Григорий Горин - Комическая фантазия (Сбоник пьес)

Лютиков. Я с тобой, Коля.

Конферансье. Нет, Володя. Лучше монолог. Финальный монолог…

Лютиков. О чем ты говорить будешь?

Конферансье. Еще не знаю… Сколько просил, между прочим: напиши… Напиши монолог! Напиши! А ты — все тянул. Ну ничего… Сымпровизируем… (Оглядывается.) Предмет какой-нибудь бы для начала…

Вера. Держите, Николай Сергеевич! (Кидает ему мячик.)

Конферансье. Ну вот… Молодец, Верка… Об этом и поговорим. Помнишь? Для чего зритель приходит на эстраду? Участвовать…

Ударяя мячиком об пол, поднимается на эстраду. Теперь он один в луче света. Зал встретил его шумом и улюлюканьем. Конферансье, улыбаясь, продолжает игру с мячом, прислушиваясь к тиканью часов, которое будет теперь сопровождать весь его монолог.

Минуточку, господа, минуточку!! Концерт не кончился… Я говорю: концерт нихт цу енде… Не надо вставать с мест. Господин переводчик, переведите господину генералу… Пожалуйста! Я сейчас монолог буду читать… Очень смешной! Зер лустиге монолог… Обхохочетесь!.. (В зал.) Сядьте, господин офицер… И вы там, в дверях который… Немен зи платце… Битте! (Кто-то запустил в него помидором — Конферансье вздрогнул, вытирает с лица красную жидкость.) Ну вот, опять… Опять вы дер томатом мне в дер рожу. Ну зачем, господа? Не ваш помидор, не вы сеяли… А кинуть каждый дурак может… Нет, нет… это я так… к слову… (Испуганно.) Я вам говорю, господин офицер… Я не голубь. Не улечу. Успеете пальнуть… Я вам как раз сам предложить хотел игру… У нас традиция — играть со зрителем… Вам понравится. Правило, стало быть, такое… Я обязуюсь вас сейчас рассмешить… Всех! А если нет, вы меня пристрелите… Тут же. На сцене… Поняли? Либо я вас — «ха-ха», либо вы меня — «пуф-пуф»! Ну, слава богу, заулыбались… Поняли, да? Понравилось? Ну конечно… Я ж ваш вкус знаю… Молодцы! Люблю, когда зритель активный… Так что усаживайтесь… Успокаивайтесь… И вы, герр фельдфебель, садитесь поближе… И товарищей позовите… Им тоже будет полезно!.. Сейчас… Сейчас начну… (Играет мячиком.) Кстати, сколько сейчас времени, никто не скажет?.. Без десяти семь? Хорошо… А вы, извиняюсь, кто будете?.. По-русски так хорошо изъясняетесь… Ах, вы местный бургомистр? Ну что ж… Очень приятно, что и вы здесь… Очень кстати. Вы тогда, господин, помогайте своим гостям… Нюансы поясняйте… А то ведь русский юмор, он особый… Без пол-литра, как говорится, не разберешь, где смех, где слезы… Итак, господа, я конферансье. Их бин конферансье. Майне наме — Буркини. Майне хаймат… Родина моя… Деревня Бурки Смоленской губернии… Веселая такая деревня… Чего-там генерал засмеялся? Чего?.. Переведите, бургомистр. Говорит: сожгли ее?.. Да… Ну что ж… Это смешно. Остроумная реплика… Только тут неувязочка у них. Нельзя ее сжечь. Не получается… Потому что я ее выдумал. А выдуманные деревни не горят!! Так что стоит моя деревня и людей веселит… Время, правда, сейчас не очень… Тяжелое время! Но ведь кому-то надо быть веселым и в тяжелые времена, иначе время становится невыносимым…

Тиканье часов усиливается.

Вот оно как тянется, проклятое. Тик-так… Тик-так… Жизнь прожил, а и не замечал, какие они длинные… минуты эти… Все спешил… шутил… Как говорится, минутки не прожить без шутки!.. (Пританцовывает.) Вот и пропрыгал… Но не жалею! Врачи говорят: смех полезен. Минуты смеха жизнь продлевают… Или наоборот… Это уж как бог распорядится… (Танцует.) Ну, сколько там натикало, бургомистр?.. Уже семь?! Пора бы посмеяться-то… Чего затихли, господа? Я не люблю тишины в зале… Мы еще не на кладбище… Смейтесь же! Ну? Черт вас подери!!! Ну, кто-нибудь!!! (В отчаянье кричит.) ГОСПОДИ, БОЖЕ МОЙ! ВЕСЕЛЫЙ МОЙ БОЖЕ!! ЕСЛИ ТЫ И ВПРАВДУ ТАМ, НА НЕБЕ, — САМ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ХОТЬ ТЫ-TО УЛЫБНИСЬ… ВЕДЬ ТАК СТАРАЛСЯ… ЛОВИ!!!

Кидает мячик вверх. Оглушительный взрыв.

Темнота.

Потом начинает звучать музыка. Свет разгорается. Сцена пуста. Только мячик одиноко прыгает на эстраде.

Из глубины эстрады появляется мальчик во фраке и в галстуке-бабочке.

Это — Коляша.

Коляша (поймав мяч). Итак, наш концерт продолжается… Вас приветствует Николай Буркини, потомственный конферансье… Мне поручено представить вам всех участников сегодняшнего концерта… Называется это — парад-алле. Или алле-парад… Потому что этим можно заканчивать, а можно начинать все снова… Итак, приготовились. (Взмахнул рукой.) Свет! Музыка! Встречайте артистов!!

Грянул веселый марш. Эстраду залил мигающий свет. Из глубины сцены прямо на зрителей пошли актеры. Они были в ярких театральных костюмах. Они приветствовали зрителей, пели, жонглировали, танцевали, представляя различные жанры эстрады. Их становилось все больше и больше… Вся сцена должна заполниться поющими и танцующими актерами, и тогда в этом красочном параде артистов возникают афиши, плакаты, голоса и лица тех, других, которые не вернулись и которым посвящается эта пьеса…

Комическое послесловие к фантазиям Горина

Подумай, прежде чем подумать!

С драматургом Григорием Гориным связаны у меня ощущения, по своей наивности и первозданности восходящие разве что к самым первым юношеским потрясениям. Когда я увидел на заборе афишу его первой пьесы «Забыть Герострата!», я был сражен и подумал только: «Надо же, пьеса! Настоящая! И кто сочинил? Григорий!..»

Возникший «поток сознания» по своей культуре чувств, глубине и литературной ценности был именно таким. Никак не глубже. Мой сверстник (ну, честно говоря, он меня моложе на несколько лет, но, в принципе, мы — одно поколение), юморист обернулся писателем!..

Наверное, мои первозданные, если не сказать — примитивные, эмоции пока что никак не могут послужить основой для солидного послесловия, но коль скоро издательство «Советский писатель» посчитало возможным воспользоваться моими услугами, я постараюсь по мере сил углубить свои нехитрые мысли, чтобы не разочаровывать хотя бы издательство, потому что Горина я разочаровал только наполовину, поставив из шести его пьес три, — одну в театре, две — в кино.

Теперь, когда я, как и всякий уважающий себя режиссер, рассказал много интересного о себе самом на страницах чужой книги, позволю высказать несколько слов об ее авторе.

Хочется нам того или нет, но Горин — явление. Притом не случайное, не какой-нибудь там метеорит, промелькнувший однажды и вдруг на небосклоне современной драматургии. Горина надо осмыслить как нашу закономерность. Она (наша закономерность), кажется мне, впитала в себя веселость целого, не очень складного и не слишком удачливого поколения. «Мы — дети полдорог, нам имя — полдорожье», — скажет потом наш сверстник поэт Андрей Вознесенский. В комическом послесловии должна быть своя печальная нота.

В конце пятидесятых в мировую цивилизацию, в том числе во многие московские вузы, ворвалась масса плохо одетых молодых людей с горящими и голодными глазами, чтобы дерзать, где можно и где нельзя, зубоскалить и «хохмить» (не лучшее слово, не слишком его почитаю, но ведь памятник эпохи!). Самые веселые и зубастые не ограничились узким кругом, а начали безумствовать на виду у целой страны, в первых потешных КВНах, живьем транслируемых в околоземное пространство. Вот откуда-то оттуда, из этого бурлящего водоворота доморощенных шуток и эстрадно-сатирических радиореприз взял и вынырнул однажды врач-терапевт Григорий Горин, поработавший несколько лет на московской «скорой помощи».

Хочется написать еще, что истинный русский классик должен до литературной деятельности обязательно поработать в медицине, но этого уже могут не напечатать.

Гр. Горин подарил современному театру плеяду прекрасных комедий, органично и своеобразно продолжив в моем субъективном представлении традиции М. Булгакова и Евг. Шварца. Может быть, стоит еще помянуть в качестве горинского предтечи Ник. Эрдмана. И далее двинуться смело в глубь веков, выискивая других забавных и мудрых единомышленников. Уйти, мне думается, можно очень далеко и остановиться лишь в нерешительности перед Уильямом Шекспиром: тоже был настолько уверенным в себе драматургом, что сюжетам и фамилиям героев серьезного значения не придавал — пользовался готовыми мифами, пускал в строительство своего театра отдельные сюжетные блоки, сооруженные его предшественниками. Наш знаменитый французский современник Жан Ануй, не в обиду ему будет сказано, вслед за Шекспиром широко использовал подобную технологию в создании собственного театра. Может быть, и Горин имеет полное право работать так, как ему хочется?..

Драматурги имеют свои амплуа. Есть жанристы многих разновидностей и сортов, но есть и философы. Последние оперируют реальными историческими и литературными объектами, причудливо сопоставляя и исследуя уже знакомые нам вселенские категории. Они намереваются высечь из привычных объектов мироздания новую истину. Не будем им мешать. Философ всегда рассматривает себя в общем потоке исторических взаимосвязей. Он — звено в бесконечной цепи Познания, и все, что было создано до него, по праву принадлежит ему, как сыну Земли. В этом смысле он не создает новые звезды и планетарные системы ему хватает уже созданных. Для него Дон Кихот, Гайавата или Петр Степанович Верховенский такие же реальности, как составные величины формулы Эйнштейна, где скорость света может причудливо гармонировать с печалью Странствующего Рыцаря.