Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 1)
- Посмотреть можно, а допросить... допросить нельзя, товарищ командир.
- Как нельзя? Почему?
- Он заминирован. В карете.
- Кто заминировал? Что за чушь?
- Сам себя заминировал в целях безопасности. И к тому же пьян. А впрочем, может, и проспался. Давайте посмотрим.
Они подошли к карете, охраняемой часовым - пожилым рабочим, вооруженным винтовкой.
- Спит? - спросил Балабонцев, кивнув на карету.
- Храпит, - ответил часовой.
- Разбудить! - приказал Рубцов. Часовой забарабанил в дверь прикладом:
- Арестованный! Проснитесь! Да очнись же. В карете послышались сонное мычание человека, сладкая зевота, хруст костей и протяжное и-е-ха-ха-ха!
- Господин генерал! - постучал в оконце Балабонцев. - Вас можно на минутку?
- Чем могу быть полезен? - ответила карета.
- Имеем честь сообщить вам, что вы вместе с вашим войском захвачены в плен. Ваше дальнейшее сопротивление бессмысленно. Выходите. Сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь, оружие, награды.
- Милостивый сударь, - заговорил "генерал". - Зачем уговаривать куму, если она засватана. Не тратьте даром слов. Если бы плен был раем, я бы с удовольствием поднял руки и отправился туда, но, поскольку плен всегда был адом, я лучше предпочту голодную смерть или долгое ожидание того часа, пока меня не освободят те, кому это положено.
- Фанатик. Что с ним? - отступился от кареты Балабонцев. - Под колеса мину и к богу в рай.
- Вы, сударь, как вижу, привыкли пугать, - послышалось из кареты. - А на пугало ноне и вороны хотели чихать.
Балабонцев выхватил из кобуры пистолет. Рубцов отстранил его плечом:
- Подожди, не горячись, я сам поговорю, - и, вынув из кармана темно-синих галифе коробку спичек, портсигар, протянул это через оконце в карету: Господин генерал, прошу вас, угощайтесь.
- Вот это другой разговор, - ответил человек из кареты. - За чаркой да цигаркой и упрямую сосватали.
Комбат с любопытством читал еще рекламу на карете, как в оконце повалил дымок и оттуда просунулась дегтярно-черная борода.
- С кем имею честь беседовать? Ваш чин и ранг, ибо по существующему артиклю с младшими чинами мне не положено, - сказала борода, возвратив портсигар и спички. - Претит субординация. Я, сто дивизий вправо, сто - влево, генерал! Я могу, если что, протест.
- Не беспокойтесь, - улыбнулся комбат. - Все в норме. Вашу субординацию мы не заденем даже вожжой. Прежде всего скажите, куда вы ехали?
- Этот вопрос, сударь, вам задавать бы не следовало, ибо вы сами прекрасно знаете, что на конях ездят только вперед. Стало быть, и мы ехали туда же вперед.
- Блестящий ответ, господин генерал, - похвалил комбат. - Не смею вас с этим тревожить. Еще вопрос к вам.
- Весь к вашим услугам, - пыхтя в бороду, ответил "повстанческий генерал".
- Зачем, с какой целью вы ехали? Кого искали? Кто вас послал? - высыпал сразу несколько вопросов Рубцов. "Генерал" важно выпустил дым.
- Если б я сказал вам, что ехал бесцельно, вы бы сочли меня за идиота, ибо бесцельно ездят только они, но, поскольку средь генералов нет идиотов (иначе кто бы им доверил войска), выходит, что у меня цель была. Но вот какая, вспомнить никак не могу. Не по рангу выпил, извините, заспал.
- Бросьте валять дурака, генерал! - крикнул Балабонцев. - Вы отлично знаете, куда ехали. Вы искали нас, партизан. Ну, так вы их нашли. Вы в руках партизан.
Борода пронзительно свистнула, юркнула назад и долго кашляла там и чихала. Потом в карете забулькала жидкость, звякнули кружки и раздалась команда: "Матрена, смирр-на-а! Для встречи дивизий, равняйсь!"
- Вот тебе и храбрый генерал, - сказал Балабонцев. - При одном упоминании о партизанах рассудок потерял. Вы слышите, слышите, какую околесицу понес?
Комбат подошел к Балабонцеву, протянул руку:
- Поздравляю! Горячо поздравляю с пленением очень важной персоны липового генерала.
- Товарищ комбат! Да что вы? Какая липа? Не может быть. Он же в мундире. И все о дивизиях, ста дивизиях бубнит.
- От кружки водки, товарищ Балабонцев, сто чертей в бочке наплетешь. А ну, где у вас этот личный представитель президента? Может, и тот такая же липа?
- Никак нет. Тут без осечки. Тут точненько. За этого ручаюсь головой. Жулик чистейшей воды. Мать афера. Перед Гитлером на лапках... Да вот вам доказательство, - Балабонцев протянул командиру отряда Железный крест. - Сам лично конфисковал. И плюс карета с рекламой, а на карете флаг с портретом Гитлера.
- Вот как?! Ехали даже под флагом?
- Так точно! А на флаге под косым Гитлером золотая надпись: "Поможем фюреру дойти до конца!"
- Где этот флаг?
- У меня в повозке. Разрешите принести?
- Давайте и флаг, и всю шатию-братию сюда. Свиту имею в виду.
- Вас понял. Сейчас доставлю.
Не знал, не гадал и не думал комбат Рубцов, что всю эту "шатию-братию" возглавляет старшина Бабкин. Он стоял перед ним все такой же веселый, улыбчивый, молодцеватый, с природной бесшабашной удалью и хитрецой, только не в гимнастерке старшины Красной Армии, а в черном фраке иностранного дипломата или господина, в кармане у которого по меньшей мере - миллион. А рядом с ним!.. О чудо! Не сон ли это? Не привидение ли белым днем?
Комбат потряс головой, пытаясь стряхнуть наваждение, очнуться от сна. Но не тут-то было. Никто не исчез. Став в шеренгу, как на перекличке, все они стояли перед ним. На правом фланге - старшина, на левом - ротный писарь, на середине - шеф-повар.
- Товарищ капитан! - вскинул руку к цилиндру Гуляйбабка. - Оставшаяся в тылу противника тринадцатая строительная рота двадцать шестого саперного батальона выведена в полном составе. Потери - два коня и карабин. Один человек ранен. Старшина роты Бабкин!
- Слыхали? - кивнул Балабонцев. - Вот так и со мной. Крутился, как уж. А вот это? Это что? - развернул на палке черный флаг Балабонцев. "Благотворительное единение искренней помощи сражающемуся Адольфу". И заметьте, не какой-нибудь, а искренней. Искренней помощи Адольфу! Вот она, какая штука получается. На словах одно, а на дело другое - искренняя помощь фюреру!
- Товарищ младший лейтенант, читайте лучше, - почти потребовал Гуляйбабка.
- Читал сто раз. Пусть теперь прочтет вот сам товарищ комбат. Может, я безграмотный, без очков не так прочел.
- Стойте! - поднял руку Гуляйбабка. - Коль вы ничего не поняли, дайте мне уголек или карандаш.
Старик с козьей бородкой, в котором Гуляйбабка без труда узнал проводника деда Калину, подал кусок головни.
- Разрешите штандарт, - попросил Гуляйбабка и, как только младший лейтенант и дед Калина исполнили просьбу Гуляйбабки, мазнул над буквой И в слове БЕИПСА хвостик и воскликнул:
- Читайте! Вслух читайте наш пароль и девиз.
- Бей пса! Бей пса! - раздалось вокруг. - Ай да хлопцы! Качать их! Качать!!! Комбат обнял старшину:
- Не обижайся, Иван Алексеевич. Хлопцы не знали пароль.
- Ну что вы, товарищ комбат. Ни в коем случае. А вот на деда Калину я в обиде. Ох, в какой обиде! - погрозил пальцем старшина.
- Это за что ж ты на него?
- Да как же? Объявился честно указать дорогу, а завел в болото. И паче того - карабин стащил.
- Виноват. Звиняюсь, - поклонился дед Калина. - Был такой грех. Обмишулился малошть. Возьмите свой карабинчик. Вертаю его.
Старшина подержал карабин в руках и тут же вернул его Калине:
- Возьмите, дедок. Вы настоящий партизан. Храните и бейте фашистского пса. Спасибо вам, что привели нас к своим.
Дед Калина замахал руками:
- Нет, нет. Не мне спасибо, а вот товарищу командиру. Он ведь вас давно на прицеле держал. Еще с той поры, как вы тронулись из Луцка. Только не знато было дело, кто едет в вашем хваетоне.
В карете раздался крик:
- Братцы! Да что же это? Такая радость, а вы меня... взаперти. Да откройте же. Пустите, сто полков вперед!
- Кто у вас? Что за "генерал"? - спросил комбат.
- Мой кучер Прохор. Отбывает за нарушение дисциплины трое суток гауптвахты. Сутки уже отсидел, двое осталось, а впрочем... в честь такой радости выходи, Прохор! Амнистия тебе.
Бойцы отряда подхватили прямо из кареты "генерала повстанческой армии", и, как старик ни умолял оставить его в покое, как ни кричал: "Смирно! Разойдись!", пришлось ему все же побыть в роли волейбольного мяча.
Толпа у кареты росла. Росло и ликование встретившихся после долгой разлуки строителей пограничных дотов. Не принимал в этом участия лишь Балабонцев. С грустью смотрел он на "генерала повстанческой армии" и вздыхал: "Эх, если бы это был не кучер, а в самом деле генерал!" Однако вскоре и он, послав к чертям собачьим повстанческих генералов, присоединился к общему веселью, приказал жарить кур. По курице на каждого солдата БЕИПСА, а "генералу повстанческих войск" за то, что так славно сыграл свою роль, целого гусака.
Не зря говорится, "земля слухом полна". К карете привалили все и, конечно же, примчалась Марийка.
- Ваня! - только и могла сказать она. И, уткнувшись в грудь старшины, заплакала.
29. НОЧЬ В ПОЛЕССКОМ БОРУ, ИЛИ РАССКАЗ О ТОМ, КАК МЮНХЕНСКИЙ БЮРГЕР УТАЩИЛ МАРИЙКИНУ ПЕРИНУ
