Борис Горобец - Педагоги шутят тоже... Только строже
(Цит. по кн: [Горобец, 2009а])
Григорий Самуилович Ландсберг
Об отношении к лекциям
«В день лекции я ничем другим не занимаюсь. Прихожу за час-два до начала, чтобы проверить демонстрационные эксперименты».
Об отношении к лабораторным экспериментам и персоналу
Неоднократно, входя в лабораторию, он делал строгое замечание по поводу беспорядка. Считалось великим преступлением вытирать оптические детали носовым платком или полой халата. Не допускалось грязи в лаборатории при этом говорилось: «Грязь — это все то, что не лежит на своем месте».
(Из воспоминаний Л. Г. Ландсберга, журнал «Преподавание физики в высшей школе» (№ 17, 1999))
Михаил Александрович Леонтович[7]
Настоящий физик должен быть в стоптанных ботинках и мятых брюках. Солидность — это удел дураков.
[С. 290]
Вас надо не только на горшок сажать, но и штаны вам застегивать.
[С. 276]
Стоит мне только выйти в коридор, как ко мне присоединится какой-нибудь молодой человек и начнет уверять, что ему совершенно необходимо задать какой-то вопрос о науке. И вот он задает какой-нибудь самый дурацкий вопрос, но я-то по его глазам вижу, что ему нужно совсем не то, и спрашиваю: сколько? Тут он, конечно, краснеет, начинает бормотать: «Я отдам, в следующем месяце непременно отдам», а я вынимаю деньги, приятно улыбаюсь и говорю: «Помогать проезжающим — наша первейшая обязанность!»
[С. 72]
Гамов — очень быстро растущий ученый. Будучи еще студентом, он занял у меня 50 руб., через полгода — 100 руб., а как-то летом мы отдыхали в Крыму, и вот лежу я на пляже и слышу: «Михаил Александрович! Дорогой! Как хорошо, что я вас встретил! — глядь, это Гамов. — Не могли бы вы одолжить мне 500 руб.!» Я их, конечно, одолжил ему, он обещал вскоре вернуть, но затем сбежал за границу и так и не вернул.
[С. 267]
***Проф. Л. В. Голубчиков: «Запомнилось, как М.А. принимал экзамены. Распределение по кафедрам на физфаке МГУ завершалось на 5-м семестре, и деканат учитывал результаты этих экзаменов. <…> Так вот, каждого экзаменуемого М.А. спрашивал, кем он собирается быть, теоретиком или экспериментатором. И в зависимости от ответа прибавлял балл к оценкам будущих экспериментаторов и отнимал его у тех, кто стремился в теоретики».
[С. 283]
Аркадий Бенедиктович Мигдал
Скромность — удел бездарностей.
Главное, не сколько человек зарабатывает, а сколько он тратит. Копи в жизни ощущения, а не вещи!
Общество, которое неспособно ценить тренированный интеллект, обречено.
Не надо говорить о неправильных результатах, работах и авторах, просто не надо на них ссылаться.
Отдых надо включать в расписание как часть рабочего дня.
Книги существуют не для того, чтобы их читать, а для того, чтобы иметь возможность их читать.
Водка должна обладать индивидуальностью.
В женщинах много красоты, но мало свободы. Единственная свобода, какую можно взять у женщины, это выбрать другую женщину.
Разброс внутри одной нации больше, чем между нациями.
Звание академика компенсирует то, что я беспартийный и еврей.
Смысл жизни не в том, чтобы прийти к цели кратчайшим путем, а в том, чтобы как можно больше почувствовать и увидеть по пути.
Отношения с учениками складываются всегда одинаково: начинается с восхищенья учителем — в этот период ученик впитывает то, что ты знаешь и умеешь; но это быстро сменяется критическим отношением, и часто наступает отчуждение. Иногда ученик, боясь показаться угодливым, впадает в хамство, забывая о том, что между угодливостью и хамством лежит большая область интеллигентных отношений. Со временем отчуждение сменяется зрелой любовью, прощающей недостатки. Словом, как с детьми. Я горжусь, что среди моих учеников нет доносчиков и карьеристов.
В море смутных и случайных утверждений всегда можно выловить нечто, подтвердившееся дальнейшим развитием науки. Ненаучными называются все утверждения, которые не допускают хотя бы принципиальной проверки.
Критики научного метода любят приводить исторические примеры заблуждений и давать рецепты, как можно было бы их избежать. Они уподобляются жене из старой одесской поговорки: «Я хотел бы быть таким умным, как моя жена потом».
А. Б. Мигдал — оппонент. Рассказ членкора АН СССР Б. Л.
Дело было в 1960 г. «Когда я встречал АБ, он говорил мне, что вот-вот сядет читать диссертацию, Иоффе позовет меня, и мы с ним будем много работать, но ведь еще есть время? Наконец, когда до защиты осталось две недели, я сам позвонил АБ и спросил. Не могу ли я ему быть полезен. "Да, да, конечно, — сказал АБ, — позвоните в начале будущей недели". Я позвонил. "Мы непременно должны с Вами встретиться. Что если в четверг? Но сначала позвоните". Я позвонил в четверг. АБ весь день не было дома, он появился только поздно вечером. "Давайте встретимся в субботу, позвоните мне часов в 11". (Защита была назначена на утро в понедельник.) Звоню в субботу. АБ предлагает встретиться в воскресенье в 12. Звоню в воскресенье в 11. Жена говорит мне: "Аркадий Бенедиктович ушел в бассейн, позвоните после обеда, часа в 3–4". Звоню после обеда. Жена говорит: "Аркадий Бенедиктович спит. Позвоните часов в восемь". Наконец, в восемь я дозваниваюсь. АБ приглашает в девять. Приезжаю. АБ радостно приветствует меня и объясняет: "Я понимал, что мне предстоит большая и трудная работа, и я должен быть в хорошей форме. Поэтому я решил с утра сходить в бассейн. Придя из бассейна, я сел обедать и мне захотелось выпить водки. Ну, а после водки захотелось спать. Но теперь мы с вами хорошо поработаем". На следующий день на Ученом совете АБ был вовремя, и отзыв был при нем. Мигдал не подвел!».
[Иоффе, 2004. С.87]
***А. А. Рухадзе вспоминает о годах в МИФИ. «Как-то перед лекцией он поставил венский стул с довольно высокой спинкой и с места перепрыгнул через него туда и обратно. Никто в группе, даже такой спортсмен, как Е. Е. Ловецкий, сделать этого не смог, все поотбивали себе задницы».
[Рухадзе, 2005. С. 30]
Владимир Васильевич Мигулин
Способных и успевающих он делил на две подгруппы: добросовестных отличников, которые «всё знают», и недобросовестных, искренне верящих в науку. В связи с этим он говорил, что мать всегда знает, что это ее ребенок, а отец должен верить. В этом заключалось его понимание различия между Знанием и Верой».
(Цит. по К. С. Ржевкину в кн.: [Кузнецов и др., 2006 С. 67])
Исаак Яковлевич Померанчук
Академик А. И. Шальников вспоминал: «В 1934 г. я начал работать в Ленинградском институте химической физики. <…> Ко мне явился кудлатый, нечесаный, голодный мальчик с умными блестящими глазами. У меня не было времени с ним возиться, и я привел его в комнату на 4-м этаже, забитую старыми стеклянными вакуумными установками. Я попытался объяснить мальчику, что ему следовало бы среди этого хлама делать. Спустя две-три недели, встретив Юзика в коридоре, я привел его к рабочему месту и обнаружил, что всё, что только могло быть разрушено и уничтожено, уже разрушено и уничтожено. Я задал Юзику только один вопрос: "Юзик, а не теоретик ли Вы?"
Он мне ответил: "Я, собственно, не знаю, а что?"
Раздобыв денег на дорогу и кое-какой жалкой еды с помощью моей жены (время было голодное), я отправил Юзика в Харьков, к Ландау. Юзик всегда вспоминал эту короткую историю».
[Александр…, 1992. С. 202]
***В начале 1937 г. ректор Харьковского университета, сказал о Померанчуке: «Нам не нужны такие виндеркунды». Померанчук уехал в Москву и устроился в Кожевенный институт преподавать физику. Через год он представил в ученый совет Кожевенного института кандидатскую диссертацию, содержащую решение оригинальной задачи из области релятивистской квантовой механики. Защита проходила на общеинститутским ученом совете, где большинство составляли специалисты кожевенной промышленности и преподаватели марксизма. Последние попытались критиковать работу Померанчука. Дискуссию остановил ректор института, бывший дипломат, сказав: «Прошу помнить, что заниматься теоретической физикой — это не кожу дубить».
[Халатников, 2007. С. 64]
***В 1950-е гг., в МИФИ «И. Я. Померанчук входил в аудиторию и, не поворачиваясь к студентам, писал на доске очень мелким почерком, и написанное было видно только ему самому. Он всегда был небрит, и это неудивительно, поскольку даже если он приходил бритым, то к концу лекции вновь оказывался небритым. Так же, не поворачивая головы, со звонком он уходил из аудитории, чтобы прийти вновь через неделю. О нем ходили разные легенды. Говорили, что он — самый талантливый ученик Л. Д. Ландау, и, наверное, это действительно так. По крайней мере, он был единственным, кто на семинарах Ландау по четвергам мог возразить Ландау, не будучи обруганным, и, как правило, оказывался прав. Но самый интересный анекдот о нем был такой. Говорили, что он женился на женщине огромных размеров, да еще с пятью детьми. Сам он был очень щупленьким, маленького роста, но при этом замечал только крупных особ. Поэтому он смог заметить только крупную женщину и вовсе не заметил ее многочисленных детей».
