Ал Райвизхем - Двадцать лет спустя (с половиной)
- Обещайте им то, что им нужно, - поучительно ответил Замарини, сморкаясь в носовой платок Д’Арнатьяна, торчащий у того из кармана смокинга.
- Но поиски друзей потребуют представительских расходов, - попытался намекнуть Д’Арнатьян, взглядом пытаясь определить, где у кардинала спрятаны деньги.
- Мои поручения будут тайного характера, так что и поиски тоже должны быть такими же. Это не потребует почти никаких расходов, - заявил не любивший платить Замарини.
- Но вчера разорился банк, в котором хранились мои деньги, и я не могу путешествовать за свой счет, - гордо ответил гасконец, любивший путешествовать за чужой счет. - К тому же шумные празднества по случаю моих розысков, фейерверки и салюты дорого сейчас стоят, - сказал Д’Арнатьян, любивший празднества и взрывы салютов.
- Вы с ума сошли! - заорал Его Преосвященство. - Я не собираюсь оплачивать все ваши сумасбродства. Может у вас куча долгов по алиментам.
- Откуда вы знаете? - испугался гасконец.
- Вы должны ехать тайно, не привлекая к себе внимания! - наставительно заметил Его Преосвященство.
- Без салютов? - горестно спросил Д’Арнатьян.
- Без! - отрезал кардинал. - Ваши расходы должны быть минимальны, иначе это привлечет внимание врагов. Моих врагов, в смысле врагов Франции! - возвысил голос Замарини.
- Вы имеете в виду кредиторов? - догадался Д’Арнатьян. - И незачем так орать, я не глухой. У всех честных людей так много врагов, - посокрушался гасконец. - Но ведь на то, чтобы скрываться от этих врагов, тоже нужны деньги, однозначно!
- Ну ладно, ладно, - поморщился Замарини, открывая секретер и ссыпая сотню пистолей в резиновый кошелек, который протянул ему Д’Арнатьян.
- Фальшивые, - заявил гасконец, наметанный глаз которого, сразу заметил подделку. - Я таких сам могу наштамповать, - проинформировал он кардинала, согнув пополам алюминиевый пистоль.
- Мне вчера в магазине дали сдачу или я их в карты выиграл, - попытался оправдываться Замарини. - Короче, что-то в этом роде, да.
- Мне пофиг, в смысле неинтересно, где вы их берете, в смысле взяли. Мне нужны настоящие, однозначно!
- Перестаньте говорить как Жириновский! - вспылил кардинал. - У меня уже тик начался от этих “однозначно”! - Замарини вздохнул. Вздохнув еще десять раз, причем с каждым разом вздох становился тяжелее и тяжелее, он, наконец, приняв какое-то решение, вытащил из-под плинтуса мешочек с пистолями и начал развязывать тесемку.
- Позвольте мне, монсеньер, - сказал Д’Арнатьян, вырывая мешочек из рук кардинала и, в мгновение ока опорожнил его в свой резиновый кошелек, из которого он только что вытряхнул в урну алюминиевые пистоли.
- Нет, нет, я сам, - возразил кардинал, пытаясь вытряхнуть пистоли из кошелька обратно. Но к удивлению кардинала в кошельке ничего не было видно. Замарини попытался вглядеться в бездонную пустоту кошелька.
- У-у! - попытался крикнуть кардинал в черную пустоту.
- Пошел нахер! - ответило эхо.
Замарини был настолько ошеломлен, что безропотно вернул хозяину его чудесный кошелек, чьи свойства напоминали государственную казну Франции.
- Итак, до свиданья, монсеньер, - поклонился гасконец и вышел вон. При этом он нечаянно так хлопнул дверью, что все стекла в комнате вылетели из окон. Зато теперь, Бернуин, которому больше не мешала дверь, рухнул как подкошенный.
Глава 9.
Кардинал, захватив мешок с презервативами, тоже покинул дворец, не забыв вытереть ноги об Бернуина. Его Преосвященство спешил к Ее Величеству. Он чувствовал, что ему дорого обойдется история с Д’Арнатьяном. К тому же у него с утра был запор, что также не навевало на него хорошего настроения.
Теперь вновь вернемся к нашему герою. Со времени последних событий, как уже было написано на обложке книги, прошло двадцать лет с половиною. Наш герой изменился внешне, но не внутренне. Внутри по-прежнему билось его благородное сердце. Его хитрые глаза все так же подло смотрели на мир. Улыбка нечасто появлялась на его лице, но зато когда появлялась, то можно было подумать, что у него умерла теща (причем страшной и мучительной смертью).
Одевался он все так же экстравагантно: идиотская шляпа с пером, смокинг, сапоги со шпорами, и, конечно же, плащ мушкетера с рекламной надписью “Кока-кола”. Когда у него не было настроения, он одевал поверх плаща свой верный “Шмайсер”, из которого то и дело постреливал по сторонам.
Жил он теперь в одном пятизвездочном трактире, хозяйка которого мечтала выйти замуж за дворянина, и Д’Арнатьян каждый раз, когда хозяйка, прекрасная Мадлен, приходила требовать плату за месяц, обещал жениться на ней. Справедливости надо сказать, что трактир не разваливался от старости только потому, что его голуби загадили.
И вот, придя в свой номер-люкс на чердаке двухэтажного дома, принялся вспоминать адреса своих друзей и пересчитывать пистоли, ловким образом заныканные у кардинала.
- Как-то помню, мне пришло письмо от этой скотины Потроса. Сейчас, по-моему, его фамилия удлинилась: “Дю Баллон де Плафон”. Кажется, он женился и добавил к своей фамилии название замка, - в поисках письма Д’Арнатьян разговаривал сам с собой. Забывшись, он открыл дверь чулана, и тут же на него обрушилось цунами из мусора, высотой до потолка.
- Черт, - сказал Д’Арнатьян, стоя по колено в консервных банках, старых газетах, куриных косточек, рыбьих скелетиков, пустых бутылок и разорванных коробках из-под презервативов. - А, вот оно, - он развернул помятый листок бумаги, весь в жирных пятнах от масла, сыра и еще бог знает чего. Оно басило (в смысле гласило):
“Здравству дарагой друк!
Я жить хорошо, жениться. Охочусь, пью только водку “Зверь” и “Абсолют”. Скоро абсолютно озверею. Недавно заколол двух подлецов. Пришли требовать деньги, сволочи. Жина и теща другу не жилаешь. Такие добрые, тихие. Никогда не кричат на меня. Приезжай, всигда рат.
Искренне твой дю Баллон де Плафон.
P.S. Привези пожалуста нимнога яда. Надо двух крыс отравить.”
Д’Арнатьян тогда не смог приехать и прислал крысиный яд по почте, в баночке из-под “Анкл Бенс”.
Сейчас Д’Арнатьян не стал внимательно читать письмо, поскольку помнил его содержание и сразу посмотрел на адрес, написанный на конверте большими печатными буквами (Потрос умел писать только такими). Адрес басил (в смысле гласил): “Замок Плафон, Франция”.
- Проклятая скотина! Он что думает, всем известно, где находится его барак, - выругался с досады гасконец. - Хвастун, чертов.
Про Отоса Д’Арнатьян знал только лишь, что тот живет в своем имении под именем графа де Ла Фер. Амарис же, стал аббатом и носил имя Д’Эрблю. Лет пять назад он пригласил Д’Арнатьяна быть секундантом на дуэли. Д’Арнатьян тогда ранил своего соперника в спину, а Амарис, спрятавшись в кустах, сделал эффектный выпад, приколов противника лицом к дереву. Пожав руку, Амарис исчез тогда в ночи.
Выходило, что о пребывании Амариса он знал столько же, сколько о Потросе и Отосе.
Глава 10.
От раздумий Д’Арнатьяна оторвал звук разбитого окна. Какой-то бандит влезал в окно. Спрятавшись за занавеской, бесстрашный гасконец, подождал, пока неизвестный влезет и, приставив к голове того шестизарядный револьвер Смит и Вессон, заорал:
- Ах, мерзавец, твою мать! - он крутанул барабан револьвера с одним патроном и, вновь приставив дуло ко лбу негодяя, спустил курок. - Я отучу тебя грабить честных людей! - но выстрела не последовало.
- Господин Д’Арнатьян? - удивленно пробормотал грабитель, трясясь после пережитого испуга. Чтобы успокоить свои нервы он вынул пачку “Беломора” и закурил.
- Планше! - узнал своего ученика по школе выживания. - Черт, тебе повезло, - с изумлением сказал гасконец, смотря на барабан револьвера. Патрон был прямо напротив курка, произошла осечка. - Тебе на роду написано быть повешенным!
При этих словах Планше вновь затрясся.
- Гвардейцы кардинала тоже так и считают и хотят меня повесить! - захныкал Планше.
- Давно пора! - сказал Д’Арнатьян улыбаясь. Ему вспомнилось, как в школе выживания Планше подшутил над одним из учеников, привязав к стулу динамитные шашки, и поджег фитиль. Тот взорвался как раз в тот момент, когда в класс вошла комиссия из комитета по образованию, рассматривавшая вопрос о продление лицензии школы выживания. К чести Планше, надо добавить, что взрыв был строго направленным (снизу вверх) и не задел больше никого, кроме того злополучного ученика, который лопнул как шарик. Д’Арнатьяну стоило потом больших трудов убедить комиссию, что это была лабораторная работа. - Да! - сказал Д’Арнатьян, которому стало жаль Планше. - Если бы я был на твоем месте, то писал бы завещание.
- Я отдал бы десять пистолей, чтобы Вы очутились на моем месте, - ответил Планше.
- А за что тебя хоть повесят? - спросил любознательный Д’Арнатьян.
- Да ни за что, честное слово! - божился Планше.- Я, значит, сижу на площади, никого не трогаю. Вдруг из-за угла вылетает карета, вокруг караул из гвардейцев. Из кареты высовывается какой-то вонючий господин и кричит, что они везут золото. Я позвал ребят, мы эту карету тормознули, пару - другую гвардейцев прострелили насквозь, а тут им на выручку еще один патруль приперся. Ну, а пока мои ребята погибали смертью храбрых, я, оплакивая их кончину, перелез через забор и побежал. А под шумок, потом, как я слышал, этот подлый вонючий месье тоже смылся. Оказалось, какой-то Рофшор сбежал из Бастилии. Теперь меня, как соучастника в побеге, хотят повесить и объявили награду, - хныкал Планше.
