Юмор в науке, в истории и в жизни - Александр Иванович Журавлев
Среди своей русской речи я медленно, с расстановкой и достаточно громко произнес: «Мистер Френч» – и далее продолжал как ни в чем не бывало излагать доклад.
Этот Френч повернулся, поглядел на меня и снова стал разговаривать. Тогда я снова медленно и громко сказал: «Мистер Френч» – и снова продолжил доклад. Этот мистер совершенно перестал разговаривать, но, оказывается, еще не был добит.
Русского-то он не знал. И когда он просто попытался повернуться, я третий раз громко сказал: «Мистер Френч» – и указкой показал на то место английского текста на стенке, где была на него ссылка. Трех раз оказалось достаточно.
После этого он уже сидел и глядел либо на меня, либо на текст, как подобает председателю.
Встретил я его с Б. Н. Тарусовым в Москве на кафедре на Биофаке МГУ. Увидев меня, он оживился и стал что-то говорить по-английски. Б. Н. перевел: «Профессор Френч говорит, что он впервые в жизни узнал, что такое террор, от вас на Конгрессе».
Да. Теперь другое дело. Теперь у нас такое правительство, что русский язык на конгрессах исчез.
Вот в 1989 году была собрана международная школа по «Биолюминесценцию» во Вроцлаве. Все вроде честь по чести: труды на английском языке солидные напечатали, приглашение на английском, в котором так и написано, что рабочий язык – только английский.
Все бы хорошо, но вот организаторы решили, что ведущий в мире ученый в этом направлении – это Журавлев А. И., т. е. я. В программе так и написали: всем доклады по 10–20 минут, а мне первую пленарную лекцию – 45 минут на тему: «Спонтанная биохемилюминесценция – основа квантовой биологии».
И на банкете – банкет открываю я торжественным словом, как старейшина. Приехал я во Вроцлав: там в горах Силезии отвели нам огромный шикарный рыцарский или даже королевский замок – виды чудесные.
А председатель оргкомитета – заместитель президента Польской академии наук – профессор пани В. Иезовска-Щебетовска, она из тех поляков старой закалки, которая русских ну ни на дух не переваривает: пани и есть пани.
Все члены оргкомитета – Януш Славинский, В. Кохель – поляки, они молодые, они хорошие парни; все у нас учились, меня все просили: главное – уважение к пани. Ну а почему же не уважать: женщина-профессор и санкционировала расходы на нашу конференцию. А вот во втором мы не сошлись. «Александр Иванович, официальный язык – английский, пани настаивает, чтобы все доклады и ваша лекция были на английском». – «Конечно, только на английском», – успокоил я их.
Так они пани и передали.
Ха! Это почему же я, русский, и к тому же они сами меня объявили ведущим ученым за работы, которые у меня напечатаны на русском, и должен говорить по-английски? Шиш видели!!!
Прием тот же. Открывается конференция. На стенку текст на английском… И я открываю рот на русском.
Пани В. Иезовска-Щебетовска в президиуме слегка пошатнулась, а в зале началось движение. Я вначале не понял, в чем дело. Оказалось, все очень просто.
На этой международной конференции к тому времени (1989 год) оказалась одна треть делегатов, знающих русский язык: это богары и учившиеся у нас арабы, поляки, чехи, немцы, и многочисленная, до 30 человек, русская делегация. И при таком-то превалировании русского языка нам велят говорить по-английски?
И что же: американцы, немцы, итальянцы, шведы, японцы… очень быстро пересели и подсели к делегатам, знающим русский язык. Быстро адаптировались.
С пани мы нашли общий язык – русский; она, оказывается, в совершенстве, чисто, без акцента, говорит по-русски. Если моя русская лекция ее покоробила, то она, как женщина, не могла устоять от моих похвал и комплементов в ее адрес при открытии банкета, хотя и на русском языке.
Вот тут-то она соизволила со мной побеседовать. Сухие официальные фразы сразу кончились, как только она обнаружила, что историю Польши я знаю лучше ее и одинаково не одобряю как польского князя Болеслава Храброго, разграбившего Киев в XI веке, так и Суворова, повесившего Костюшко. А мое сообщение, что цивилизация польского народа в двуречье Одры и Вислы началась с 5-го тысячелетия до н. э. с приходом с Дуная праславян-земледельцев было для нее открытием.
Стройнеть полезно в турпоходе
Пригласил как-то Борис Николаевич меня и Фрадкина Герц Ефимовича в турпоход вокруг главной горы Южного Урала, Яман-Тау.
Показал нам огромный мешок, килограмм на 40–50, из которого торчали пачки сахара, пачки сухарей. «Провизии хватит на все 14 дней похода», – объявил он. – «Пошли сразу, нечего вам деньги и время тратить на магазины». Пошли сразу. Из Белореченска вышли рано утром, перпендикулярно Уральскому хребту. За целый день углубились в лес к горе на 20–25 км.
На следующий день рано утром Борис Николаевич уже разжег костер, вскипятил чай и… Выдал нам по 2 сухарика и по 2 кусочка сахара. «Бросьте жмотничать, Борис Николаевич, давайте есть!» – «А зачем нам с вами есть? Худеть надо! И продуктов у нас больше нет!». Мы бросились к мешку и извлекли из него болотные сапоги, надувную лодку, 3 ружья, мешочек с порохом, мешочек с дробью, 2 пачки сухарей, 1 пачку сахара, 3 пачки чая и мешок с солью.
– А зачем в горах резиновая лодка и сапоги?
– Переплавляться будем через горные реки.
– Через горные реки на резиновой?
– А зачем нам мешок с солью?
– Как зачем? Видите 3 ружья? Дичь солить будем!
Шли ускоренно 10 дней вдоль реки Инзер. С голоду, в общем, не померли. Питались грибами, ягодами, подстреленными глухарем и четырьмя рябчиками. Рыбы в Инзере не оказалось, ее всю лесодобытчики динамитом проглушили.
Хороший был поход. Есть что вспомнить. Природа Южного Урала вдоль Инзера очаровательна. Придя домой и слегка отъевшись за 3 дня, я отправился на кафедру. Сотрудники и аспиранты при встрече горячо приветствовали меня с окончанием похода, но каждый добавлял: «Ну и обжора же вы Александр Иванович!».
В конце концов я вскипел и попросил объяснить: «Это почему же я обжора?» – «А как же, Борис Николаевич нам рассказал, что вы весь поход только и делали, что есть просили».
Охота медведя
Пригласил как-то нас Борис Николаевич на охоту на медведей, где их много, на Южный Урал.
