Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket

Ну да, когда мужчина после секса принимается столь показательно страдать по бывшей, тут психического иммунитета и нервной стойкости надо — ого-го! У Машки не было ни того ни другого.

Накрывало Машку дня два подряд. Ровно до того момента, пока его голос не ожил в телефоне:

— Привет, малышка, как у тебя дела? Ты знаешь, я так соскучился, я очень хочу тебя увидеть…

И Машка…

Ну да, бабы — дуры. Не потому, что дуры, а потому, что бабы.

…И Машка пошла на свидание.

Он расцеловал ее при встрече, был безупречен и галантен и, пока они сидели в уютном ресторанчике, ни словом не обмолвился о бывшей. Машка поняла: он, наверное, наконец-то осознал, что с женщиной вот так о бывших нельзя.

К ночи они оказались у него. Секс был еще лучше прежнего.

…А через час он, закуривая, обнял Машку и сказал:

— Помоги мне с этим справиться…

— С чем? — не поняла Машка.

— С этим… — неопределенно сказал он, — мне надо ее забыть.

И, подумав, добавил:

— Это все в прошлом, я решил, точно в прошлом. А ты мне нравишься.

И Машка растаяла. Потому что бабы — что?.. Ну вот да.

Потом они снова занимались сексом, но еще не раз он нет-нет да и рассказывал о чем-то из прошлого.

Машке было больно, жутко больно, но все то же типично женское сострадание и способность ставить интересы другого человека выше собственных не позволили ей сказать ему, чтоб он заткнулся. Машка слушала, слушала, слушала, внутренне страдала сама, внешне сочувствовала и утешала, а он, теперь уже лежа у нее на плече, к утру восхищенно сказал:

— Ты такая… замечательная… Знаешь, давай начнем сначала. Не хочу больше ничего вспоминать. Я понял, что хочу быть с тобой.

Утром он отвез ее домой. Следующие дни они перебрасывались милыми нежными эсэмэсками, и Машка оживала и влюблялась все больше.

И, когда у них обоих выдалось свободное время, она не пошла, а полетела.

Все было прекрасно, как всегда: поцелуи, объятия, его холостяцкая квартира, простыни, страсть, милые нежности и… Когда где-то в коридоре, пробиваясь через романтическую музыку, зазвонил телефон, Машка даже и не поняла, что происходит.

Ее любовник остановился, прислушался, напрягся, быстро слез с Машки и понесся в коридор.

Машка лежала, прислушиваясь к обрывкам разговора:

— …нет, один. Что? Зачем? Что, сейчас? Может, завтра?.. Да, да… хорошо, ладно, через сорок минут буду…

Он вошел в комнату, сконфуженно посмотрел на голую Машу и пролепетал:

— Ты знаешь, мне надо… вот… В общем, я тебя сейчас домой завезу, ладно? Ну малыыыш, не обижайся, пожалуйста, — он погладил ее, обалдевшую, по щеке, — все будет хорошо, я тебя отвезу куда скажешь, ладно?

— Жена звонила? — ровно поинтересовалась интуитивно почуявшая пи*дец Машка.

— Ну… да. Поговорить хочет… Я вот… я ей предлагал завтра… ну, сейчас хочет… Блин, я поеду, да? Узнаю, чего хочет…

Они молча оделись и вышли. Машка позвонила мне, мы перебросились парой слов.

— Отвези меня к подруге, — безучастно сказала она, садясь в его машину. И назвала мой адрес.

Я привычна к гостям в виде подружек среди ночи.

Всю дорогу ехали молча, он заметно нервничал. Когда до моего дома оставалось полквартала, Машка сухо сказала:

— Останови.

Он остановил, странно посмотрел на нее, потянулся, погладил по голове и со вздохом сказал:

— Малыш, ну не обижайся, ладно? Ты же мне нужна, а с ней мне надо поговорить, просто расставить точки над «i»… Я тебе позвоню завтра, расскажу, как все прошло.

— Знаешь, милый, — снимая его руку со своей головы, наконец-то озверела Маша, — не надо мне звонить. И вообще, милый, иди ты на хрен вместе со своими рассказами и своей женой!

И пока он, явно не ожидавший такого, смотрел на нее круглыми глазами, вылезла из машины.

— Маааш! Ну Мааш! Ну малыш, ну че ты? — кричал он ей из-за опущенного стекла.

— На хрен, сказала, иди! — гаркнула Машка в ночной воздух и быстро пошла к моему дому. Ей надо было пройтись в одиночестве.

И только когда он отъехал, Машу, наконец, одолел настоящий потоп слез. Ко мне она завалилась не в лучшем своем виде…

— Кать, ну как так можно, ну скажи, а? — затравленно спрашивала она меня, пытаясь влить в себя воду и успокоиться. — Вот скажи, он что, не понимал, как мне это все неприятно?

— Ой, понимал — не понимал, — раздражалась я, — да ему пофиг, он вообще о тебе не думал, так, уши свободные нашел… Мудак! А ты тоже хороша! Да сразу, как это началось, еще в первый раз валить надо было!

Маш, в таких ситуациях никогда нельзя мужчину слушать! Вот как только началось такое — все, не слушай, обрывай и уходи.

— Я хотела, — Машка как-то странно посмотрела на меня, — а потом подумала, что он же обидится, и нехорошо вот так с человеком, он мне рассказывает, а я…

— Нехорошо — это на тебя всю эту дрянь выливать! — перебила я ее. — Понимаешь, как только ты начинаешь это выслушивать, да еще и, не дай бог, сочувствовать, ты превращаешься из женщины в носовой платок. А носовые платки никто не хочет, понимаешь, Маш? Их используют и выбрасывают. Ты понимаешь, даже если бы он со временем переболел и успокоился, ты у него всегда ассоциировалась бы с тем периодом жизни, когда ему было плохо.

И в итоге он от тебя все равно бы ушел и нашел бы свеженькую, с которой можно будет сначала.

Просто поверь мне. Ну, не знаю, считай, что это — закон жанра…

…Истории так просто не кончаются. Уж не знаю, то ли дело в способности иных людей снова, с особым мазохизмом, наступать на те же грабли, то ли в чем…

Но Машка сидела на моей кухне, и ее трясло. Впрочем, на этот раз обошлось без осадков. Время было — два часа ночи.

— Каать, — обреченно сказала она, — я дура, Кать…

— Есть немного, — не стала отговаривать я Машку, — зато живешь весело… Есть хочешь, кстати?

— Давай, — устало согласилась она, — буду заедать стресс.

Прекрасным отпускным деньком, в четыре часа, у Маши ожил телефон. Машка глянула, обалдела и уж совсем была готова не поверить глазам, но ушам-то поверить пришлось: в трубке был именно его голос. В Машкиной жизни снова нарисовался тот самый Олеженька. Посопев немного в трубку, он скорбным голосом сказал, что все обдумал, все свои вопросы решил, а заодно и понял: жизнь без Машки ему не мила. И что им, как двум взрослым людям, стоит забыть все обиды и начать все сначала, потому что такое слияние двух родственных душ, как было у них, — такая редкость, что грех его терять. И ничто больше не мешает им теперь быть вместе.

И вот бы Машке снова указать ему маршрут и направление, но… грабли — вещь настолько заманчивая, что на них хочется наступать снова и снова.

И Маша растаяла, как эскимо на лавочке под солнцем. Растаявшая женщина вмиг теряет способность здраво рассуждать, и в этот момент ее можно брать тепленькой. Он и взял.

Для виду поломавшись, она снова согласилась на свидание.

— Прости, — сказал он при встрече, протягивая Машке вычурный букет, — нам было так хорошо вдвоем, давай так и будет всегда.

И Машке стало ясно: счастье прощено и снова с нею.

Через час они были у него на квартире, Машка лежала на знакомой кровати, и ей было хорошо.

Трудился он над ней как никогда, и вот он, вот он, кульминационный момент!.. Он откатился, полминуты полежали молча, как вдруг он сел на край кровати и странно задумался.

Маша поняла внезапно: что-то здесь не то.

— Что случилось? — она слезла с кровати и устроилась на кресле.

— Я… я… так виноват… — сказал он вдруг, и Машке даже показалось, что он сейчас пустит слезу.

Она вскочила с кресла, села на пол перед ним, подняла пальчиком его подбородок и проникновенно посмотрела в глаза:

— Ну чего ты? Уже все хорошо, я с тобой, мы вместе…

— Да, да, ты со мной, — как-то истерично поддакнул он, — я такой гад, я так виноват перед ней… Она там сейчас одна, а я… я обманываю ее, я же ей обещал…

Маша посерела и облезла. Дежавю было страшным.

— Что ты обещал? — сухо уточнила она.

— Я ей обещал, что у нас теперь все будет хорошо, а сам… я так виноват перед ней…

Маше стало дурно:

— У вас?! Все хорошо… у вас?! Так ты вернулся к жене? — непонятно, как она еще держалась.

— Ну да, вернулся, — сказал он и посмотрел на Машу. — Мы поговорили и все уладили.

— Подожди, — зло уточнила Машка, — а эта квартира? Ты разве не вернулся жить домой?

— Не, я вернулся… А квартиру я решил дальше снимать, я подумал, нам же с тобой надо будет где-то встречаться…

— Почему. Ты. Сразу. Меня. Не предупредил? — металлически отчеканила Машка. — Почему я только сейчас узнаю, что ты вернулся к жене?

— Нууу… — юлил он, — я подумал, что ты ж не будешь против, если мы продолжим встречаться. Тебе что, так важна эта жена? Да не люблю я ее, я тебя люблю… Малыш, ну малыыыш, — потянулся он к ней с поцелуем, — ну прости, ладно?