Сборник 2019 года. Том 7 - Михаил Михайлович Жванецкий
Говори. Не молчи.
Ты найдёшь выход.
Взвесь всё, что по дороге.
Осуди себя.
Осуди других.
Громко, чтоб он тебя слышал – ты себя.
Твой тон разговора уже успокоит его.
А если ты найдёшь и обсудишь, взвесишь и отбросишь, взвесишь и оставишь.
Он услышит тебя.
Для тебя главное – его успокоить.
Себя!
И ты сделаешь это!
Затем вы примете решение!
Обними себя руками.
Почувствуй – ты себя держишь в руках!
Эти руки тебя не предадут.
Ты успокоился.
Ты приобрёл друга.
Самоуверенные в жизни, на дороге – угроза себе и остальным.
Ты верти головой!
Ты всматривайся и вслушивайся.
И помни, паникёр – всегда здоровее!
Чтоб разглядеть текст, я должен надеть очки.
Чтоб разглядеть жизнь, я должен выпить.
То есть выйти за свои рамки.
Пессимизм – «чтоб я сдох».
Оптимизм – «чтоб они сдохли».
Как живут в России.
Иногда выпьют от нечего делать.
Иногда сделают от нечего выпить.
И часто умирают от нечего делать и от нечего выпить.
Как услышите, что политик говорит слова о взвешенном подходе и гибкой налоговой системе, гоните его в шею.
Он никогда не объяснит, что это значит.
Главное в фильме ужасов – звуки.
Буквы захлопнул, и ужас пропал.
А от звуков куда денешься?
Когда мне говорят:
– Имейте совесть!
– Уже имел, – говорю я.
И все понимают.
Извини за прошлое.
Прости за настоящее.
Оно было будущим твоего прошлого.
Ты торопил его, теряя и приобретая.
И получив будущее в настоящем.
Ты лишился перспективы, ты заступил за горизонт.
И некому крикнуть:
– Вы же обещали!
Раньше это было у других.
Теперь это есть у тебя.
Зависть крупно выиграла, жизнь крупно проиграла.
Настоящий одессит даже пение заменяет жестикуляцией.
Раньше всё время чего-то хотелось.
Теперь всё время чего-то не хочется.
И не впутывайте меня.
Какой красивый русский язык: почему «я тебя не забуду» – звучит любовно?
А «я тебя запомню!!!»…
Из Одессы треть населения уехала.
У меня простой вопрос.
Больше досталось тем, кто остался?
Думаю над этим.
Есть три пути развития.
Первый путь – стоять на месте.
Второй путь – лежать на месте.
И наш третий путь – лежать на правильном пути.
Когда в СССР рабочий тащит с завода государственное – это нельзя назвать воровством.
Это не присвоение чужого.
Может быть, он взял своё – никто не знает.
А собственность – это сращивание человека с землёй.
Он не муха – кыш и улетел.
Он дерево в земле.
И вырвать его оттуда – огромную силу надо приложить.
И чтоб с места сдвинуть, огромную силу надо приложить.
И чтоб подчинить его, огромную силу надо приложить.
И как бы он ни соображал – тут сообразит и что делать, и у кого спросить.
И, если надо, взятку даст тому, кого послали его сдвигать.
Очень большую силу, волю и средства надо приложить, чтоб сдвинуть или согнуть его.
Поэтому всё делается против собственности – и суды, и власть, и парламент, и воспоминания о вождях и санаториях.
И о врагах не забывать, чтоб всегда можно было сказать:
– А ну, кыш отсюда!
И усесться на его месте.
Кто во мне пропадает, ребята, так это квалифицированный, тонко чувствующий, много думающий посудомой.
Особенно нежной стеклянной посуды.
Люблю рюмочки пальчиками до терпкости.
Мы с мамой перед мытьём выпивали остатки и мыли всё лучше, и говорили всё громче.
И я спрашивал:
– А правда ли?
А мама говорила:
– Миша, ты должен знать: женщина не переживает, она просто лежит. А мужчина работает. Ты должен беречь своё сердце…
Я говорил:
– Мама, как ты можешь мне это говорить?
– Ты же мой сын, и я хочу, чтобы ты был здоров и от этого счастлив.
– Мама, ты разбила рюмку.
– Я специально.
Если начнут работать законы о коррупции – значит, она кончилась.
Собаки ненавидят котов, потому что те неоткровенные, скрытные, волевые, с большим самомнением и непьющие.
Псы – натуры широкие, наивные, привязчивые и облизывают хозяина, что для кота противоестественно, потому что хозяин он.
Если хорошо постарел – всё иное.
Тогда тебя уже окружают не читатели, а народ.
Я не кассетный и не дисковый, я бобинный мальчик, и музыка у меня ещё та, хотя штаны уже эти.
Протест – чтоб услышали.
Талант – чтоб запомнили.
Трудно быть евреем в этой стране.
Языка не знаем.
Религии своей не знаем.
Истории не знаем.
Значит, евреи не настоящие.
В то же время в президенты не берут, морду бьют, в трамвае оскорбляют – значит, настоящие.
Приезжаем в Израиль.
Языка не знаем, истории не знаем, дети русские, жёны русские, зовут русскими – значит, ненастоящие.
Но в армию берут, в государство берут – значит, настоящие.
Кто еврей настоящий? Тот, кто этим живёт, или тот, кто от этого страдает?
Нет ответа.
Вот такие мы: то жизнь против нас, то мы против жизни…
У обычного художника вы смотрите на красавицу.
У великого – она смотрит на вас.
Моя сатира не на протесте, а на сострадании.
Я дешифровальщик.
Я расшифровываю пузыри утопающих.
Почему мы знаем всех, кто разбогател, и не знаем тех, кто обеднел?
Там не меньше выдающихся людей.
Сегодня при такой политике партии и правительства множество людей перестали быть известными,
