Андрей Юревич - Психологи тоже шутят

Рассмотрим поучительный пример. Один из преподавателей одного из наших самых престижных вузов начинает свои семинары такой задачкой.

Дано:

1. В нашем вузе обучается 1000 платных студентов.

2. Стоимость обучения — 7000 долларов в год.

3. 2000000 долларов ежегодно уходят на оплату аренды, коммунальные платежи и т. п.

Вопрос:

Куда деваются остальные 5000000 долларов?

Сообразительные читатели, наверное, уже нашли ответ, а наиболее толковые из них уловили и его связь с законом Паркинсона. Правильно, в наших российских условиях учеба не приносит пользы ни тем, кто учится, ни тем, кто учит. Но зато приносит пользу, и немалую, руководителям тех, кто учит. Эмпирически доказано, что эта польза прямо пропорциональна начальственному уровню руководителей. Ходят слухи, что через нашу образовательную систему сейчас ежегодно проходит около двух миллиардов долларов, и нетрудно сообразить, кому именно они достаются.

Отсюда легко понять и то, для чего нужны студенты: для того, чтобы начальники их преподавателей могли прилично жить — так, чтобы им не было стыдно ни перед руководителями других ведомств, с которыми они часто общаются, ни перед представителями престижных международных органов, членами которых они являются. Стыдно не за себя, конечно, а, как говорил герой известного кинофильма, за державу. И поэтому каждый студент с самого первого приземления на студенческую скамью должен осознавать, какую важную государственную роль он играет.

Не все вузы, впрочем, могут позволить себе драть со студентов семь тысяч «зеленых» в год и не все способны найти тысячу желающих отдать эти деньги. И в этом состоит главное несовершенство нашей образовательной системы, иногда вынуждающей даже начальников, а не только рядовых преподавателей, искать заработки на стороне. К примеру, ректор одного из наших региональных университетов по совместительству является владельцем оптового рынка.

Хорошо известно, что, если театр начинается с вешалки, то вуз и научно-исследовательский институт — с туалета. Прекрасно понимая это, директора наших НИИ, как только у них появились какие-то деньги, начали возрождение отечественной науки именно с ремонта туалетов, стараясь придать им евростандартный вид. По этому же пути чуть позднее пошли и ректора наших вузов. И он себя, безусловно, оправдал. А одного известного среди наших психологов поэта, скрывающегося под псевдонимом Г. М, первостепенная роль туалетов в жизни отечественных вузов вдохновила на такие стихи:

Чудес немало в этом мире …,Но если б кто предполагал,Что презентацию в сортиреФуршетом ректор открывал?!Но, впрочем, в чем же здесь докука,И что нас может огорчить?Фуршет в сортире есть порука,Что нас не станут в нем мочить … (Г. М.)

Туалет в вузе — это больше, чем туалет, и даже больше, чем сортир. Он являет собой совершенно не то, что его собрат в ресторане или на улице. Здесь, в основном, справляют не естественные, а интеллектуальные потребности, т. е. пишут на стенах, и не «здесь был Вася», а более умные вещи. Каждый начинающий студент непременно должен написать что-либо мудрое на стенках туалета, иначе он — вообще не студент. Подобная процедура — наш отечественный аналог обряда инициации получением шрамов, еще совсем недавно существовавшего во многих вузах Германии. И дело, конечно же, не в самих туалетах, их специфическом состоянии и отношении к ним в нашей стране. Точнее, ко всему остальному, в результате которого туалеты у нас, как правило, сливаются с окружающей их средой. Дело в совершенно различном отношении к обучению у нас и на Западе.

Там первый принцип учености, предложенный еще Сократом и развитый Аристотелем, состоит в признании студентом недостаточности своих знаний. Соответственно, в университет поступают для того, чтобы что-то узнать. У нас место этого принципа занимает презумпция, разделяемая почти всем нашим студенчеством, о недостаточности знаний преподавателей и, соответственно, об избыточности своих знаний по сравнению с их знаниями. Наш студент считает, что знает намного больше других. И поэтому пребывает в вузе не для того, что набираться знаний, а для того, чтобы демонстрировать свою незаурядность, т. е. самовыражаться. А самовыражаться, да и вообще выражаться, лучше всего наиболее заметным образом, делая это в тех местах, которые посещают все — в таулетах.

Да и вообще общественные туалеты играют огромную и ничем не заменимую роль в нашей социальной жизни. Они служат одним из главных выражений нашей самобытности. А в тот самый момент, когда наш типовой общественный туалет ничем не будем отличаться от типового германского, Россия окончательно вольется в Европу, и загадочной русской душе придет конец. Но этого, к счастью, никогда не произойдет.

Общественные туалеты заняли достойное место и в нашей рыночной экономике. И дело не только в том, что в этом месте Вы платите не за то, что для Вас делают другие, а за то, что делаете сами, и это, безусловно, представляет собой очень перспективную модель рыночных отношений. Важнее другое: наблюдательные и регулярно посещающие общественные туалеты давно заметили, что именно с них-то и начинается каждый наш очередной виток повышения цен. А все остальное — повышение цен на энергоносители, транспортные услуги и т. п. — служит лишь следствием. Здесь повышение цен нельзя оправдать ничем кроме славной традиции их регулярного повышения. Это — чистое, первичное повышение цен, а не повышение вторичное, обусловленное рассуждением «другие уже повысили, а чем я хуже?» То есть повышение цен из принципа, повышение ради повышения, что выражает самую суть наших рыночных реформ и задает их главный ориентир.

И все же, несмотря на огромную, если не первостепенную роль общественных туалетов в нашей жизни, оставить надпись в туалете, приобщившись таким образом к нашей высокой туалетной культуре, недостаточно для студента. Надо еще и развить свою мысль на столе какой-либо из аудиторий, а если мысль не одна, то лучше в разных. Такие надписи — не только способ самовыражения и общения студентов, но и пища для науки. На этом бесценном материале уже выполнен ряд научных работ, авторы которых таким образом составляли портреты нашего студенчества, справедливо полагая, что подобным образом оно выражает себя более искренне и непосредственно, чем своими курсовыми и дипломными работами.

И все же если за пять лет обучения Вы отметитесь только надписями в туалете и на столах, этого явно недостаточно для получения заветного куска картона. Надо сделать и кое-что еще. Существуют разные виды психологического образования, которых по мере высвобождения нашего общества из под гнета каких-либо правил и запретов становится все больше. Эти виды психологического образования (ПО) можно систематизировать, выстроив их вдоль континуума, одним полюсом которого будет настоящее психологическое образование, другим — ненастоящее (самообразование мы в данном контексте рассматривать не будем).

Настоящее ПО получают в каком-либо психологическом вузе, скажем, на факультете психологии какого-либо университета, ненастоящее — путем окончания сокращенных психологических курсов. В последние годы доля получающих ненастоящее ПО быстро возрастает, что вполне понятно: кому охота терять пять лет? Все прочие виды ПО находятся где-то посередине между двумя базовыми и могут быть названы полунастоящими. Удельный вес получивших его тоже нарастает, хотя и не такими быстрыми темпами, как доля получивших образование ненастоящее. Поскольку многие второй и третий типы ПО не считают образованием вообще, на что имеют веские основания, мы рассмотрим лишь первый — классический — тип психологического образования.

Его основной принцип проистекает из уже отмечавшегося выше обстоятельства — из того, что до сих пор никто толком не знает, чему и как следует учить психологов, и вообще что может пригодиться в их профессии. Поэтому будущих психологов на всякий случай учат всему понемногу. Так, скажем, на первом курсе их заставляют резать лягушек, а в перерывах между различными этапами этого живодерского занятия нашпиговывают азами высшей математики, формальной логики и философии. Подобная адская смесь довольно взрывоопасна, особенно при сочетании истязания лягушек, например, с марксистко-ленинской философией. Но психологическое образование — это мина замедленного действия, которая обычно взрывается не сразу — не в начинающих, а лишь в матерых психологах, что приводит к раздвоению, а то и к растроению, расчетверению и т. п. их личности и прочим неприятным последствиям.

Зачем будущим психологам нужно резать лягушек, никто не знает, а если знает, то не говорит. Возможно, смысл такой варварской процедуры состоит в том, чтобы приучить их быть безжалостными к объектам своей будущей профессиональной деятельности, но это только гипотеза. Так или иначе, это единственный навык, которым все без исключения психологи владеют в совершенстве.