Николай Баженов - Пустынник Агафон
- Епископы сектантам не положены, — авторитетно возразил сосед, — скорей всего Петьша будет на манер протопопа.
Протопоп! Смешное звание. Есть сталевары, хлеборобы, артисты. Петьша же вон себе какую профессию избрал. А ведь красный галстук носил и "долой, долой монахов" пел с нами. Но, может, это все враки?
Загудели-заиграли провода по всей нашей округе. Пересудам да спорам конца-краю не было. Однако прошло время, и они прекратились. Все убедились в правдивости слуха. Новоявленный пресвитер действовал. В дом, принадлежащий его тетке по отцу, бабке Матрене, стали заглядывать частенько гости. И порой слышалось там гнусавое пение. А младший брат Гриньша помогал брату по мере своих сил. Удостоилась благодати и знаменитая в районе спекулянтка Василиса, возведенная в ранг "матушки". Все только ахали да плечами пожимали.
Вскоре встретился я на улице с Гриньшей. Поздоровались.
- Объясни, Гриньша, мне такую вещь. Вот вы с брательником своим были пионеры, любили антирелигиозные частушки распевать. И вдруг такими святошами заделались, что оторопь берет. Откуда на вас эта святость накатила?
Гриньша потупился, сложил руки на груди, потом поднял на меня свои ясные глаза.
- Возлюби ближнего, как самого себя, и на тебя тоже сойдет благодать, — тихо сказал он, — все люди братья, и у всех нас один отец - Иисус. Почему пионерами были? Потому что долго искали истину. Я и возлюбленный брат мой и наставник.
- Ловко! — восхитился я. — А истина-то ваша не сомнительная? Бога все равно нету.
Гриньша чуть заметно пожал плечами.
- Для тебя, может, и нету, а для меня есть. Заболтался я с тобою. Ступай с миром.
Он отвесил мне поясной поклон и удалился.
Прошло некоторое время. И вот тот же сосед снова огорошил меня новостью: он своими глазами сейчас самолично видел, как братья Карамазовы у себя во дворе таскали друг друга за бороды и, как в детстве, пинались ногами. Я так и ахнул.
- Ай, грех какой! Вот дьявол-то радуется! Должно быть, старый конфликт: каким крестом осенять себя - двуперстным или никонианской щепотью? Эхма, воины христовы!
- Нет, тут, брат, не двоеперстием пахнет, — ответил сосед, — тетка у них нынче померла. Так они, стало быть, наследство делят.
Сосед оказался прав. Тетка Егорушкиных действительно покинула земную юдоль и предстала перед престолом своего сектантского всевышнего. Отходя к упомянутому престолу, старуха допустила большую промашку - на словах отказала свой домик со всем хозяйством одному Петьше, а Гриньше, который почему-то отсутствовал, просила передать только ее благословение.
Как видим, наследство, доставшееся братьям, было далеко не равноценным, что и вызвало между ними острейший конфликт. Гриньша обвинял брата, что тот, воспользовавшись его отсутствием, охмурил слабоумную старуху. Тем более, что дарственная юридически никак не оформлена, а показание единственной свидетельницы - "матушки" Василисы принимать во внимание не следует, поскольку она находится с Петьшей в амурных отношениях.
Об этом мне рассказал сам Гриньша, который собирался на попутной машине ехать в райцентр - к прокурору.
- Я его, прохвоста, выведу на чистую воду! — кипятился младший Егорушкин, злобно оскалясь, как молодой шакал.
- Так он же твой пастырь, — заикнулся было я, но Гриньша с презрением сплюнул.
- Гад он ползучий, а не пастырь! Желает опять все себе захапать. Шалишь, братец! Я советский человек, и мои права должен охранять советский закон.
Он извлек из кармана какую-то бумагу и помахал ею.
- Вот оно, заявленьице в прокуратуру! Недаром сказано в писании: богу богово, прокурору прокуророво! Пока! Оставайся с миром.
Возвращаюсь я домой и вижу: из ворот кладбища выходит Петьша, должно быть, с похорон тетки возвращается. Увидев меня, он нахмурился и хотел пойти в обратную сторону. Тут я его окликнул. Петьша нехотя остановился.
- Не знаю уж, как величать тебя сейчас, Петьша. Ваше благолепие, что ли, или Ваша непорочность, — сказал я. — В одной деревне живем, а видимся в полгода раз. Ну, как делишки?
Он, не глядя на меня, ответил:
- Божьих дел безбожнику не понять, а мирские дела мои тебе, должно быть, лучше меня самого ведомы.
- Да, кое-что слыхал. И не могу в толк взять. Вот вы, сектанты, все время твердите: "Все люди братья, любите друг дружку" и тому подобное. Почему же вы с Гриньшей, братья не только во Христе, но и единоутробные, не сможете между собой договориться?
Петьша громко и часто засопел.
- Бес в брата вселился, вот что! — хмуро заговорил он. — Прокурора в дело божие хочет впутать. Но ничего-о, с бесами я бороться умею. Не видать Гриньке теткиной избы как своих ушей! Она, изба-то, богу принадлежит, а я при ней вроде как дворник. Своими руками все под корень изведу, а уж по-гринькиному не будет.
И в глазах его блеснула такая лютая ненависть, что, признаюсь, страшно мне стало и за Гриньшу и вообще за того, кто осмелится встать на пути старшего Егорушкина к житейскому благополучию.
Случай из жизни Налимова
Обычно служебный телефон Павла Ивановича Налимова издает звонки резкие и требовательные, особенно когда звонит сам председатель райисполкома. Но на этот раз телефонная трель прозвучала мягко, задушевно и даже, как показалось Налимову, вкрадчиво.
— Слушаю вас.
— Я имею честь разговаривать с Павлом Ивановичем Налимовым — спросила трубка незнакомым бархатным голосом, — внештатным лектором райисполкома?
— Да, это я. Кто со мной говорит?
— Вас беспокоит настоятель Знаменской церкви протоиерей Серафим Крестовоздвиженский. Обычно верующие называют меня просто — отец Серафим.
У Налимова гулко и тревожно заколотилось сердце, но только на мгновение.
— Послушайте, бросьте валять дурака! — крикнул он в трубку. — Неужели вы и вправду думаете, что я хоть на секунду поверю, что со мною разговаривает поп!..
— И тем не менее это факт, — грустно отозвался бархатный голос, — я действительно священнослужитель, или, как вы изволили выразиться, поп.
Удивленный Павел Иванович даже немножко растерялся.
— Гм. И что же вам от меня надобно, отец... э... Серафим?
— Мне удалось побывать вчера на вашей лекции в клубе текстильщиков, — ответил священник. — Тема лекции, если не ошибаюсь, была «Сотворение мира и происхождение праздника рождества». Кажется, так? Я, разумеется, был не в рясе, чтобы не привлекать внимания публики к своей особе. Так вот: слушал я вас очень внимательно и ушел из клуба с чувством жгучего стыда.
Налимов приосанился и издал короткий удовлетворенный смешок. Разговор начинал ему нравиться.
— Да уж, — заметил он, усмехаясь, — лекции на антирелигиозные темы, не хвалясь скажу, особенно мне удаются. Я вас понимаю: слушать меня служителю культа не очень приятно. Многие мои слушатели утверждают...
— Вы меня не так поняли, — деликатно прервал его отец Серафим, — я действительно испытывал чувство стыда. Но не за себя, а за вас.
Внештатный лектор даже подпрыгнул от неожиданности на своем стуле.
— Что-о-о? — оскорбленно возопил он. — Вы полегче, отец Павсикакий или как вас там...
— Отец Серафим. А стыдно мне было потому, что вы плохо знакомы с предметом своей лекции. Беретесь разоблачать религию, цитируете библию, приводите примеры из евангелия, а сами даже не изволили с оными священными книгами как следует познакомиться.
Налимов сразу повеселел. В зрачках его зажглись злые огоньки. Ну, держись, поп!
— Понимаю, все отлично понимаю! Признаюсь, я ждал такого разговора. Но я противник вам не по зубам. Сила моей логики...
— Да не о том речь, — досадливо перебил его священник, — речь идет о ваших грубых ошибках.
— Каких, извольте спросить?
— А вот слушайте. В своей лекции вы раза три упомянули якобы библейское выражение «Из Павла сделать Савла». Это же вранье! В библии сказано совсем наоборот. Из Савла сделать вашего, по-мирски говоря, тезку — Павла.
В ответ послышался злобный смех Налимова.
— Че-пу-ха! Разумеется, не исключено, что я допустил оговорку. Однако что значат эти ничтожные детали по сравнению с главным — отрицанием самого существования творца вселенной?
— Хорошо, оставим Савла, — кротко согласился священник. — Вот вы еще изволили упомянуть, что один из сыновей Исаака, а именно Исав, видел во сне лестницу. Это тоже ошибка. Лестницу во сне видел Иаков, а вовсе не Исав.
— Блох ловите, почтеннейший! — нервно захихикал Павел Иванович. — Да плевать мне с высокой горы на этих Исааковых недоносков и их сновидения. Не в них суть.
— Совершенно правильно, — охотно согласился его оппонент. — Суть, конечно, не в них. Но коли уж вы о них поминаете, вы обязаны быть точным. Это же элементарно! Далее: вы говорили, что Христос якобы приказал Солнцу остановиться.
Внештатный лектор вместо трясины неожиданно обрел под ногами твердую почву.
