Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Малый в картузе стоял посредине крыши и кричал на поезд:
— Пошел, пошел, разгоняй, разорви его утробу!
— А ездить как будто похуже стало, — сказал лохматый мужичок, — взбираться дюже трудно.
— Зато спокоен…
— Про это никто не говорит.
Висевший внизу на площадках народ недоброжелательно поглядывал на крыши.
— И прежде были господа, и теперь господа, — сказал какой-то мужичок, посмотрев снизу на сидевшего на крыше солдата с револьвером.
— Расселись там на хороших местах-то, — сказала злобно какая-то баба с молочным жбаном, прилипшая внизу к дверной скобке.
Вдруг поезд, тяжело поднимавшийся на подъем, неожиданно рванул вперед и остановился.
— Ой, мать честная, — раздалось с крыши, — вот было чебурахнул-то!
— Держись, время такое…
— Что стал? Ай потеряли что?
— Должно, силы нету.
— Вот и опять станция, — сказал веселый мужичок. — Тут бы по всей линии трактиров настроить, в самый раз было бы.
— Что же вы, дьяволы, сидите! — закричал шедший от паровоза кондуктор, видите, машина не берет, не можете слезть?..
— И так вывезет!.. — крикнул, стоя на крыше, малый в картузе.
— «И так вывезет»… что ты на лошадь, что ли, засел, болван не понимающий. Слезай к чертовой матери!
— Под горку идет хорошо, а вот как навзволок, так мука с ним одна.
Все сошли на насыпь. Поезд постоял с минуту на месте, подергался судорожно и пошел назад…
— Матушки! Куда ж это он?
— За картошкой поехал… гайку не потеряй!.. — крикнул вслед машинисту веселый мужичок.
— Ежели спешить некуда, еще ничего, — можно и подождать.
— Да, подождать. Хорошо вам на крыше-то, — злобно сказала баба с жбаном, — а тут все молоко розлили, да еще проквасишь его, покуда довезешь.
— А ты пешком иди, баба молодая, чего машину зря мучаешь, — сказал веселый мужичок.
— Только вот оскаляться и умеете…
— Пошел!.. — крикнул кто-то.
Несколько человек бросились наперерез к поезду и с озверелым видом, работая локтями, стали пробиваться на крышу.
— Ах, дьяволы, опять самые хорошие места займут.
— Садись, не зевай! Черт вас побери, окаянные. Разинули рты! — крикнул кондуктор.
— А мы думали — остановится.
— Останавливайся для вас, а потом опять сначала разгоняй. Вот бестолочь-то окаянная, ну, никак к порядку не приучишь. Весь свет обойди, другого такого народу не найдешь.
Старушку затерли, и она, потеряв туфлю, успела только повиснуть на подножке. Лохматый мужичок, опять раньше других вскарабкавшийся на крышу, увидев старушку внизу, крикнул ей:
— Висишь, тетка?
— Вишу, батюшка, слава богу.
И она о плечо поправила съехавший на глаза платок, так как обе руки ее были заняты держанием за скобку…
Поезд пошел, прибавляя ходу. А сзади бежали, спотыкаясь, с мешками, и испуганно махали руками те, кто не успел на ходу прицепиться.
— Догоняй, догоняй, тетка! — кричал малый в картузе, держась за трубу, как за мачту. — Ах ты, мать честная, вот так подвезли тетеньку!
Какой-то человек в бабьей кофте посмотрел на оставшихся и сказал:
— Ну, беда теперь с плохими ногами.
— Тут и с хорошими голову потеряешь.
— Вот как народу поскидает побольше, все, может, лучше пойдет.
— И то как будто расходиться стал.
— Разойдется… Тут под горку.
Все замолчали и, оглядывая свои мешки, стали прочнее усаживаться.
— …Не тяни за плечо… — раздался голос снизу, где висели, как виноград, люди на подножках.
— Потерпишь, что же мне, оторваться, что ли… — сказал другой голос.
— О, господи батюшка, того и гляди, руки оборвутся. А тут этот домовой разогнался… Куда его леший так понес? Холера проклятая!
— На кульерском едем!
Поезд, шедший под уклон, все прибавлял ходу и наконец так разошелся, что поднял за собой целый ураган крутившихся в воздухе бумажек и пыли.
Вагоны дребезжали и ныряли из стороны в сторону.
Разговоры на крышах прекратились. Пассажиры притихли и, как гонщики, плотнее надвинув шапки и сощурив глаза, смотрели вперед.
— Куда его нечистые разнесли!
— Эй, куда ты так расскакался! Головы, что ли, сломить всем хочешь! кричали с крыш машинисту.
— «Расскакался», — передразнил с тормоза угрюмо кондуктор, стоявший, как в метель, с поднятым от пыли воротником шинели. — Что ж он изделает, когда тормоза не действуют? Не понимает ни черта, а тоже глотку дерет.
— А тут какого-то черта догадало еще крышу полукруглую сделать. Ухватиться не за что.
— Что ж они не могли хоть какие-нибудь держалочки устроить?
— Нешто они об публике думают!..
Впереди показался полустанок. Кондуктор схватился было за тормоз, покрутил несколько времени, потом плюнул и махнул рукой. Поезд пролетел мимо платформы. Стоявшие плотной стеной на платформе люди сначала удивленно смотрели, потом стали испуганно махать руками и кричать:
— Стойте, стой! Куда же вы? Нас-то захватите!
— Никак не могим, гайка на отделку развинтилась! — крикнул веселый мужичок. А малый в картузе, подняв вверх руку, точно у него был кнут и он скакал на лошади, кричал во все горло:
— Шпарь, шпарь его! Вот как распатронили!
Поезд, далеко прокативший за полустанок, наконец остановился.
— Ну, нет, это уж бог с ним, с этим удобством, — сказал человек в бабьей кофте, лежавший на животе около трубы, обхватив ее обеими руками: — лучше уж внизу тесноту потерпеть да живым остаться. А то сейчас чуть-чуть не стряхнуло.
— Да, на крыше хуже, — сказал лохматый мужичок, протирая обеими руками глаза и сплевывая. — Пыль очень, и сердце с непривычки заходится.
— У вас там, у чертей, наверху заходится, а вы попробовали бы тут пошли, повисели, — раздался снизу озлобленный голос бабы с молочным жбаном. — А то расселись там, как господа.
— Ну, вы, что же там ждете? — К подъезду, что ли, прикажете подавать! крикнул кондуктор на пассажиров, озадаченно стоявших на платформе полустанка. Те, схватив свои мешки, испуганно бросились к поезду.
— Вот окаянный народ-то, каждому объясняй да еще по шее толкай, а чтоб самим к порядку привыкать, этого — умрешь, не добьешься.
1919
Опись
После описи скота, часть которого потом отобрали на мясо по разверстке, из города опять приехали какие-то люди и, созвав собрание, объявили, что требуется составить списки на детей дошкольного возраста. Мужики переглянулись, стоя в темной, закопченной, как баня, школе.
— Это как же?.. Ребят описывать?
— Не описывать, а составить списки, — ответили приезжие.
— Один черт.
— Заезжают… — сказал кто-то сзади.
Все беспокойно оглянулись назад.
