Созидательный труд - Денис Ядров
– Нет, пусть лучше греется у костра.
Оптимистова опустила голову и побрела к калитке. Её муж даже не повернул голову в её сторону. Он жмурился от удовольствия и мурлыкал какую-то песенку под нос.
– Уже муже, не поняте, уже муже, красотын…
Где Артём Павлович услышал эту песню? Придумал ли сам или услышал на радио? Что значили слова в ней, на каком языке они пелись? Жена Оптимистова не понимала. Зато Артём Павлович понимал, что песня о том, как ему хорошо.
Когда за женой закрылась калитка, Артём Павлович, напевая песню и помахивая брюками в воздухе, чтобы лучше сохли, подошёл к колодцу, посмотрел в него, увидел, как Варвара набрала воды в ладонь и попила из неё, потрогал цепь и сказал:
– Варварушка, на дне колодца мне явилось озарение.
– Папа, не надо, – ответила Варвара. – Ты лучше маме помоги за лексусом сходить. Она водить не умеет.
– Маму научат ездить. Закончит курсы, сдаст экзамены.
– Пока научат, я всю воду из колодца выпью.
Артём Павлович услышал слово, за которое мог зацепиться, и начал:
– Вода в колодце – больше, чем вода…
– Папа, не надо. За лексусом сходи.
– А вода утекает между пальцев, как время. А время летит со скоростью локомотива.
– А я вообще лекции не люблю. Зря отказалась, чтобы вы меня второй раз поднимали.
Артём Павлович не слушал дочь, как никогда не слушал своих работников, продавцов магазина, избирателей и водителей такси. Он продолжал рассказывать:
– Локомотивы несут с огромной скоростью людей в яркое, довольное будущее.
– Папа, скинь мне цепь, – попросила Варвара.
Артём Павлович взял цепь и тонкими пальчиками по звену опускал её в колодец, продолжая свой рассказ. Он рассказывал о том, как будущее, поначалу неопределённое и немного, но радостно пугающее, как первый шаг, поездка на велосипеде, первые барахтанья по-собачьи в морской воде, приобретает форму шара, который с каждым днём надувается всё больше и больше надеждами, убеждениями, верой в завтра и сегодня, крепнет на глазах, мужает, твердеет мышцами и одновременно, как воздушный шар, надуваясь и твердея, с каждым днём набирается лёгкости. Той лёгкости, которую даёт созидательный труд.
Пока Артём Павлович рассказывал о лёгкости созидательного труда, цепь опустилась достаточно, чтобы Варвара дотянулась до неё. Рыбка-птичка дёрнула за цепь, Артём Павлович покачнулся, устоял и выпустил металл из руки.
– Потому что созидательный труд создаёт атмосферу в обществе и позволяет добиться больших высот и грамоты получить. Делает людей счастливыми, благожелательными, благонадёжными. Успешными, правильными, доверчивыми…
Артём Павлович задумался, помолчал и сказал:
– Нет, это лишнее.
– Папа, – позвала Варвара отца со дна колодца.
Артём Павлович сделал два шага в сторону, повернулся, сделал два шага в в другую сторону, снова повернулся.
– Не то, не так. Успешными, правильными… Воздушными?
– Папа, – повторила Варвара чуть громче.
– Не то, не то… Красивыми?
– Папа! – крикнула Варвара, и Артём Павлович остановился, оглянулся вокруг, понял, откуда звук и наклонился над колодцем.
Как только голова Оптимистова показалась в далёком высоком кружке над головой, Варвара присела с цепью в руках, погрузив своё большое тело в воду, подпрыгнула и одновременно швырнула цепь вверх.
Цепь полетела, развернулась в полёте, удлинилась и самый кончик её стукнул Артёма Павловича точно в лоб.
Главный редактор хохотнул то ли от боли, то ли от неожиданности, взмахнул руками, будто тоже хочет полететь вслед за цепью и бутербродами с колбасой и сыром, и упал на спину рядом с колодцем.
А цепь, следуя закону земного притяжения, полетела вниз, сложилась, булькнула и погрузилась в воду рядом с Варварой.
Рыбка-птичка вздохнула, присела и стала искать цепь под водой. Она водила по дну колодца руками, пока не наткнулась на что-то, от чего вздрогнула, выдернула руку из воды и посмотрела на палец. Из него текла кровь.
Варвара вытерла кровь о дачное нарядное платье, понимая, что нарядность его осталась в прошлом и запустила руку под воду, в поисках того, что поранило девушку. Лицо Варвары изображало усердие, пока она не наткнулась на что-то, что сменило усердие на радость.
Медленно и аккуратно Варвара подняла руку и достала из воды огромный крюк. Откуда он взялся на дне колодца? Кто и какую рыбу ловил в нём? Неужели на дне колодца Оптимистовых водились киты, корабли отдавали швартовы, бури взбивали океан? Все реки впадают в моря, все моря создают океаны, а все колодцы впадают в них.
И как вода из колодца оказывается в итоге в океане, так вода из крана на кухне оказывается в реке, под водой, а потом и над водой, в небесах, льётся дождями на землю, бурлит под землёй, роет норы, даёт рыбам жизнь и показывает им путь к спасению в колодцах, в которых их ловит Оптимистов, а вернее рабочие, которые строили ему дачу и, похоже, ловили в колодце китов: слишком уж большой крючок нашла Варвара.
Рыбка-птичка была девушка хотя и крупная, сильная, но и умная. Она привязала цепь к крючку на китов, подбросила крюк вверх, он зацепился за край колодца, и Варвара полезла к свету и пожару.
Чем выше рыбка-птичка поднималась, тем пожар становился всё теплее, а металлический узел развязывался всё больше и больше.
Возможно, если бы Варвара меньше весила, узел бы не развязался, но, с другой стороны, если бы рыбка-птичка весила меньше, она бы и не завязала узел спасения. Как бы то ни было, с каждым новым шагом надежда выбраться к свету росла, а реальность говорила обратное. И когда Варвара была готова бросить цепь и вцепиться в край колодца, узел развязался, цепь попрощалась с крючком для китов и надежды полетели стремительно вниз в мировой океан. Варвара успела пальцами одной руки поймать край свободы, которая оказалась мокрой и скользкой. Две секунды свободы и теплоты пожара успели понравиться Варваре настолько, что она поняла, о чём пел папа, и успела пожалеть, что заставила его замолчать, и рыбка-птичка полетела вниз в океан.
Придя в себя, Артём Павлович обнаружил на краю колодца огромный рыболовный крючок. В первую очередь главный редактор подумал об ухе. Вспомнил о шашлыке, поднял голову и увидел, что от шампуров остались одни железные прутики с горелыми кусочками мяса на них.
Артём Павлович закрыл глаза. Перед его взором проплыла щука размером с многоэтажный дом. Щуку обнимали лук, морковка и помидоры. Во рту щука держала жареные молоки, а рядом с ней плыли нож, вилка и бумажные салфетки.
Главный редактор потянулся за салфетками, а они уплывали и уплывали от него, а рука Артёма Павловича тянулась за ними, в облака, далеко, туда, где вили гнёзда бутерброды.
Оптимистов сглотнул слюну и открыл глаза. Поднялся, увидел грязные брюки под ногами, наклонился, поднял
