Андрей Юревич - Психологи тоже шутят
«Перелетные птицы» напоминают небезызвестных «челноков» (второе название этой группы) и тоже не даром едят свой хлеб. Их жизнь не так легка и безоблачна, как может показаться со стороны. Им приходится преодолевать не меньшие препятствия, чем те, которые преодолевают их собратья по образу жизни, перевозящие через границу не научные идеи, а мешки с товарами.
Главная и очень непростая задача ученого-челнока (УЧ), которую непременно надо решить, чтобы успешно челночить между российской и зарубежной наукой занятие наиболее выгодной экологической ниши. Это предполагает внушение зарубежным коллегам, что ты один из ярчайших представителей российской науки, а российским что ты друг одновременно и Эйнштейна, и Рокфеллера. И то, и другое невозможно без овладения искусством имиджмейкерства, не обучившись которому на роль челнока лучше не посягать. Задачу, правда, облегчает то, что, с одной стороны, мы вообще очень доверчивы, с другой, за рубежом очень плохо представляют себе, кто есть кто (кто есть ху) у нас, и теоретически там можно внушить и о нашей науке, и о себе самом все, что угодно. Именно на этом пытается сыграть наш типовой эмигрант, с легкой застенчивостью рассказывающий зарубежным коллегам, что российская наука это он, и больше ничего стоящего в ней сейчас нет, а Выготский, Рубинштейн и Лурия его учителя, все свои надежды возлагавшие только на него.
Подобная, творчески нарисованная, картина российской науки и своего места в ней, как правило, непроверяемая, по крайней мере, из-за рубежа. И в ее вычерчивании УЧ не скован ни чем, кроме своего собственного воображения, а оно у него всегда очень богатое. Конечно, у зарубежных коллег могут зародиться сомнения в ее достоверности, и, скорее всего, зародятся. Но подсчитывать цитатиндекс УЧ они не будут, в Россию ради того, чтобы узнать, кто он на самом деле, не приедут, и русский язык специально для того, чтобы прочитать его работы, не выучат. Так что создаваемый им за рубежом Я образ для других (ЯОД) практически неопровержим, а сомнения окружающих будут постепенно улетучиваться пропорционально настойчивости УЧ в его укреплении. Основа же создания благоприятного ЯОД CV, или, говоря старорусским языком, автобиография, которая пишется в свободной форме: в том смысле, что каждый волен приписать себе любые научные заслуги и в этом деле может проявить незаурядные творческие способности. Собственно, CV и выполняет функции теста на творческие способности, куда более важные для ученого, чем общий уровень его интеллекта или что-либо еще. И логика здесь очевидна: если у ученого не хватает фантазии для яркого живописания своей собственной научной карьеры, то он, скорее всего, лишен творческого потенциала, а, значит, как ученый бесперспективен.
Естественно, свой ЯОД лучше подкрепить дипломами об окончании какого-нибудь нашего престижного вуза, дипломами о присуждения пары ученых степеней, сертификатами, демонстрирующими, что у Вас около ста открытий и изобретений, дипломами победителя различных научных конкурсов, как проводившихся, так и не проводившихся, документами, подтверждающими членство в различных академиях и т. п. Если всего этого у Вас нет, не беда: дипломы можно купить в метро, а сертификаты изготовить самому. Важно лишь помнить, что за рубежом, в силу отсталости живущих там и их неспособности угнаться, да и просто уследить за нашим прогрессом, все наши университеты и академии делят на «настоящие» и «не настоящие». Так что если Вы будете щеголять дипломом об окончании Пищевого университета и членством в Академии информатизации, или, что еще хуже, припишете себя к Академии оккультных наук, то Вы рискуете подпортить свою репутацию.
При создании за рубежом наиболее выгодного ЯОД эмигранта подстерегает и еще одна опасность: его российские коллеги, случайно оказавшись в том месте, где он занимается само имиджмейкерством, могут рассказать правду. То есть то, что на самом деле он не гордость российской науки, а мэнээс, отметившийся в ней лишь парой тезисов, так и не сподобившийся защитить диссертацию, известный разве что своей супруге, да и то не с самой лучшей стороны, и таким образом пустить под откос поезд его саморекламы.
Грамотная стратегия поведения, способная свести к минимуму эту серьезнейшую опасность, строится на двух краеугольных камнях. Первый камень это недопускание прямых контактов между зарубежной наукой (или зарубежными спонсорами) и той частью российской науки, от имени которой эмигрант строит свой имидж. Лучше всего вообще не допускать российских ученых до подобных контактов, но это сейчас практически невозможно. Хороший ученый-челнок это пробка у бутылке, из которой ничто не должно вытекать помимо его воли. Главная опасность для него если кто-нибудь перехватит его товар или если производитель и потребитель сойдутся напрямую. Поэтому наиболее правильная для него линия поведения это, с одной стороны, всемерное оттеснение ученых, живущих в России, от зарубежных контактов, с другой, такое запутывание их потенциальных зарубежных партнеров, чтобы те самостоятельно, т. е. без его помощи, никого не могли у нас найти[4]. Второй краеугольный камень априорная компрометация российских коллег как бездарных, некомпетентных, идеологизированных, отставших от времени, да и вообще несерьезных ученых. Она необходима не только для того, чтобы на фоне ореола общей безнадежности российской науки засиял твой собственный образ, но и имеет важную профилактическую цель: если кто-то из бывших соотечественников все же просочится на твою территорию, то в невыгодной роли неудачника, и его словам о тебе не поверят, сочтя их словами завистника.
Оказавшись на другом полюсе на полюсе российской науки ученый-челнок тоже не должен расслабляться. Здесь его главная задача живя, в основном, за рубежом, оставаться сотрудником какого-нибудь отечественного НИИ. Это необходимо потому, что, как уже говорилось, сам по себе он там не нужен, а представляет интерес лишь как некий экзотический феномен как представитель российской науки, а, стало быть, он должен числиться в каком-либо нашем научном учреждении. Да и вообще для того, чтобы претендовать на гранты зарубежных научных фондов, надо считаться ученым, т. е. теоретически и этот домик можно потерять. Директорам наши институтов время от времени приходится кого-то сокращать, и, в принципе, эмигранты и полу-эмигранты хорошо подходят для этой роли, поскольку, отсутствуя физически, постоять за себя не могут. А противодействующие сокращениям резолюции профсоюзных комитетов обычно завершаются примерно так: «не дадим никого сократить кроме лиц, находящихся в длительных загранкомандировках». В этой ситуации у эмигрантов и полу-эмигрантов есть два выхода. Первый сделать так, чтоб о них вообще забыли, т. е. превратиться в описанных выше «штирлицев». Эта стратегия успешно применяется полными эмигрантами (ПЭ), т. е. учеными, которые годами не появляются в родных НИИ, числясь их сотрудниками. А практика показывает, что для того, чтобы в родном НИИ ученого забыли совсем, он должен не появляться там не менее пяти лет. В этом случае риск быть заочно уволенным практически сводится к нулю.
Недостаток данной стратегии состоит в том, что, подходя для полных эмигрантов, она не годится для полу-эмигрантов и, соответственно, для ученых-челноков, которые для того, чтобы успешно челночить, должны время от времени появляться в родных пенатах. Но у них есть другой путь создание иллюзии своего постоянного присутствия. Это нетрудно, поскольку сейчас отечественные ученые появляются в своих НИИ лишь в дни зарплаты (исключением служат те, кто живет в коммунальных квартирах или с тещами и поэтому использует любой повод удрать из дома), да и то не все. А вопрос «где же этот Непоявленцев? Не умер ли он?» начинают задавать не раньше, чем через год после того, как его увидят в последний раз. Так что теоретически не составляет труда, прожив, скажем, год на Гадских Островах, поддерживать впечатление, что живешь на своей даче в Подмосковье. И полу-эмигрант мало рискует быть причисленным к балансирующим на грани сокращения ПЭ.
Подвести его может только собственное честолюбие. Дело в том, что и полу-эмигранты и особенно полные эмигранты подверженыизвестной болезни, которую психиатры называют «синдром Александра Первого». Они любят въезжать в родные НИИ на белом коне, с видом победителей, которые одержали историческую победу, урвав что-либо «за бугром». Их легко понять: они столько сил и времени тратят на то, чтобы там закрепиться, что, закрепившись, в праве рассчитывать на восхищение бывших соотечественников. И при этом совершают большую политическую и психологическую ошибку. Все ученые, как уже неодконократно отмечалось, делятся на «местников» и «космополитов». «Космополиты» сами мечтают оказаться за рубежом, но испытывают к своим более удачливым коллегам не восхищение, а совсем иные чувства, обычно думая: «гений-то я, а повезло этому Пройдохину». «Местники» же либо вообще не понимают, чем именно гордится уехавший, либо относятся к нему с патриотическим презрением. К тому же оба типа ученых склонны рассматривать постоянную работу за рубежом как привилегию, которую надо заслужить. И если Пройдохин не снискал лавров здесь, то его успех там, к тому же сильно им приукрашенный, воспринимается как незаслуженный выигрыш в лотерею.
