Антон Толстых - Земляне против политики

— Ваши слова очень точны, ваша светлость, — согласился Гленн.

— Мы должны преподать геянам урок, чтобы даже через сто лет ни один геянин не посмел косо взглянуть на человека. Кстати, слышали ли вы мнение профессора, который осмелился не соглашаться с существованием жизни на Гее?

Взгляд Шепарда был задумчиво направлен в сторону бровей; вскоре вид его вернулся к почтению.

— Да, милорд. Тем не менее, Фламмарион уверен, что плотность атмосферы на Гее больше нашей, а иные астрономы считают, что атмосфера Геи в четыре раза разрежённее.

— Если верно последнее, и количество воздуха у них меньше, тогда у геян объём груди должен быть больше.

— Не сомневайтесь. Вы нашли на их планете фотографии женщин с огромной грудью. Изволите взглянуть?

Состояние Гленна слегка смутилось упоминанием вещей между шеей и щиколотками. Премьер же довольно строго ответил:

— У меня есть много других дел.

— Вы правы, милорд. Есть ли у геян крылья? Найденные фотографии свидетельствуют об обратном.

— Кстати, о ваших находках в геянских поселениях. Я имею в виду другие находки. Признаюсь, они порядком удивили меня.

— Мы именно сейчас расспросим об этом джентльмена, который знает в этой области всё. Лидделл уже готов.

Секретарь молчал, продолжая испытывать невидимое нетерпение. Шепард и Гленн покинули гостиную. Чемберлен и лорд Солсбери последовали их примеру, уступив место гостю.

В Государственную гостиную с колоннами вошёл обладатель высокого роста и геркулесовского телосложения, неизменные кепка и твидовый костюм снова были на своём месте, лицо обращало на себя внимание большими усами. Из такой личности легко вывести любовь к спорту. Без всякого сомнения, этим лицом был Артур Конан Дойл, более всего прославившийся в качестве литературного агента доктора Уотсона.

— Добрый день, мистер Дойл. Как поживает доктор Уотсон? Скучает ли он без мистера Холмса? А то, понимаете, я не пишу писем на Бейкер-стрит…

В глазах Дойла читалось оскорбление таким высказыванием.

— Вы смеётесь надо мной? Вы забыли, что и Холмс, и Уотсон — вымышленные персонажи?

— Простите великодушно. Совсем из головы вылетело. Всё-таки хочется верить в существование знаменитого сыщика. Тогда позвольте мне другой вопрос. Не стыдно ли вам?

— За что?

— За то, что вы убили Шерлока Холмса.

— Нет. Я не испытываю ни стыда, ни жалости. Этот самоуверенный тип отвлекал меня о написания серьёзных вещей. Я ненавижу его. Я так объелся им, что у меня к нему такое же отношение, как к foie gras, которого я однажды съел слишком много и от одного названия которого меня до сих пор мутит. Я считаю себя мастером исторического романа.

— Широкая публика так не считает, мистер Дойл. Хорошо, теперь я должен продемонстрировать вам то, из-за чего вас пригласили сюда. Астромены Александр Шепард и Малькольм Гленн конфисковали у геян, эти странные находки. Одна из них удивительно напоминает балерину Дега.

Ладонь указывала в сторону балерины Дега, словно изваянной из инопланетной бронзы.

— А это — фотография статуи, подозрительно похожей на Мыслителя. Возможно даже, это она и есть. Господа Шепард и Гленн пытались эту статую украсть.

— И что получилось?

— Очень тяжёлая. Им пришлось уронить статую на пол и оставить её там. Вы видите её фотографию. Когда они уронили статую, пришёл человек, похожий на сторожа. Мистер Шепард дал ему взятку. Коньяком.

— Всё это, конечно, очень интересно, но зачем надо было вызывать меня?

Секретарь робко вздохнул.

— Затем, что ещё одна находка выглядит как плагиат.

Лидделл водрузил на стол вывеску. Её дугообразный верхний край занимали слова «ШЕРЛОК ХОЛМС». Ниже располагались сам Холмс, с изогнутой трубкой, одетый в пальто и двухкозырку с ряда иллюстраций Сидни Педжета, справа от него было указано «КОНСУЛЬТИРУЮЩИЙ ДЕТЕКТИВ». Ещё правее были экипаж, мужчина в цилиндре и плаще и уличный фонарь. «221Б Бейкер-стрит» было написано внизу.

— Узнаёте ли вы его? — спросил Лидделл, когда брови Дойла поползли вверх.

— Д-да.

Лидделл водрузил на стол вывеску меньших размеров, зелёную, с надписью «МУЗЕЙ ШЕРЛОКА ХОЛМСА», окружавшей силуэт Холмса в той же охотничьей шляпе и с изогнутой трубкой во рту. Эта вывеска не была последней, ибо Лидделл достал третью, маленький портрет Холмса на которой уже не бросался в глаза, ибо значительную длину занимали слова «МУЗЕЙ ШЕРЛОКА ХОЛМСА. Подарки. Книги. Старинные вещи. Сувениры».

Брови мистера Дойла поднялись ещё выше, пока не встретили лоб.

— Я разделяю ваши эмоции. Вы можете объяснить, откуда геяне знают о Шерлоке Холмсе?

— Не могу.

— Неужели они читают наши книги?

— Вы задаёте мне вопросы, ответы на которые я и сам не знаю.

— Я сам нахожусь в состоянии недоумения. И откуда они знают о существовании Дега и Мыслителя?

— Я знаю лишь одно. Шерлок Холмс, этот заносчивый умник и проныра, известен даже геянам. Этого я вынести не могу. Выход из ситуации лишь один.

Писатель нервно заозирался по сторонам, пока его взгляд не встретил револьверы-шестистрелы, принадлежащие Шепарду и Гленну. К крайнему изумлению Лидделла, Дойл, сделав несколько шагов к дивану, взял один из пистолетов. Второй мог остаться без дела, но Дойл взял и его, теперь держа в руках два совершенно одинаковых «уэбли». Переводя взгляд с одного на другой, он не соображал, какой экземпляр предпочесть. Когда взгляд достаточно и в одинаковой мере исследовал оба объекта выбора, Дойл не смог предпочесть один из них и приставил к вискам оба револьвера.

— Побойтесь Бога! — воскликнул Лидделл.

— Бог есть, но я в него не верю.

— Вы говорите, Бог есть, но вы в Него не верите? Ваши слова отдают парадоксом.

— Ничего странного. Я агностик. И даже если я найду в себе мужество покончить с жизнью, вы можете надеяться на спиритизм и можете попытаться связаться со мной через медиума. Но возможность этого мною еще не доказана.

— Прошу прощения, сударь, не говорите нонсенса. Я готов привести вам два аргумента. Первый. Если показать Родену фотографию Мыслителя с Геи, он не станет стрелять в висок. Если показать Дега балерину из того же источника...

В ответ Конан Дойл прикрыл глаза, словно думая об искусстве.

— А второй аргумент?

— Вы не сможете наложить на себя руки.

— Почему, мистер Лидделл?

— Неужели вы думаете, что в этом доме присутствуют заряженные револьверы?

Дойл в нерешительности подержал револьверы у висков, пока на его лице не проявилось сожаление по поводу его сообразительности доктора Уотсона.

— Эти чудаки, помешавшиеся на моём самом неудачном творении, после финального эпизода о гибели Холмса назвали меня убийцей. Должно быть, стать самоубийцей мне уже не суждено.

— Хвала Небесам! Теперь, когда вы собственными глазами убедились, что о Холмсе, балерине Дега, статуе Мыслителя и, возможно, других наших достижениях, знают даже на соседней планете, вы можете вернуться домой и приняться за написание других книг.

— Я так и сделаю. Нынче я начал эпопею о бригадире Жераре. Помимо того, я хочу дать премьер-министру добрый совет. Известно ли ему, что Соединённые Штаты — мой лучший друг? Пусть ради завоевания соседней планеты Британская империя забудет старую распрю и воспользуется американской помощью.

— Американского орла?

— Да. За неделю он доберётся до нас.

— В таком случае я предложу его светлости послать телеграмму.

Дойл, вдохновлённый упоминанием не только бригадира Жерара, но и американского орла, покинул Даунинг-стрит и вскоре вернулся в Южный Норвуд. Пройдёт ещё некоторое количество времени, и самому лорду Солсбери настанет время собираться домой. Лидделл протёр очки, и, положив платок в карман, окинул взглядом трофеи покорителей космоса.

Лидделл ещё не знал, что судьба предоставила возможность Гленну и Шепарду побывать в стане соседских аборигенов во второй раз и забрать с собой ещё один сюрприз для лучших умов. Пока Лидделл не знает о грядущем, мы можем отойти в объятия Морфея, надеясь на ясное объяснение тех находок, которые астроменам довелось найти в будущей жемчужине британской короны.

Глава 3

Надо помочь в демократизации Афганистана, Ирака и других африканских стран.

Особо рьяные и непримиримые националисты (если такие есть в Российской Федерации) могут спросить: а когда, блин, будет Нерезиновая?! Погодите, Москва ещё будет. Для начала дождитесь конца лондонских событий. Не Гарлем же это, в конце концов. Хотя, если подумать... А пока примите успокоительное и послушайте.

Следующий день был посвящён саммиту Группы Восьми, которую русские по советской привычке неправильно переводить с других языков называют Большой Восьмёркой (Хотя не такая уж и советская и не такая уж и российская, если такие штуки бывают у переводчиков разных стран).