стойте, — попросил я. — Не так часто.
Я пригласил помощника.
— Подготовьте данные, характеризующие…
— Примерно представляю, — ответил помощник. — Не первый, раз.
На совещании мои данные, никому не понадобились. Я сидел и слушал, как руководители предприятий заверяли трест, что план они выполнят. Когда очередь дошла до меня, то я заверил тоже.
— Можно не сомневаться, — сказал я, хотя сам не очень верил в своё утверждение. Но если бы я выразил сомнение, меня задержали бы, а я торопился: не давали покоя трансформаторы.
— Лена, соедините меня с конвейером.
Но секретарь, видимо, не расслышала моей просьбы. В. приёмной возник шум, и вслед за тем и кабинет порвался атлет в тренировочном костюме.
— Вам что надо? — спросил я. — Это вы шумели за дверью?
— Я, — ответил атлет. — Меня не пускали без очереди.
— А почему вас надо без очереди?
— Я тренер футбольной команды. Мы начинаем первые игры, и вам предстоит утвердить состав команды «Трансформатора».
— Слушайте, — взмолился я. — Утверждать состав может совет спортобщества, завком…
— А вы, товарищ Скамейко, самоустраняетесь? Нам всё равно. На других заводах…
— Давайте ваши списки.
— Читаю: вратарь — Мамам ни, защитники — Деверев, Тетехин, Чурбак, полузащитники — Тумба и Лихой…
Едва тренер окончил чтение списка, как в кабинете появилась Лена:
— Товарищ Скамейко, делегация ожидает в полном составе. Собрались все.
— Кто собрался? Куда собрался? Какая делегация?
— Делегация по обмену опытом. Гости. Приехали из Большой Рябинушки.
— Прежде соедините меня со сборочным конвейером.
— Сейчас там обед.
Распрощавшись с тренером и посоветовав ему на всякий случай поменять местами Тумбу и Лихого, я принял делегацию.
— Леночка, угостите товарищей из Большой Рябинушки чаем, — с теплотой в голосе предложил я.
Делегаты, уставшие от ходьбы по городу, пили чай, и я, стараясь быть максимально радушным, говорил всё, что придёт в голову.
А с конвейером сборки трансформаторов связаться мне всё ещё не удавалось, ибо после ухода делегации моим кабинетом завладел оператор кинохроники. Затем я давал «добро» на переноску забора.
Тут я немного вскипел:
— Неужели же, кроме меня, некому заняться этим забором?
В ответ услышал:
— А кто у нас всё решает? Вы у нас всё решаете.
А ещё, товарищ Скамейко, требуется несколько ваших авторитетных слов по телефону. Сейчас мы вас соединим с ветеринарной станцией, автозаправочной колонкой, медвытрезвителем и мастерской по ремонту надувных лодок.
Потом я тет-а-тет беседовал с режиссёром драматического театра, который в основном говорил сам, а меня слушать не хотел:
— Понимаете, мы затеваем эстрадно-феерический спектакль «Трансформаторы». Пьесы нет. Мы берём у вас производственно-финансовый план и ставим его на сцене. Декорации — трансформаторы. На занавесе — графики, синьки и кальки. Четыре мима в чёрных трико.
В кабинет вошли четыре мима. Они долго жали мне руку, кланялись и отчаянно жестикулировали.
— Я не понимаю вашего мимического языка, — сказал я. — Говорите же по-человечески!
Из того, что они говорили, я тоже ничего не понял: то ли я должен шефствовать над ними, то ли они хотят надо мной.
И вдруг я услышал, вздрогнув при этом:
— А где же трансформаторы?
Перед столом стоял мужчина с упрямым взглядом.
— Кто вы такой? — спросил я.
— Я толкач со смежного предприятия.
— Леночка, дайте мне конвейер сборки…
— Там уже кончили работать. Перерыв между сменами.
— Тогда, Леночка, сделайте так, чтобы я остался один, и заприте меня на ключ со своей стороны. И никого ко мне не пускайте, чтобы я сосредоточился…
И Лена заперла меня. И, видимо, забыла об этом, уходя домой, потому что, когда мне потребовалось выйти из кабинета, дверь не открывалась.
Я дубасил в неё рукой и молил:
— Эй! Кто там? Откройте! Не хочу я быть больше директором! Слышите? Не хочу!
… И тут я проснулся. Кошмарное сновидение, навеянное рассказами Александра Ивановича, окончилось. Посмотрел на часы. Было семь.
Позвонил Александру Ивановичу и сказал:
— Я погорячился вчера немного, когда заявил, что сяду на ваше место. Что от меня толку? Но у меня вам есть совет. Вы на один день посадите на своё место знаете кого? Журналиста. У них есть такая рубрика: «Журналист меняет профессию». Пусть посидит и напишет. Это ведь очень важно — поднять вопрос о том, как некоторые люди не ценят время руководителя и как некоторые руководители не умеют распоряжаться своим собственным временем…
Но в трубке раздавались уже короткие гудки: ту-ту-ту.
1972
Я СТОЮ НА ГОЛОВЕ
Недавно я на работу не вышел. По уважительной причине. Врач сказал:
— Лежать и не шевелиться!
Я спросил:
— А что со мной?
Он ответил:
— Вы, кажется, электромотористом работаете, Иванов? Так вот, выражаясь вашим языком, у вас с мотором немного, того-с… Нужен ремонт. Мы его проведём, и всё будет в порядке. А сейчас главное — лежите спокойно. И чтобы никаких отрицательных эмоций, никаких коротких замыканий! Ясно?
И я лежал. Поводов к отрицательным, эмоциям не было. Обо мне заботились врачи, меня навещали сослуживцы, знакомые, даже сосед по этажу, который живёт за абсолютно звукопроницаемой стенкой. Ранее отношения между нами были всегда суховатыми, официальными. Когда мою комнату захлёстывало музыкальное половодье, я кричал ему: «А нельзя ли магнитофон потише? Не на всю железку?» Если музыка затихала — так, что можно было разговаривать, — я продолжал: «И кстати, что вы делаете во дворе со своим мотоциклом? Шум, треск, никакого покоя! Поезжайте на окружную дорогу и трещите там сколько угодно».
Наведываясь ко мне, все приносили гостинцы.
Мой начальник по фамилии Желваков — не непосредственный начальник, а на две лесенки выше! — поставил на тумбочку у моей постели сок манго. Мастер Панин принёс апельсиновый сок, бухгалтер Патрикеев — абрикосовый, инженер бриза Спальчиков — томатный, а сосед, который живёт за стенкой из папье-маше, — морковный сок.
При этом все чистосердечно сокрушались по поводу случившегося и выражали наилучшие пожелания — от себя лично, а также от имени и по поручению.
— Как же ты это так, а? Не уберёг себя, а? Напугал нас, а? Смотри, чтобы в будущем ни-ни, а?
И разумеется, каждый давал свой полезный совет.
— Ешь бананы! — сказал-Желваков. — В бананах сила. Откуда слез человек? С ветки. А что он на ветке ел? Бананы. Природа создала человека не на фрикадельках или там кнелях паровых. И даже не на геркулесе. На бананах! Ты видел, орангутанги по полчаса на одной руке висят. На это ни один олимпиец не способен. Почему, я спрашиваю? Орангутанги жрут бананы. Это мне сказал один авторитетный человек. Из зоопарка.
Сосед по этажу предлагал мне главным образом налегать на валерьяновый корень. Мастер Панин советовал в будущем больше ходить. Патрикеев — не только ходить, но и бегать, а Спальчиков — стоять на голове.
— Стойки на голове, — пояснял он, — это одно из упражнений йогов. Мой троюродный дядя только, этим и спасся. Одно время так расклеился — думали: всё, хана! А ему кто-то возьми да скажи: стой на голове. Сейчас дяде уже под девяносто. А он всё стоит. Бородой вверх. И неизвестно, сколько ещё простоит.
