Михаил Жванецкий - Собрание произведений в пяти томах. Том 1. Шестидесятые
И я сбежал к одной врачихе. Доцент. Вот такая толстая диссертация, и тема очень интересная – что-то там в носу.
Такая умная женщина. Бывало, по радио: «Буря мглою небо кроет...»
– Откуда это, Сигизмунд?
Я только открывал рот и напрягал память, как она говорила:
– Ты прав – это Пушкин.
С ней я пошел дальше всех, с ней я дошел до загса. У меня уже был букет, мы с ее мамой перешли на «ты», а папа подарил мне белые тапочки. И тут я сказал себе: «Стой, Сигизмунд. Она чудная женщина со всеми удобствами, с горячей водой, в прекрасном районе, но умна угнетающе». С таким же успехом можно жить в библиотеке или спать в машиносчетной станции.
И я бежал к третьей. Та ничего не соображала, и я почувствовал себя человеком. Я сверкал остроумием, я пел и решал кроссворды. А она сидела, раскрыв рот. Когда человек, раскрыв рот, смотрит на вас целый день, это приятно. Но через месяц это начинает раздражать. Я ей говорю: «Закрой рот, я уже все сказал». И хотя был ужин, и нас поздравляли, и ее папа подарил мне белые носки, я сказал себе: «Стоп, Сигизмунд, шутки шутками, но могут быть и дети». И я бежал домой... где из живых людей меня ждет только зеркало.
Но сегодня, женщины, у нас с вами большой день... Я чувствую, что я созрел. Сегодня я выгляжу, как никогда. У меня еще стройная фигурка, блестящая в некоторых местах голова, слегка подкашивающиеся ноги, небольшое пришепетывание при разговоре, посвистывание при дыхании и поскрипывание при ходьбе. Но если меня в тихом месте прислонить к теплой стенке, со мной еще очень, очень можно поговорить! О Восьмом марта, о весне, о вас, женщины...
Готовьтесь, птички! Я еду к вам на трамвае!
Сосредоточенные размышления
Для А. Райкина
Зарядку себе придумали, лишь бы не работать! Лишь бы дурака валять! Здоровый бугай поднимает гири впустую – воздух перемешивает. Пускай камни таскает или вагонетки с углем. И платить ему не надо: он же за гири денег не берет!
Если весь народ по утрам вместо гирь будет яму копать, знаете, какая колоссальная экономия будет?!
А если другие туда воды накачают и гусей пустят... На каждого получится по два гуся.
Я ж не один день думал!
А этот футбол – двадцать два бугая мяч перекатывают. А если им вместо мяча дать каток, они ж за полтора часа все поле заасфальтируют. А зрители еще по рублю дадут. Бешеные деньги пойдут.
А марафонца видали? Страус. Сорок километров дает бегом. Его кто-нибудь использует? Он же бежит пустой! А если он почту захватит или мешок крупы в область? У нас же составы освободятся. Я уже не говорю про штангистов. Человек полтонны железа поднимает и обратно кладет. Так дайте ему груз, чтоб он его наверх подавал. Бочки с селедкой, раствор, ящики с кирпичом пусть выталкивает. И рекорды ставь: ты – две бочки, я – четыре, чемпион мира – шесть!
Кто у нас остается? Артисты, художники, ревматики, склеротики и прочий боевой отряд физически недоразвитых людей. Их надо использовать на тонких работах. Вот балерина – крутится. Крутится, крутится, аж в глазах рябит. Прицепить ее к динамо – пусть ток дает в недоразвитые районы. А ты, иллюзионист, у тебя из пустого ведра курица вылетает. Иди, обеспечивай народ курями. Ведра у всех есть, куры не у всех. Тебе каждый спасибо скажет, если честно будешь работать. А писатель пишет. Ходит туда-сюда, обдумывает. Что он там напишет, никому не известно, а пока ходит – прицепить к нему рычаг, пускай воду качает. Хоть какая польза будет...
Вот так каждого использовать. Такое будет! Такое состояние благо. Такой прогресс. Такой урожай. Вместо голубей этих дурных на крышах индюки будут сидеть, и тогда сразу вперед скакнем. Я ж не один день думал, что я, дурак?!
Два дурака
Для А. Райкина
Я за углом в тресте работаю, говорят, у нас начальник – того... Не очень соображает... Но вы мне объясните: он что, вообще не соображает или он на своем месте не соображает... Возьмем нашего... У него диплом, он инженер. Сейчас все с дипломами. Он заочно инженером стал... Сейчас все заочно инженерами становятся. Правда, курсовой ему весь техотдел считал, а дипломный все конструкторское бюро чертило в рабочее время, но он все равно инженер. Но он не дурак.
Он ходит на работу с мешочком, гуано собирает голубиное... Это очень хорошо для виноградничка... У вас нет виноградничка, а у него есть виноградничек... Он его заборчиком, штакетником огородил, досточками, и все вручную, все сам. А коза у него – Брижит Бардо, ни единой блохи – сам купает, все сам! Кабанчик для него как сын... Для навоза бетонированный вывод вывел сам, все сам... И не потому, что все себе, себе... На работе увидел: два маляра сидят на ставке, ворота коверкают. Он тех маляров прогнал, сам встал и ворота покрасил, и чтобы вы думали – третий год стоят, как куколки... Вот он у нас какой! Так чего же люди к нему с чертежами лезут... Он же дворник в душе. И какой – первоклассный. Дворник-педагог. Вы только объясните ему, что это тоже ответственная работа... А как же.
Во-первых, лед сколоть уметь надо?.. Надо!.. А там горку залить, чтобы пионерчикам было легко скользить, а пенсионерчикам, наоборот, песочку подсыпать... А если у ворот стоять... Ведь можно по-разному стоять... Можно и так стоять, а можно и так. А наш бы так стоял... из-за границы приезжали бы смотреть. Фигура у нашего как раз представительная. Красивый мужчина – невозможно... А голос... Вот жилец идет:
– Здравствуйте, Харитон Иванович!
– Здравствуйте, Петр Сергеевич!
– С праздничком вас, Харитон Иваныч!
– И вас также, Петр Сергеевич!
А вот профессор идет, уже не жилец, в другой дом переехал. Ну все равно:
– Мое почтение, Харитон Иваныч!
– Наше вам, Григорий Владимович!
А тут вертихвостка, уличная продавщица, Машка:
– Здравствуйте, дядя Харитон. С праздником вас, дядя Харитон.
Ну с ней можно попроще:
– И тебя же!
Вот какая у него могла бы быть работа... По призванию! А он сидит в кабинете, смотрит на других и тоже за стул держится.
А тут же в управлении интеллигент на побегушках громыхает. Дохлый такой червь... Мозгами как раз хорошо шевелит, но руками никак не может... Уж до чего беспомощный... шланг не может удержать... Послали лед скалывать, так он сначала тяпкой себе ноги переломал, а потом его послали пьяного скручивать – зрелище было: «Голубой огонек». Где шляпа, где очки?.. Того интеллигента червивого по частями вынесли, а наш директор этого пьяного одной рукой скрутил...
Вот вам интеллигент с дипломом – дурак и начальник с дипломом – дурак... Два дурака, да?..
А вы поменяйте их местами... А вы не думали об этом... А вы подумайте.
Одесса
Итак, Одесса для тех, кто ее не знает и не хочет знать. Довольно красивый город на нашем Юге и чьем-то Севере. На берегу Черного моря, трехтысячный юбилей которого мы недавно отмечали.
Обычно очень жаркий август, когда мы по ночам обливаемся потом, а серая морская вода не охлаждает, а засаливает.
Дачи здесь маленькие – квартиры без крыш. Засыпаешь один, просыпаешься впятером. Жуют здесь все и всегда – семечки, креветки, копченую рыбку, раков, виноград. Лучшие в стране рты не закрываются ни на секунду: хрумкают, лузгают, щелкают, посапывают, слушают ртом. Рты прекрасные – смесь украинской, русской, греческой и еврейской породы.
Девушки весной хороши, как кукурузные початки молочновосковой спелости. Летом еще лучше: стройные, упругие, покрытые горячим загаром и легкой степной пылью. Идти за ними невозможно. Хочется укусить и есть их. От красоты у них скверные характеры, а в глазах коварство.
– Миша, уже есть шесть часов?
– Нет, а что?
– Ничего, мне нужно семь.
Вообще, женщин умных не бывает. Есть прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры. Но с нашими горя не оберешься. Большое количество бросило меня, кое-кого бросил я, о чем жалею. Правда, мне пятьдесят и жалеть осталось недолго.
Итак, лучший месяц август – дикая жара. Если в залив вошел косяк, рыбой пахнут все – никого нельзя поцеловать.
Вся жизнь на берегу моря: там жарят, варят и кричат на детей.
Для постороннего уха – в Одессе непрерывно острят, но это не юмор, это такое состояние от жары и крикливости.
Писателей в Одессе много, потому что ничего не надо сочинять. Чтоб написать рассказ, надо открыть окно и записывать.
– Сема, иди домой, иди домой, иди домой!
– Он взял в жены Розу с верандой и горячей водой...
– Почему у вас семечки по двадцать копеек, а у всех десять?
– Потому что двадцать больше.
– Чем вы гладите тонкое женское белье?
– А вы чем гладите тонкое женское белье?
– Рукой.
Они не подозревают, что они острят, и не надо им говорить, не то они станут этим зарабатывать, у них выпадут волосы, вместо того чтоб говорить, они будут прислушиваться, записывать, а потом читать по бумаге.
Старички сидят на скамейках у ворот с выражением лица: «Стой! Кто идет?!». Когда вы возвращаетесь к себе с дамой, вы покрываетесь потом и не знаете, чем ее прикрыть. Весь двор замолкает, слышен только ваш натужный голос:
