Кошачье счастье - Светлана Алексеевна Кузнецова
Обидно-то как! Только начал жить самостоятельно и вот… приехали. Неожиданно подкравшаяся шизофрения или как там оно называется? Вроде, в семье никто в психушках не лежал, хотя от него могли скрывать — с родителей сталось бы.
«Впрочем, шизофрения — это же, когда с голосами в собственной голове говоришь, ну, еще когда одну личность вытесняет другая, третья, четвертая и так далее, разве нет? А у меня кот говорящий, еще и ученый… ну или просто мудрый: философ же, — подумал Максим. — Знать бы точно, что со мной. И лечится ли? Шизофрения точно лечится, когда только началась, а вот это?»
Надо быть совсем на голову ударенным, чтобы ставить диагнозы по интернету: и себе, и окружающим. Однако, если он уже сходит с ума, то почему бы и нет? Хуже вряд ли будет. Потому, выйдя из ванной, Максим первым делом привел себя в порядок, а затем сел за ноутбук.
— Ты с кукухой совсем не дружишь, да? — кот появился через четверть часа. — У меня там завтрак стынет.
— Вот именно, — огрызнулся Максим. — Не дружу.
Однако все-таки поднялся. В сети его ожидал бред почище говорящего кота, изрядно разбавленный рекламой грудастых с накаченными губами психологинь и лощеных рафинированных тренеров всяческого роста. И те, и другие доверия не вызывали от слов «совсем» и «абсолютно». Под конец таргет подсунул прекрасное в виде экстрасенса-таролога.
«Бред! — если бы ему же не пришлось убирать, Максим сплюнул бы на пол. — Еще и таргет теперь засрется всяким дерьмом».
Не то, что он обращал внимание на всю ту галиматью, которую пыталась впихнуть ему всемирная паутина, но обида на подлое мироздание, ни с того ни с сего решившее изменить его такую уютную, удачливую и ненапряженную жизнь, не спешила ослабевать. Плакать было впору!
— Э-эй… — позвал кот.
Максим всхлипнул.
Ну как так-то?!
— Пойдем, человечек, докажу, что и от нашего брата бывает польза. Читал про кота в сапогах?
— И мультфильм смотрел, — опуская крышку ноутбука, буркнул Максим и поднялся. — Слабо жалостливые глаза сделать?
Кот встал в стойку: выгнул спину и хвост колесом, опустил уши и оскалился.
— Не впечатлил, — мстительно заявил Максим.
И потащился на кухню.
— Разносолов не завезли, — прокомментировал он, обозревая взглядом не особенно и заляпанный стол, пару бутербродов и кофе с пучком шерсти на блюдце (хорошо не в самой чашке!).
— Да и откуда бы им взяться? — произнес кот. — Если ты в магазине неделю не был, подъедая то, что осталось от родителей.
— Ха-ха! Смешно, живот надорвать можно.
Фраза действительно звучала двояко и, вероятно, неуместно, но улыбнуться заставила. Он сел, сдул шерсть и позавтракал. Потому что правильные российские студенты не привередничают никогда и едят все, чего только можно идентифицировать в качестве еды. Если они не маменькины сынки и не мажористые хипстеры, конечно, но Максиму причислять себя к подобному отребью претило.
«Может, в меня молния шарахнула, просто я не запомнил? — размышлял он, доедая «неправильно ты бутерброд ешь, его колбасой на язык класть нужно, так вкуснее». — Хотя нет, это какая-то ненаучная фантастика. Потому как одежда на мне осталась целой, да и кот этот… Может, инопланетянин?»
— Ага… рептилойд, — заметил кот, и Максим сообразил, что рассуждает вслух.
— Вот. Уже сам с собой заговорил. Приплыли.
— Всегда приятно поговорить с существом, понимающим тебя с полу-мысли, — нашел, чем поддеть, кот.
Вот только Максиму стало не до его острот.
— Ну да… конечно, — протянул он. — На фиг нужны рептилойды, нашей планетой давно управляют котики.
— Ах, если бы.
…Улица встретила его погожим нежарким деньком, легким ветром и шелестом листвы. Идти было некуда, но и оставаться в квартире с... говорящим животным не было никакой мочи. Воскресение. На учебу не нужно. Даже если бы Максим решился и поехал сдаваться врачам, его, скорее всего, послали бы подальше. Может, даже ментов вызвали, то есть понтов — как их теперь звали после переименования милиции в полицию.
На детской площадке гомонила детвора и обсуждали извечные темы детского стула и кто как ест в прошлом вполне нормальные девчонки, решившие поиграться в дочки-матери по-настоящему. Не, ну правда. Оксанка Астахова еще год назад была деваха-своя в доску, с которой хоть в поход, хоть в преф или Рагнарек на всю ночь. А теперь, как выскочила за Димку Парамонова и заимела карапуза, все ее интересы крутились вокруг «ой, какие трусики симпатявые», «а мы уже пирамидку собираем» и «покакали-пописали-покушали, теперь баиньки». И ладно бы если бы только девки глупели. С тем же Димкой теперь и не поговоришь на нормальные темы. Через слово: «а я свою пампушку пирамидку собирать научил, пока Ксюня с подружками отдыхала», «а она у меня такая умненькая и красивая», «а лопочет-то как прикольно…»
Почему некоторые люди глупеют после размножения? — вот вопрос, на который очень сложно дать однозначный ответ. Есть же и нормальные, у Максима вагон и тележка таких знакомых, но запоминаются, конечно же, Оксана с Димкой, однокашники недоделанные. И это еще он Веньку с Нинкой не вспомнил. Эти вообще такие, о каких Фил… философ — а неплохая кличка для этого кота — поминал.
Ехали однажды в автобусе, отпрыска меж собой посадили, а тот ногой дрыгал и всякий раз попадал по тетке, сидящей напротив. Тетка интеллигентная, терпела-терпела, да не выдержала: объясните, сказала, своему ребенку, что так нельзя. Чего тут началось! И «он же маленький, как вы можете, у вас, видно, своих детей никогда не было», и «вы просто не любите детей», и «мы его не ограничиваем и не загоняем в рамки»… Максим тогда тоже не выдержал, вмешался. Только по-своему: сказал, что ему пусть и не позволяли гадить, а тоже любили и не ограничивали в желании подправить физиономии всяким мразям. В общем, вышли Венька с Нинкой, еще одни его прошлые однокашники, на следующей же остановке, хотя ехать им еще и ехать было. Причем самого Максима они почему-то не узнали. Либо, наоборот, узнали, потому и заткнулись мгновенно: помнили, зря слов на ветер он не бросает и морду подправить действительно может.
— Поберегись!
С отчаянным криком в затылок Максиму врезалось
