Андрей Юревич - Психологи тоже шутят

Когда написана первая книга, появление второй, третьей, десятой и т. д. это уже дело времени. Книги, как и подавляющее большинство живых организмов, имеют свойство размножаться. Размножаются они тоже как и все живое — либо путем отделения и последующего разрастания отделившейся части, либо в результате соединения двух разных особей. Первый путь состоит в том, что автор берет какую-либо часть своей книги и наращивает до размеров новой книги, причем одна материнская особь может дать жизнь практически неограниченному числу детенышей. Второй путь характерен для более зрелых авторов, имеющих не менее двух книг. Он заключается в том, что автор берет часть одной своей книги, часть другой, соединяет их вместе и таким образом компонует новое произведение. Второй вид размножения может быть реализован и путем перекрестного опыления, суть которого в том, что первую часть книги приносит один автор, вторую — другой. При всех различиях этих способов размножения их роднит главное: любая книга должна иметь минимум одного родителя, а самозарождение является чисто умозрительным вариантом.

Один из главных вопросов книжной генетики — вопрос о том, в какой мере дети похожи на своих родителей, каковы здесь допустимое сходство и возможные вариации. Считается, что для того, чтобы книга считалась новой, она должна отличаться от любого из своих родителей хотя бы 25 %, т. е. не менее 25 % текста должны быть новыми (иногда называются и другие цифры — от 10 % до 40 %). Отсчитать эти 25 % возможно только теоретически, да и ни один нормальныи человек не станет этим заниматься. В результате у книг сходство между родителями и детьми варьирует в широких пределах, иногда выходящих за рамки формально допустимого. Можно, хотя и редко, встретить минимальное сходство, уловимое только патологически внимательным читателем. А можно — почти полное сходство, вплоть до существования двух абсолютно идентичных особей, различающихся только именем, т. е. названием. В последнем случае автор размножает свои произведения путем их клонирования, в остальных же — путем комбинаторики.

Поскольку второй тип книготворчества является наиболее типовым, главным качеством высоко плодовитого автора служит именно владение искусством комбинаторики. В принципе, можно и вслепую сложить куски своих прежних книг в расчете на то, что возникшее новообразование все равно мало кто будет читать, а те, кто все же удосужится это сделать, не настолько внимательны, чтобы уловить смысловое несоответствие. Но все же авторы не любят, чтобы их дети были похожи на кентавров, и стремятся придать им более гармоничный вид. Это требует не только хорошей памяти — о том, что ты писал, но и развитых комбинаторных способностей, в случае отсутствия которых автору лучше размножать свои творения не путем скрещивания разных особей, а путем отпочковывания от одного родителя.

Тут как нельзя кстати оказалось одно из главных изобретений прошлого столетия — персональный компьютер, с появлением которого книг стало издаваться намного больше. Прежде, в до-компьютерную эру, авторы размножали свои детища с помощью довольно-таки варварской вивисекции — вырывая куски из своих прежних творений, складывая их вместе и отдавая машинисткам на перепечатку. Компьютер избавил их от этой живодерской привычки. Теперь новые книги рождаются из старых прямо в компьютере, быстро и органично объединяющем разные органы в новые организмы, и в таких инкубаторных условиях процесс книгорождения проходит совершенно бескровно. Они хороши и для книг, и для авторов, которых компьютер сделал более плодовитыми. Проиграли только машинистки, которые остались почти без работы и вообще, повсеместно вытесняемые компьютерами, превратились в вымирающую профессиональную группу.

Важным достоинством компьютера служит и то, что он исправляет опечатки (очепятки), которые некогда были настоящим бичом издающихся у нас книг, поскольку авторы, как правило, не удосуживались их вычитывать, полагаясь на редакторов, а редакторы, в свою очередь, полагались на авторов. Вместе с тем было бы ошибочным видеть в опечатках только дурную сторону. Они одновременно служили одной из самых ярких и интересных сторон многоликой жизни науки. А тот, кто соберет их более или менее полную коллекцию, вне всякого сомнения, будет достоин всеобщего признания. Но почему-то пока никто этим не занимается — очевидно, из-за пугающей грандиозности задачи. Любой психолог, разумеется, знает что очитки и описки — одно из главных проявлений бессознательного. Соответственно, опечатки в научных текстах это проявление колоссального по своим масштабам и значимости бессознательного науки, выражающее ее сущность. А одна из наиболее ярких опечаток, которую внесла в сокровищницу мировой науки отечественная философия, — фраза «Познай самого себя», в последнем слове которой буква «с» была опущена, — несомненно свидетельствует о том, что и в основе бессознательного науки лежит скрытая и весьма специфическая сексуальность.

Сродни опечаткам и еще одно яркое проявление бессознательного науки — выпадение кусков текста. Совершенно ясно, что автор бессознательно удаляет таким образом из текста то, против чего испытывает скрытый протест, т. е. это — разновидность неосознанного вытеснения. Так, например, в советское время некий автор, отругав, как полагалось, буржуазную науку, перешел к дифирамбам марксизму. Вся же переходная часть текста куда-то исчезла, в результате чего ругань предстала относящейся к марксизму, что, несомненно, выражало скрытые убеждения автора. Подобные проявления бессознательного могут дорого стоить автору, и он должен бдительно следить за этим бессознательным, подвергая его строгой цензуре, а, если понадобится, и подавлению заложенных там запретных желаний.

Что касается содержания книги, то оно, как и любое другое содержание, большого значения не имеет. Во всяком случае установлено, что содержание книг ученого — то, о чем именно он пишет, — никак не коррелирует с его продвижением по службе: большим начальником может с равным успехом стать и изучающий крыс, и стремящийся перевоспитывать человечество. К тому же хорошо известно, что автора всегда понимают не так, как он сам того хочет, а написанное никогда не эквивалентно прочитанному. Именно этот очевидный факт лежит в основе современной герменевтики, да и вообще текст, некогда рожденный автором, в дальнейшем ведет самостоятельное и независимое от него существование. Как принято говорить, «текст разлит по бутылкам», то есть создан не для единственного адресата, а для сообщества читателей (если его никто не читает, это не изменяет ситуацию), которые понимают и интерпретируют его не так, как автор1. Да и в процессе своего рождения текст достаточно автономен от автора, который хочет написать одно, а пишет совсем другое.

Так называемые семиосоциопсихолигвисты (есть и такая профессия) подсчитали, что собственно смысловую нагрузку несет не более 20 % любого текста, а все остальное — словесная мишура, либо не нужная вообще, либо выполняющая совсем другие, а не смысловые функции. Какие же именно?

Прежде всего, функции, которые выполняет цитирование. Соответствующее поведение ученых именуется цитат-поведением и изучается соответствующим разделом науки о науке. Ею доказано, что вообще-то цитаты не нужны, — то, что говорится посредством цитат, может быть куда короче и яснее сказано без их помощи. Однако несмотря на это цитат-поведение является одним из самых важных видов поведения ученых, и, не имея какого-либо когнитивного смысла, выполняет ряд важных социальных функций. Во-первых, функцию демонстрации идеологической лояльности автора, особенно важную в не слишком демократических обществах. Именно ее выполняло цитирование классиков марксизма и прочих сак-рализованных личностей в советские годы, без которого было невозможно издать ни одну научную книгу. Во-вторых, близкую ей функцию демонстрации идеологической прогрессивности автора — как, например, при оперативном поливании грязью тех же личностей в случае крутого изменения политического курса. В-третьих, функцию демонстрации высокой эрудиции автора. Цитирование или, по крайней мере, упоминание им большого количества работ создает иллюзию, будто он их прочитал (что, как было показано выше, на самом деле не так), и уже за это его труд заслуживает снисхождения. В-четвертых, функцию «поедания пространства». Любой автор в той или иной мере испытывает дефицит идей, ведь думать ему некогда, поскольку приходится постоянно писать. А если писать не о чем, то лучший способ чем-либо заполнить текст — цитирование чужих работ. Именно в силу данного обстоятельства основную часть подавляющего большинства научных книг составляет изложение чужих мыслей. В-пятых, декоративную функцию. Яркая и уместная цитата украшает текст и опять же очень хороша в тех случаях, когда сам автор не способен писать ярко. Ну и, наконец, в-шестых, цитирование выполняет функцию упоминания нужных людей, важную для установления с ними хороших отношений, а, значит, и для карьеры автора (табл. 1).