Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте
- Мужики-и! А ведь на дворе-то, однако, весна... Уже листья на деревьях!
- Да быть такого не может!- все подскочили...
Что он, думают, дурак, мелет? Откуда листве, зелени взяться, когда мы за стол осенью сели? А из-за стола еще не вылазили! Подбежали к окну, поглядели... А там действительно - весна на дворе! Уже листья на деревьях! Вce - в зелени! Вот те на! Распахнули тогда окно с треском, заорали радостно, дружно, горла-то у всех луженые:
- Ура! Весна пришла! Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!
Полные штаны радости у всех, что зима мимо проскочила, а мы и не заметили. Ну да ничего, ладно, зато теперь морозиться не придется... Выходит, зиму-то ловко мы обманули!
Только вот куда все-таки зима девалась? Никто до сих пор ответить не может... А ведь всем нам уже по сорок лет и больше, все такие умные стали дальше некуда! А ответа - нет. Насчет зимы в голове - прореха.
Вот как раньше в общежитии жили, время совсем не замечали... Целую зиму могли проморгать... И - немудрено! Потому что время тогда вскачь неслось, а мы на загривке у него сидели, вцепившись, чтоб не слететь... Все боялись вовремя не прибыть туда, куда надо... И все вокруг - сливалось. Зима и лето - одним цветом было. А вот туда ли в конце концов прибыли, куда надо, или не туда? Тоже пока - не ясно. Загадка.
Вот какие на наших глазах метаморфозы со временем происходили. Сели за стол осенью, а поднялись - весной. Чудеса, да и только! Тут даже никакие ученые тебе не объяснят, что произошло... Кишка тонка! А я сам этому свидетель был. А значит - так и было. И товарищи подтвердят. Им врать тоже незачем. Одно только меня удивляет: откуда хватало сил всю зиму из-за стола не вылазить? Вспоминаешь - изумляешься.
Еще вот о чем я подумал: хорошо бы время, хоть ненадолго, в обратную сторону раскрутить... Я ведь знаю, что это можно сделать... Только как? Со всех сторон загадки подстерегают... Вот какая хитрая штука - жизнь.
ДЕЛЬТАПЛАН
Учились в Литинституте два славных молодых человека - Сережа и Николай... И такая между ними психологическая совместимость возникла и полное понимание, что стали они приятелями не разлей вода, корешами. А раз так, то и поселиться в одной комнате им сам Бог велел. Что они и сделали поселились в одной комнате в общежитии и жили припеваючи...
Николай сразу же откуда-то якорь настоящий притащил и на пол бросил.
- Гляди, Сережа, - сказал, - мы здесь с тобой якорь бросили. Навсегда, - а потом под кровать его засунул.
Николай был немного постарше Сережи, годков на пять, уже и летчиком полетать успел, много повидал... А Сережа не успел много повидать, но ничего - успеется, за ним не заржавеет. А Николай, если что, всегда ему что надо подскажет и от дурных поступков убережет.
Учились они оба на семинаре прозы у Рекемчука, хорошего мастера прозаического. И хорошую прозу уважали, только бездарную не уважали. А бездарной прозы в те времена вокруг навалом было, из всех щелей она лезла... Росла как бурьян. И даже - печаталась. А настоящей прозе трудно было пробиться. И тем более - напечататься... посреди бурьяна. А Рекемчук работал с ними, возился, как с родными сынками, от дурного вкуса отваживал, а к хорошему приваживал. Чтоб они бурьяну не прибавляли, а наоборот доброе садили и взращивали.
Так придут они с семинарских занятий, оба - довольные... Много умного им Рекемчук рассказал и много тайн раскрыл... Сразу - прыг! - по кроватям, чтоб пописать немного, пока голова не остыла. Потом еще ведь и вторник творческий день, считай обязаловка. Хочешь не хочешь, а садись, работай. Через некоторое время Николай спрашивает:
- Ну как, Сережа, написал чего?
- Ага, - ответит Сережа, - диалог интересный прописал, пойдет куда-нибудь в рассказец. А ты?
- А я главку дописал, - улыбнется Николай. - А главка в роман пойдет. - Так и пойдут чай с вареньем пить, довольные оба: славно поработали. Сергей все больше рассказы писал, а Николай на главках специализировался, а потом их в романы сваривал, как электросваркой, накрепко.
А курс у них хороший был, сплоченный, и весь - талантливый. Многих из них я хорошо и душевно знал и со многими приятельствовал. Я с ними пытался в 1984 году поступить, но не осилил сочинения, завалился. Пьяненький приехал на сочинение... И сам не знаю, что там наплел, наковырял, в сочинении... Они все - осилили, а я - нет.
А мне ночью, как раз перед самым сочинением один паренек попался в коридоре, чудак с Украины, тоже абитуриент. А я только из-за стола выпростался, где с ребятами сидел, слегка расслаблялся, вылез в коридор, чтоб продышаться... Тут он меня и поймал!
- Я, - говорит, - тебя перепью, а тебя в пьянке сильней! - А они у себя, на Украине-то, действительно шибко пьют, крепкие на пьянку.
Я удивился.
- Кто? Ты меня? Да это смешно просто, - смотрю на него с удивлением, аж рот открыл. А он - здоровый, толстый, а я - маленький и худой.
Ну раз такое дело, сели мы с ним за стол и стали пить, кто кого перепьет... А утром - экзамен, сочинение. Пили всю ночь, до утра. Потом его - в одну сторону утащили, меня - в другую... Я поспал два часа и кое-как выбрался на экзамен... А он так и не встал, растоптала его, почти убила водка.
Так что курс у них хороший был, сплоченный. Я со многими приятельствовал. И девушки - все красавицы, малинник и цветник одновременно. Лучше их курса - только наш курс был. Без всякого бахвальства говорю. Спаянный - крепче крепкого. И девушки тоже - красавицы, сплошная оранжерея. А я на следующий год поступил. Приехал - и хитрее себя повел. А уж ночь перед сочинением на трезвую голову провел. За столом не сидел, на провокаторов в коридоре внимания не обращал. Больше на звезды смотрел - и поступил. И так волею обстоятельств получилось, что я и со своим курсом дружил и роднился - ближе некуда! - и с ними - тоже. Потому что всех их знал еще с абитуры.
А вот Сережа и Николай, хоть у них и курс сплоченный был, все равно особнячком держались, вдвоем. Предпочитали между собой приятельствовать и корешиться. Ну, наверное, у них какие-то общие мысли были грандиозные и темы захватывающие, которые за общим столом негоже рассказывать. Так что за дружеским столом они не засиживались, ныряли побыстрее домой, закрючивались и уж тогда вели между собой душевные разговоры.
Конечно, и по журналам они тоже бегали... А вдруг напечатают? Ну, у них весь курс начал бегать, как поступил, носился со своими ворохами... А они тоже - не лыком шиты! Сережа все больше в "Юность" заглядывал, а Николай так сразу в "Новый мир" шел, где матерых мужиков печатают. Сережа писал коротенькие рассказы - чистые, свежие, очень на Юрия Казакова похоже. А Николай над романами сидел, где тему жизни и смерти пристально, как сквозь лупу, рассматривал. Кто-то ему даже однажды сказал: "Ну ты, брат, однако, новым Достоевским будешь". Вот он и работал, вкалывал, не хуже Федора Михайловича. А над кроватью портрет его повесил. Но "Новый мир" почему-то не очень разогнался, чтоб взять его романы и напечатать.
Тогда Николай все чаще стал подходить к карте мира - она над Сережиной кроватью висела - и тыкать в нее пальцем.
- Гляди, Сережа, - говорил он, - это вот - Лондон, а это - Париж... а потом отнимал палец и потихоньку жужжа, как самолет, переносил его через океан, кружил немного и садил, где надо. И задумчиво говорил: - А это, Сережа, Нью-Йорк...
- Ну и что? - Пожимал плечами Сережа и подходил к карте.
- А то, - отвечал Николай, - что эти города существуют в природе, на самом деле. И никто их не выдумал. Понял, Сережа, - шептал Николай, отходя от карты, и ложился на кровать.
- Понял, - жал плечами Сережа и тоже ложился на кровать.
А однажды Николай пришел из "Нового мира" с папкой под мышкой и, не ложась на кровать, так сказал Сереже. Положил ему руки на плечи, заглянул в глаза и сказал:
- А давай, Сережа, слепим с тобой дельтаплан, смастерим...
- Зачем он нам нужен-то? - испугался Сережа.
- А затем, что мы на нем улетим отсюда! Куда-нибудь... Хоть - в Париж. Говорят, его можно раз увидеть и сразу помереть от восторга. Нам здесь делать-то нечего, ты пойми! Нас здесь - не печатают. Даже - тебя. А ведь ты почти Казаков! - речь Николая была коротка, горяча и убедительна.
- А как мы его слепим, смастерим-то, дельтаплан этот? - спросил растерянно Сережа.
- Да я же все знаю, Сережа, - жарко зашептал Николай. - Я же - бывший летчик, летун, у меня все схемы и карты в голове, все схвачено! - он действительно когда-то летал летчиком на Ан-2 и других самолетах. Все знал.
- А радары? - усомнился Сережа. Все-таки лететь до Парижа - не ближний путь.
- А мы низко над землей пойдем, на бреющем полете... Нас ни один радар не возьмет. Мы дельтаплан прямо на крыше общаги соберем, дождемся хорошего ветра - и вперед. Всем ручкой сделаем. А то нас здесь даже не печатают!
Сережа отыскал на карте Париж, потрогал его и улыбнулся ему, как давнему знакомому.
- А если нас там не примут? - спросил в лоб Николая.
- Кого, нас?! Да с распростертыми объятьями! Вот так, - Николай распахнул руки и крепко обнял Сережу. И еще по спине похлопал.
