Лёха Андреев - Сядьте на пол

Но оседлая жизнь постепенно становится благоприятной и в других местах. Охотники, моряки и прочие экстремалы больше не нужны в таких количествах. Однако люди с генетической "жаждой новизны" продолжают рождаться. Что же происходит, если окружающие условия заставляют прирожденного экстремала вести рутинный образ жизни?

Очевидно, его будет крючить. Может быть, он даже будет склонен к деструктивным действиям. И наоборот: случись катастрофа — эти люди вдруг оказываются спокойными и даже как будто счастливыми. Именно такое поведение показано в фильме Ларса фон Триера "Меланхолия". Да и в остальных фильмах этого режиссера повторяется общий шаблон: симпатичная женщина принципиально нарывается на неприятности — и получает от этого удовольствие. Поскольку Ларс фон Триер обитает в благополучной Западной Европе, едва ли его фильмы основаны на реальном опыте тяжёлой жизни. Скорее, это история про тот самый ген, который начинает напевать "I can get no satisfaction!" именно в благоприятной ситуации.

(Да, лидер группы Rolling Stones честнее фон Триера: он поёт про себя, а не про выдуманных красавиц. А вот если присмотреться к тематикам современных СМИ, можно заподозрить, что это ещё одно прибежище людей с врождённой любовью к катастрофам. Из всех возможных новостей они вывешивают на видное место именно неприятности; сообщая о количестве жертв, они добавляют "как минимум", словно показывая нам свои истинные желания).

Похожая ситуация с другим дофаминовым рецептором — D2. Мутацию, которая снижает его чувствительность, можно назвать «геном риска». Раньше он был востребован гораздо больше: например, среди военных. В мирное время эта врождённая черта характера проявляется в алкоголизме и азартных играх.

Что же можно изменить, если «всё предопределено»? На самом деле, гены определяют только общие тенденции — в данном случае, усиленное стремление к новизне или риску. Однако методы получения новизны или риска будут определяться уже не геном, а средой. И это даёт пространство для маневра.

Наглядная картинка в подтверждение гипотезы «Охотников и кочевников» есть в лекции британского педагога Кена Робинсона о реформе образования [33]. Там представлена карта, которая показывает распространение СДВГ в США [34]. Общая тенденция: гиперактивные сосредоточены на Восточном побережье. Именно там, куда несколько веков высаживались иммигранты из других стран — то есть люди, склонные к движухе больше, чем к оседлому поведению. Собственно, на них Америка и держится.

По иронии судьбы, сейчас Штаты являются одной из самых религиозных стран, а также символом нового мирового супер-порядка. Куда они будут девать своих гиперактивных? Пошлют оккупировать Иран? Робинсон предлагает более мирный вариант. Он говорит, что классическое образование подобно фабричному конвейеру по производству роботов, где подавляют креативность и оставляют за бортом людей с СДВГ. А вот если дать им возможность развить свои творческие способности, эти люди будут очень востребованы в бизнесе.

Но как именно востребованы? Робинсон описывает задачу, которую гениально решают дети: «придумать сто способов использования кирпича». Где может возникнуть такая задача? У маркетолога: нужно кому-то впарить все эти кирпичи в условиях перепроизводства. И этот будущий рекламщик является более "одарённым", чем тот, кто делает кирпичи или строит из них дома?

Что же получается? Давайте бросим долгую учебу, бросим трудный опыт, и все займёмся свободным креативом… вроде спамерских рассылок, дурацких рекламных клипов и прочих способов обслуживания чужих кирпичных конвейеров. Мы никуда не отошли от фабрики роботов. Лишь сменили вывеску.

«Маскировочный термин «креатив» не случайно пытается подменить собой слово «творчество». Это как «дизайнер» — претендует на то, чтобы заменить «художника», хотя означает «оформитель». Разницу чувствуете? Художник — свободный человек. Оформитель — должность обслуживающего персонала. Но как сделать, чтобы человек считал себя свободным художником, а при этом работал винтиком в корпорации? А просто дадим ему новое название, не-рыбо-не-мясное, загадочное. «Дизайнер». Ловко подправили интерфейс.

Потому и слово «творчество» их раздражает — это ведь хаос, индивидуализм, неповиновение — творческая натура, творческий беспорядок! Совсем другое дело — «креативный». Это уже мальчик на службе бизнеса. И вот уже студия известного дизайнера Артемия Лебедева издаёт книгу Марины Озеровой «О детском рисовании», где нам показывают чудо подмены в одном предложении: «Уникальное свойство человеческого мышления — креативность — развивается в детстве, в творческой деятельности». (май 2013)

Нет, я не отрицаю пользу рекламщиков и оформителей. Просто хочу показать, что грубое натягивание упрощённой черно-белой морали на биологию приводит к сомнительным ценностям. Реальный факт здесь только в том, что у некоторых людей есть генетическая «жажда новизны». А работа в рекламе — один из способов удовлетворять такие потребности.

Кем ещё может стать гиперактивный ребенок, когда повзрослеет? Вот несколько типажей — Трудоголик, Перфекционист, Питер Пен, Космический Кадет, Любитель Вечеринок, Бульдозер, Вечный Обвинитель, Болтушка [35]. Все какие-то неприятные. Но хотя бы разные, уже хорошо! Было бы ещё здорово понять, чем определяется выбор модели.

Конечно, факторов много. Упомяну лишь одно исследование, которое показывает, при каком условии «ген новизны» приводит молодых людей на политический митинг, а не на рыбалку. Исследование состояло в том, что большую группу американских школьников на протяжении многих лет тестировали по разным параметрам. В начале программы исследований им было предложено написать имена людей, которых они считают своими друзьями. Через несколько лет среди тех же молодых людей провели опрос, в котором они должны были назвать свои политические взгляды (выбрать из пяти вариантов, от "очень консервативных" до "очень либеральных").

Выяснилось, что сам по себе ген новизны не увеличивает шансов на либерализм. Число друзей само по себе тоже не влияет на политические взгляды. Зато эти два параметра работают вместе: если у человека с "геном авантюризма" в юности было много друзей, такой человек будет склоняться к либеральным взглядам [72].

Некоторые объясняют результат так: большое количество друзей, при наличии "жажды новизны", ведёт к лучшему пониманию чужих жизненных позиций, к терпимости. По-моему, спорная трактовка. Если мужчина меняет женщин как перчатки, это не значит, что он интересуется их взглядами или собирается бороться за их права. Его просто интересует разнообразие и движуха.

Впрочем, почему сразу мужчина? Одна моя знакомая, работающая в пресс-службе крупного телекома, призналась, что чувствует себя плохо, если в течение недели не познакомится с парой-тройкой новых людей. При этом никакого особого «понимания людей» она не демонстрировала. Да и терпимости тоже. Просто её метод «получения новизны» — новые лица.

Появление Интернета дало таким людям мощный наркотик коммуникации. Опытные айтишники давно заметили, что люди реагируют на избыток связи по-разному. Некоторых бодрит, а другим, наоборот, очень мешает:

«Серьезная проблема электронной почты состоит в том, что получение письма нажимает на ту же кнопку выдачи эндорфинов. И отправление ответа на письмо — та же кнопка. Химический сигнал счастья поступает в ваш неокортекс, и внутри вас разливается эдакое "а-ахх", словно вы и вправду сделали что-то полезное. Поэтому вы сидите весь день с открытым окном почты, и прерываете работу каждый раз, когда приходит письмо, и отвечаете на него, и вам от этого приятно. Но что вы делаете на самом деле? Вы дробите свое время, прерываете свой "поток" и убиваете свою способность сконцентрироваться на чем-либо достаточно долго, чтобы выполнить работу качественно». (Марк Андресен, «Как делать дела» [36])

Статусным параметром в Интернете является высокое число «френдов» — практически то самое условие «большого числа знакомых», которое в сочетании с геном новизны дает либеральное мировоззрение. Может быть, именно в этом — ключ к таким феноменам, как бессмысленные флешмобы и твиттер-революции. Вот что рассказывает Сергей Пойдо, медиа-директор "Стрелки", о мотивации на современных митингах [37]:

«Сейчас любой бренд, продукт, услуга, человек превратились в медиа, получили возможность передавать информацию, говорить с неограниченным количеством лиц. И у людей возникло ожидание способности разговора. При этом у нынешней власти эта способность разговора отсутствует. Почему вышли люди на Болотную? Чтобы быть услышанными. У них удовлетворены физиологические потребности, потребности в принадлежности к определенной социальной группе, но они желают удовлетворить и другие, они хотят быть услышанными…»