Коростышевская Татьяна - Мать четырех ветров
Алькальд замер, окидывая диспозицию внимательным взглядом.
— Ну, наконец-то! — поднялся валашский князь. — Ваши люди утомлены ожиданием и потребностью в уединении. Кстати, посылать к моей скромной персоне один за другим четыре отряда городской стражи было опрометчивым решением. Вы позволите отпустить их?
Ди Сааведра выдохнул. Дракон взмахнул рукой, и мандолина смолкла. Одновременно шестнадцать стражников ринулись к двери. Алькальду пришлось проворно отскочить, чтоб не быть раздавленным. Замыкала процессию хозяйка пансиона с музыкальным инструментом наперевес.
— Доброго вечера, — мило поздоровалась она и выскользнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Ди Сааведра вдохнул.
— Присаживайтесь, — предложил князь. — Как говорят в одном сопредельном с моим княжестве, в ногах правды нет.
Алькальд подошел чеканным шагом к столу, отыскал взглядом чистый бокал и наполнил его до краев. Вино было крепким.
— Я требую объяснений.
— Нет, — покачал головой князь, — это я требую объяснений. Объясните мне, господин алькальд, почему в просвещеннейшей из столиц нашего мира некто безнаказанно убивает моих подданных? А также будьте любезны удовлетворить мое любопытство, почему до сих пор не установлен виновник?
Пояс был железным, с массивным запором и ушками для висячего замка. Больше всего он походил на корсет — плотный, без зазоров, с безобразными, похожими на шрамы следами ковки.
— Да он пуда два, наверное, весит! — возмутилась я. — Глупости какие!
Сестра Матильда взгромоздила конструкцию в изножье кровати и заправила под косынку седые прядки.
— Не преувеличивай, сорок фунтов всего, считай, вполовину меньше. Вы готовы к обряду, сестры? — обратилась она к сопровождающим ее медичкам.
Те уважительно кивнули. Сестер было двое; рослые барышни, лет двадцати на вид, красивые дородной сельской красотой, со свекольным румянцем на тронутых загаром щеках и густыми сросшимися бровями. А уж ширина плеч моих посетительниц недвусмысленно предупреждала о том, что, если придет мне в голову покуражиться, сестры меня поймают, скрутят и подпояшут, даже не притомившись. А потом пойдут еще быка на арене завалят, чтоб задор молодецкий даром не пропадал.
Сестра Матильда достала из складок робы аккуратный сверток.
— Пояс носить будешь под одеждой, снять его никак нельзя. Поэтому, чем раньше ты приучишься с ним все естественные надобности справлять, тем легче тебе будет в дальнейшем.
Сверток развернулся в длинную льняную ленту.
— На первое время я тебя тканью оберну, чтоб не шибко натирал, потом привыкнешь.
— А долго мне с этой громадиной ходить придется?
Я невольно хихикнула, когда одна из сестер ловко принялась меня раздевать. Щекотки боюсь страсть как!
— Ректор про сроки не уточнил, — буркнула Матильда. — Та огневица, которая до тебя его носила…
— Которая пол Кордобы после инициации пожгла?
— Да, та самая. Так вот, она… Погоди… Так она до сих пор его, что ли, носит?
Медички дружно заржали, видимо, шутка эта была для них не новой, но любимой.
Я мысленно взвыла.
— Ну а побледнела чего? — дружелюбно спросила Матильда, делая первый виток вокруг моей талии. — Тебе же никто не запрещает пытаться его снять.
— Тогда в чем подвох?
— А в том, что, если тебе это удастся, не забудь процесс расписать в подробностях, лично для меня. Я на твоем опыте следующие поколения медичек обучать буду.
— Обязательно в письменном виде? — переспросила я. — Может, на словах лучше передать?
Одна из младших сестер хлопнула меня по плечу.
— А она наглая! Молодец девчонка!
От этого дружеского жеста у меня сбилось дыхание, и я кашляла все время, пока дружная троица ослабляла (только ослабляла, а не развязывала) мои веревки.
— Сейчас смирно сиди, — скомандовала Матильда. — Дернешься, придется переделывать, а тебе лишняя боль ни к чему.
«Ёжкин кот! Это еще и больно?» — подумала я и заорала, потому что тело мое будто обхватила раскаленная добела лента, казалось, она сейчас прожжет меня до костей.
— Тихо, тихо, нинья, еще чуть-чуть потерпи…
И сестра Матильда щелкнула дужкой замка.
— Ключ к нему конечно же не полагается?
— В нем даже замочной скважины нет. Как ты? Полегчало?
Боль не ушла, а как будто затаилась, и от этого ощущения было немного не по себе. Я кивнула, затем послушно вытерпела еще один осмотр. Моя грудь по контрасту с темным железом смотрелась вызывающе. Замок болтался где-то на уровне пупка, и я подумала, что под одеждой его выпуклость будет очень заметна.
— Можешь одеваться, — наконец вынесла вердикт медичка. — Сестры тебе помогут. Не благодари.
«И не собиралась!» — мстительно подумала я, потирая наконец освобожденные запястья.
— Кстати, — донеслось уже от двери, — советую поторопиться. Тебя ожидают для дознания.
— Какого такого дознания? Железяки с меня довольно не будет?
— Ты уже забыла, что в твоей постели нашли мертвого мужчину? — укорила меня Матильда.
— Так это было седмицу, то есть неделю тому. Я думала, с этим делом уже разобрались, хотела расспросить, как виновных наказали.
— Не разобрались. Ожидали, когда алькальд в должность вступит. Дело серьезное, без главного судии решать нельзя.
— А подозревают кого?
— Тебя, милая, тебя. Так что придется тебе сейчас докладывать, кто тебя, такую ветреную, инициировал, да доказывать, что это не покойный Игорь Стрэмэтурару.
«Это ты его убила! Признайся, ты!»
— Сестра Матильда, вы ведь понимаете…
— Да все я понимаю, нинья, — раздосадовано перебила меня медичка. — И они тоже это понимают, но этот поганый мир придуман мужчинами. Смирись и попытайся оправдаться.
— Тем более что мы на тебя деньги поставили, — шепнула рослая сестрица, как раз склонившаяся к моему плечу, чтобы прикрепить студенческую брошь. — Торо, Лутеция! Торо!
За мной пришли как раз в разгар вечернего моциона. Пытаясь как можно быстрее вернуть подвижность ослабевшим за неделю конечностям, я наматывала круги вокруг кровати. Ходить приходилось осторожно — семеня мелкими шажочками, по-гусиному переваливаясь. Пояс сидел на талии довольно плотно, будто на меня ковали, и нещадно врезался в тело при любом резком движении. А вот интересно, если я совсем есть перестану да исхудаю, удастся мне эту громадину через бедра стащить? Я задумчиво подпрыгнула и сморщилась от резкой боли в боках. А если наоборот, дородности прибавлю, железяка в тело врастет или лопнет под напором округлостей? Фу! Даже думать о таком не хотелось.
За дверью долго возились, отодвигая засовы и отпирая замки. Наконец в комнату просунулась голова в гребенчатом шлеме.
— Донья Лутеция, просим пройти с нами!
Стражники были незнакомые, но это не помешало мне попытаться начать разговор.
— Какие погоды нынче стоят?
Мое дружелюбие никто поддержать не торопился; те двое, которые шли впереди, даже голов не повернули. Я оглянулась на замыкающих. У каменных статуй, что стоят хороводом вокруг фонтана на рыночной площади, и то лица поживее будут. Спуск по винтовой лестнице стал для меня настоящим испытанием. И дело было даже не в тяжести этого пресловутого пояса, а в том, что я не могла в нем наклоняться. Совсем, ни на пядь, ни на вершок. А для того чтобы ступить с верхней ступеньки, надо было пригнуться. Авангард наш, один за другим, нырнул в темный зев лестничного проема, только чиркнув гребнями шлемов по каменной кладке, меня же заклинило там намертво.
— Кто так строит? Ну кто так строит? — раздражалась я сначала про себя, потом в полный голос. Попыталась прогнуться чуток назад, чтоб поднырнуть… — Ах, ёжкин кот! Да какого лешего меня в башню-то поселили?
— В чем причина задержки? — замогильным голосом осведомился один из уже спустившихся стражников. — Арестованная сопротивляется?
— Арестованная не пролазит в эту дыру, — любезно проорала я. — И вынесут меня отсюда только на руках — других вариантов я не вижу.
Через пару мгновений я уже вовсю командовала кампанией по своему спасению.
— Заворачивай! Заворачивай! Куда пошел? Ногами вперед только покойников выносят! Развернитесь, кому говорю!
Восемь витков, четыреста двадцать ступеней, полукруглый лестничный потолок, покрытый живописными мазками копоти…
— Я же на самом деле вовсе не такая тяжелая, как может показаться, — вещала я, изящно скрестив руки на груди. — На мне железа сорок фунтов.
— У тебя язык, наверное, тоже столько весит, — пропыхтел тот стражник, которому досталась почетная обязанность поддерживать мои плечи. Страдальцу приходилось спускаться спиной вперед, и хорошего настроения это ему явно не добавляло.
— Вас, кабальеро, никто не заставлял на эту работу соглашаться, — укорила я. — Знаешь, как у нас в Рутении говорят? Назвался груздем — полезай в кузов!
