Лёха Андреев - Сядьте на пол

«Маша играла с Китом в "пещеру охотника". Потом мне рассказывает, что у него все истории зверей какие-то печальные. Дельфина обижали акулы, кошку гоняли злые собаки, и так далее. Я говорю: ну так это же классический сюжет для игры в спасателя — иначе бы ему не было смысла их спасать. Кроме того, не все животные из наших игрушек такие униженные. Некоторые очень наглые и вредные, вроде волка. У таких животных история совсем не печальная: Кит-охотник побеждает их в бою, а потом "съедает", приготовив на игрушечной сковороде. Хм… тоже невесело как-то. Ну, зато жизненно». (октябрь 2007)

То есть вот какой парадокс получается со сказками собственного сочинения: у детей ещё нет своих сюжетов, а родители редко могут выбраться из собственного однообразного сценария жизни. Как можно раскачать эту ситуацию?

Несколько лет назад по Рунету в качестве прикола ходила ссылка на немецкую книжку "Кто накакал кроту на голову". Название само говорит о том, в чём завязка. Дальше кротик идёт выяснять, и по пути обучается различать всех животных по какашкам. Закомплексованные соотечественники реагируют на эту книжку стандартно. «Гы-гы! Они нарисовали в детской книжке то, что у нас даже упоминать неприлично! Гы-гы-гы!»

Между тем, сказка очень правильная. В ней ставится познавательная задача, близкая к реальности. И это гораздо понятнее, чем репка, которую ребёнок никогда не видел в жизни и совершенно не понимает, куда её нужно тянуть.

Мы с Китом добрались до такого подхода после трёх, в процессе наших "сказок с продолжением", в которые мы играли обычно в троллейбусе, по дороге из детсада. Один рассказывает часть истории, потом продолжает другой, потом снова первый. Вначале мне казалось, что только я такой хитрый — под видом сказки подбрасываю ребёнку задачки. Но оказалось, что задачки подбрасывает и он:

«Два дня подряд после садика играли в сочинение сказки с продолжением. В первый день все истории нашего сериала были простые. Главный герой (а это был жук-палочник) заводил себе друзей, помогая им, а затем они как-нибудь помогали ему. В общем, все сказки были про умение договариваться с окружающим миром — и с деревьями, и с рыбами, и с вороной.

Но на второй день Кит стал вводить в историю "настоящих врагов": появились какие-то Невидимые Скелеты. Причём он постоянно уточнял, что их никак нельзя поймать, увидеть и т. д. В общем, Зло Настоящее и Коллективное. Потому и герои стали объединяться в более серьёзную группу.

Очень напоминает развитие сериала Lost. Сначала идет синергетика на уровне "человек-человек", герои решают личные конфликты. Потом идут конфликты микро-групп. Затем конфликты крупных организаций. Интересно, дойдут ли они в пятом сезоне до войны с инопланетянами?» (октябрь 2008)

Возраст три-пять — это вообще период увлечения отрицательными персонажами и разрушительными действиями. Окружающий мир вдруг стал огромным, срочно нужны сценарии отношений с этим Неведомым. Здесь и рождается настоящая сказкотерапия: не как попытка взрослого вытащить из ребёнка проблемы, а как собственная творческая активность детей по решению задачи столкновения миров.

Даже страх перед определёнными персонажами — уже творческое отношение. Потому что персонаж — определённый, зачастую даже выбранный самостоятельно: Неизвестность получает понятное воплощение. Кит в три года преувеличенно боялся филина из мультфильма, и Катя иногда использовала эту сказку, чтобы утихомирить его вечером — мол, если будешь хулиганить, филин тебя унесёт. Мне такой метод совсем не нравился. Но через несколько лет я обнаружил, что дочка Ева в том же возрасте сама поддерживает подобную игру: после сказки о Золушке она стала с особым вниманием относиться к полночи — ведь если до полуночи не лечь в кровать, можно превратиться в тыкву!

«Лёва начал рассказывать собственные истории:

— Я проснулся ночью. Там кто-то ходил в темноте. Я открыл дверь. Там кто-то стоял. Это был… зомбе!

Зато вторая история с тем же зачином кончилась иначе:

— Я проснулся ночью. Под кроватью кто-то сидел. Я посмотрел под кровать. Это был бегемот. Я его погладил. Он меня тоже погладил». (октябрь 2013)

Решения, которые придумывают эти юные сказочники, бывают настолько изящны, что поневоле задумаешься, кто кого тут воспитывает. Особенно когда они взламывают классику.

«— Жили-были старик со старухой. Старик взял старуху и бросил её в море. И она превратилась в золотую рыбку!

— А дальше?

— Всё! Дальше ничего нет!» (Кит, март 2007)

«— Папа, давай как будто сёстры Золушки были хорошие, и он женился на всех трёх». (Ева, май 2013)

После такой творческой переработки и сам начинаешь иначе воспринимать классику. В нашей домашней библиотеке нашлись целых три версии книги "Игрушки" Агнии Барто, которая перепечатывается из поколения в поколение. Наверняка вы помните эти печальные стихи — про плачущую Таню, брошенного зайку и охающего бычка. Там есть и парочка немрачных стишков, однако они не особо впечатались в память. А вот эти, которые про несчастья — засели накрепко.

Нравятся ли они детям? По-моему, не очень. "И на злого врага налетел медведь!" — вот это да, это на цитаты расходится. Может, Барто — это вовсе не детские стихи? Может, этот вирус жалости и сюсюкальности переносят взрослые, которые сами — а вовсе не их дети — страдают от одиночества и страха перед той качающейся доской?

Нет, я понимаю, надо учить детей сочувствию. Но как-то многовато у нас этого нытья в книжках для тех, кто по возрасту больше склонен веселиться. В детском саду они встречают страдальца Гадкого Утенка, в первом классе — столь же несчастную Серую Шейку. В пятом классе ребёнку приходится топить Му-Му вместе с Герасимом. Это просто шедевр унылой и совершенно ненаучной фантастики: почему просто не отпустить собачку? Не отдать знакомым? Не послать подальше барыню и свалить на Север вместе с собакой, здоровый же мужик! Нет, надо топить и страдать, ведь слезливый барин Тургенев плакал и нам велел.

А начинается оно с самых первых книжек, с Барто. Однажды, когда я наводил дома порядок, она снова попалась мне под горячую руку. Я просто сел и переписал её. И дети напевают новую версию гораздо охотнее старой:

Зайку бросила хозяйка,под дождём остался зайка —со скамейки влез на столи танцует рок-н-ролл!

Дождик-дождик, водолейка!Громче стукай по скамейкам!Пусть бегут домой хозяйки —на свободу вышли зайки!

# # #

Идёт бычок, качается,вздыхает на ходу:"Ох, доска кончается,Сейчас я упаду!"

Упал — и с горки мчится,кричит: "Хочу ещё!"Кто падать не боится,тот бык, а не бычок.

Так-так. Автор только что призывал отбросить "родительское умиление", а теперь сам развесил уши? Не беспокойтесь. Мы всего лишь продолжаем изучать детский язык, чтобы использовать его для более успешного общения.

В 2014 году я проводил семинары по верёвочным фигурам, которые большинству людей известны лишь в виде игры "колыбель для кошки". На самом деле это очень большая культура, своего рода невербальный язык, на котором когда-то рассказывали сказки жители всех тихоокеанских побережий, от Чукотки до острова Пасхи. Вот и я на своём занятии долго рассказывал детям интересные (как мне казалось) истории о распространении верёвочных фигур по миру, и сами фигуры показывал разные. Но наибольшее оживление вызвала та, при виде которой все хором закричали: "Череп! Череп!"

То же самое повторилось на другом семинаре. Показываю я красивые (как мне казалось) полинезийские фигуры с соответствующей сказкой, и вдруг одна продвинутая девочка говорит: "А можете показать, как делать Кости Оленя?" И соседи сразу: "Мы тоже хотим Кости!" Откуда такой интерес? Конечно, дело в табуированности самой темы "черепов и костей". А где вернее всего можно найти табуированные темы? В мифологии, причём в самой языческой.

Вот сказки эскимосов: сплошное преследование и жёсткие разборки между родичами. В одной истории бабушка гонится за внуком, поскольку не хочет, чтобы он засматривался на девушек. В другой старик решил наказать мальчика-сироту, который его дразнил. Или такая сказка: три охотника с собаками погнались за медведем, но один потерял рукавицу, замёрз и отстал; а второй отстал потому, что его племянницы подрались и заблудились, так что пришлось послать старого рыжего пса их разыскивать…

Суровая жизнь, да? Зато очень доходчивый способ запоминания базовой астрономии. Ведь бабушка и внук — это Альтаир и Таразед. Старик и сирота — Арктур и Муфрид. Три охотника — пояс Ориона, потерянная варежка — Регул, окруженный собаками медведь — Плеяды, дерущиеся племянницы — Гиады, а рыжий пёс — Альдебаран.