Юлий Ким - Юлий Черсанович Ким
Видит он и слышит он:
«Друг любезный, ты далече.
Но душой услышь меня:
Обещал ты скорой встречи,
Где же ты? Я жду тебя».
И в порыве силы прежней
Воин рану превозмог!
Перед зовом страсти нежной
Отступает злобный рок!
Вслед за столь изящным романсом на сцену вступали грубые солдаты:
Раз!
И два!
И горе не беда!
Уж мы, братцы, рвем подметки
Нонче и вчерась!
После дела даст нам водки
Сам светлейший князь!
Без вина, как без закону.
Нешто проживешь?
Никакого бастиону
Трезвый не возьмешь!
Вот вернемся мы с походу.
Снимем кивера. —
Вместо водки будем воду
Трескать до утра!
Квартирьеры, квартирьеры, фейерверкера!
Интенданты, маркитанты, каптенармуса!
Подавай сюды фатеры, а коням овса!
Нам фатеры — коням овса!
(Автор понимал, что фейерверкера никак не помещаются в предложенном смысловом ряду, и оставил их там лишь по причинам благозвучия. Насчет киверов в русской армии времен Фонвизина также имеются сомнения — да ведь если на все смотреть с такой придирчивостью, то и у Толстого сыщем множество пятен.)
На подворье Простаковых Милон встречался с давним своим приятелем и ровесником Правдиным. Сей молодой чиновник как раз был прислан сюда понаблюдать за нравами помещиков. Друзья обнялись.
Милон
Тебе, любезный друг, открою тайну сердца своего:
Влюблен я и имею счастье быть любимым.
Но вот уже полгода как в разлуке
Я с той, кто мне всего дороже в мире!
В надежде пребываю, что она
Содержится у родственников добрых.
А вдруг она в руках корыстолюбцев?
Я весь от этой мысли вне себя!
На это Правдин отвечал фразой из оперы Чайковского «Пиковая дама»:
Я имени ее не знаю ль?
На что ответ следовал совершенно в духе простодушной классики.
Милон
Ах! Вот она сама!
Появлялась Софья, немедленно же начинался дуэт:
— Ах, мой друг любезный, лукавый Амур,
Моей вняв мольбе слезной, тебя ко мне вернул!
— Сей минуты я все ждала, о друг мой!
Ни дня, ни дня я не спала — все ждала, все ждала.
(Вместе)
Как сладко нам будет
На мягкой травке
У ручья вдвоем
Под розовым кустом!
Как чудны там будут
Томны лобзанья.
Нежны признанья.
И наступленье…
И пораженье!..
Ты на арфе — я на лире
Повторяем вновь и вновь:
Все пременно в этом мире.
Непременна лишь любовь!
И вот все завертелось вокруг Софьи, три жениха — три соперника, у Митрофана с дядюшкой уже и до драки дошло. В какой-то момент передышки вдруг в своем уголку оказался Простаков. И тихонечко запел:
Род Простаков
От старинных простаков
Из боярских детей.
В оны года.
Кого шире борода,
Тот и был всех умней.
Умники те
Таскали воду в решете:
Была в ходу простота.
Нынче зато
Кладут сито в решето.
Чтоб держалась вода…
Нынче все страх:
Не ходить бы в простаках,
Знай гляди да смекай.
Ин невелик
Мозгу малый золотник —
За большой выдавай!
Знай ни аза.
Ходи вылупя глаза —
И пропадешь ни за грош.
Смел да умен — Два угодия завел.
Там и третье урвешь…
Как простаку
Да в осьмнадцатом веку
Свой живот уберечь?
Будь как дитя:
Язычок-то проглотя
Никому не перечь.
Взоры свои
От людишек утаи,
А то и вовсе закрой.
Ибо, заметь.
Просто не на что смотреть
В этой жизни, друг мой!..
Этот странный, апарт в дальнейшем никак не развивался нами, и Простаков как выходил туповатым подкаблучником, так и уходил. Недоработка вышла. Зато с Еремевной вроде бы все удалось. В Саратове ее отлично сыграла Ира Афанасьева, талантливая молодая актриса с хорошим голосом. И потому Еремевна у нас была не старая хрычовка», как трактуется она у Фонвизина, а здоровая крестьянская девка, мамка, приставленная к баричу, причем не только сопли утирать… И вот она жалуется на свое житье старым знакомцам. Цыфиркину и Кутейкину, откупорив заветную баклажку в тихую минутку:
Ой на бедну-ту мою голову
Пошли, Господи, гром да
