История из жизни одного театра - Максим Сергеевич Евсеев
– Мне нужно просто вас выгнать? – переспросил Антон , на всякий случай.
– Да, просто выгнать. – голос Валерия Владимировича уже звенел. Он чувствовал себя великим театральным педагогом, открывающим свое сокровенное знание перед актерами дачного театра века эдак девятнадцатого. – Давайте уже начнем. Это же элементарно. Господи! – возопил он с удовольствием. – Чему вас учат в институте, если вы не способны выполнить такую простую вещь. Я облегчу вам задачу. Нет никаких персонажей совсем. Просто выгоните меня Валерия Хлебородова. Начинайте.
Антон встал со стула и глаза его стали несколько задумчивыми.
– Давайте, давайте! – подбадривал режиссер. – Попробуйте меня выгнать – это же так просто.
– Уйди. – попросил Антон.
– Нет. – улыбнулся Валерий Владимирович. -Я не уйду! С чего мне уходить? Так вы меня не выгоните. – ему было очень хорошо в этот момент. Он не просто наслаждался ситуацией, он почти приплясывал, приглашая, всех кто был в зале, любоваться на него. – Не уйду я. Не хочу, понимаете? Мне здесь нравится, и я не собираюсь уходить.
– А я не помню, чтобы я спрашивал: нравится тебе здесь или нет. Просто уйди. – все зрители вдруг перестали улыбаться, так спокоен и убедителен был голос Антона Андреева, так точна была его реплика и так страшен в этот момент был он сам.
Почувствовал это и режиссер. Он видел уже, что Антон правильно понял задачу, что он не шутит и можно было бы остановиться, похвалить актера и призвать всех остальных следовать его примеру. Но он слишком дорожил своим авторитетом. Потом в зале сидела Алена, перед которой он так убедительно рассуждал о недостатках актеров театра, сидела Анечка Киреева, кокетничавшая с ним последние несколько дней, сидели все остальные и он не мог позволить себе сдаться так быстро. Сдаться после всего, что он наговорил про Антона и его неумение делать самые простые вещи. Он собирался ещё побороться и даже сделать несколько точных и обидных замечаний. Единственное что его беспокоило – это в своем ли уме стоящий пред ним человек. Ведь ни в чем нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с актерами. Могут так заиграться, что и покалечат, забывшись.
– Я не собираюсь уходить! – Валерий Владимирович попытался добавить блатных интонаций в свою речь. Движениями своими он стал походить на знаменитого Промокашку, а нижняя губа даже слегка отвисла и казалось с нее сейчас капнет. – Я хочу находиться здесь, и ты меня не выгонишь.
– Я закончил старейшее театральное училище в России. – говорил Антон спокойно. – Я много лет работал в Москве и видел таких режиссеров больше, чем ты котлет съел. Как же вы меня за..бали. Молодые, нахальные, ничего не умеющие, вы приходили в театр и учили меня играть. Каждый рассказывал, как мне надо заниматься моей профессией. Пафосные бестолковые, не умеющие слушать, но с невероятным гонором. А потом ваши опусы с треском проваливались, потому что никто не хотел покупать билеты на ваши спектакли. А я, обворованный вами, потративший часть своей жизни на то, чтобы вы реализовывали свои жалкие амбиции за мой счет, оставался ждать нового мудака – режиссера и все начиналось заново. Потом я уехал в маленький провинциальный городок, чтобы тихо играть эпизоды в тривиальных спектаклях. Зато здесь меня никто не трогал, не учил жизни. Больших лавров я не снискал, но мне нравилась это уютное тихое болото. И я думал, что так будет и дальше, но появился ты. Ты говоришь то, что я слышал уже много-много раз. И все вы произносите эту банальщину с таким видом, будто сами её придумали.
В зале стояла звенящая тишина. Сам Валерий Владимирович заслушался этой историей. Почти никто ведь не знал о прошлом Антона Андреева, до этого момента. Сам он не распространялся, а его замкнутый характер не располагал к душевным разговорам. Но сильнее истории, которая сама по себе отвлекала и сбивала с толку, очень мешал сосредоточится тон актера Андреева. Тон, который заставлял усомниться, что после всего сказанного, Антон не выкинет чего-нибудь эдакого.
"Я ему отвечу…": лихорадочно размышлял Валерий Владимирович. -: "Плевать мне, мол, на твоё училище… Зачем он вообще про это говорил? А какое у нас самое старое? Ярославское? Нет, это театр…": мысли у него все больше путались, и он искал выхода, как остановить этот монолог становившийся уже просто неприличным.
– Поэтому просто уйди. – закончил свою историю Антон.
– Ну, все это конечно интересно, – режиссер попробовал изобразить презрение и даже равнодушие к своему оппоненту. – Но я не собираюсь…
Что именно не собирался делать столичный режиссер, оставалось только догадываться, потому что договорить ему не дал рев актера Андреева
– Пошел на … – и над головой режиссера пролетел стул. Пролетел не очень далеко, врезавшись с чудовищным грохотом в стену он разлетелся на части, а Антон уже тянулся за вторым.
" Сошел с ума. Убьет": – мелькнуло в голове у Валерия Владимировича, и он юркнул за дверь, в которую тут же врезался следующий стул.
Глава тринадцатая
Не об этюде, не о репетиции думал молодой столичный режиссер, сидя на полу. Он прижался к стене и боялся поднять голову, как под обстрелом.
"Милицию пусть вызовут. Психиатрическую помощь. Генрих Робертович даже не предупредил, что актер болен": – все это проносилось в голове у Валерия Владимировича со скоростью стульев. К своему стыду, он понял, что совсем не думает о тех, кто остался в репетиционном зале, а в зале ведь осталась дорогая его сердцу Алена Игоревна. Валерий Владимирович пересилил себя и приоткрыл дверь в зал.
– Антон, – послышался из зала голос Алены. – Стулья же на вечер были заряжены. Сегодня Теннеси Уильямс и Жене Тихомирову с ними работать через четыре часа, я не успею их собрать заново. Зачем ты два-то кинул?
– Прости, Алена. Заигрался. – Антон помогал собирать реквизитные стулья. – Я сам подойду в реквизиторский цех и извинюсь. – Он обернулся на вошедшего режиссера. – Мне кажется, я справился с этюдом. Или я не прав?
– Старик, – злился Руслан. – Ты не прав только в одном! В том, что сейчас ты пошел в отказ! Что значит: " Не стоило этого делать"?
Антон отвел глаза и стал смотреть на гравюры по стенам. Они опять сидели в кафе Г'РАФ, в отдельном кабинете, который только для своих, и пили вторую по счету бутылку водки. "Ох, не кончится это добром": – вертелось в голове
