Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)
— Ну и лекция! Ты, Ферзухин, — профессор!
Заиграл джаз. На этот раз тихо: музыканты, видимо, выдохлись. Или от жары скисли. Несколько пар пошло танцевать. Шалый впился маслеными глазами в молоденькую блондинку и провожал её взглядом по всему залу. Потом подмигнул Малому и философически заметил:
— А жизнь проходит мимо.
— Брось ты про это. Давай тяпнем.
Ляпнем, — поддержал Ферзухин.
— Может, ещё что заказать? — спросил Малый.
Шалый отрицательно помотал головой.
И вправду хватит, согласился Ферзухин. — Я только на минутку выйду. Где тут это самое?
Когда друзья остались одни, Малый довольно загоготал:
— А сильно Топорик раскошелился!
— Здорово, Малый. Я, кажется, даже немного перебрал.
Пока Ферзухин ходил в «это самое», они продолжали беседу. Говорили о том, что Нолик совсем обалдел от старания и заявился сегодня на работу чуть ли не в пять утра; что Чарушин опять видел какой-то дурацкий сон; что Оглоблина, конечно, погорит, потому что Груздев в последнее время Оглоблину очень хвалит. Не иначе как Пётр Филиппович задумал её с почётом выставить.
Друзья коснулись бы, вероятно, и других важных вопросов, если бы не подошёл официант со счётом. И тут они остро почувствовали отсутствие Ферзухина. Куда же Топорик запропастился?
Решили подождать. Но тщетно вглядывались они в голубую туманную даль ресторана. Ферзухин не появлялся.
— А может, ему плохо? — высказал догадку Малый. Пойду-ка туда же.
Едва он вышел из зала, как к нему, приложив руку к фуражке, обратился швейцар:
Позвольте спросить, вы будете товарищ Малый? А откуда вы меня знаете? Отдыхали вместе?
— Мне вас некоторым образом описали: клетчатая рубашка, кудрявый, невысокого роста, золотой зуб…
Малый потрогал пальцем свой зуб и сказал:
— Да, я — Малый.
— Вот, позвольте, вам записка…
Записка была написана отвратительным косым почерком, буквы налезали одна на другую. К тому же в глазах Малого они прыгали, раздваивались и свободно менялись местами.
— Милейший, вы хорошо разбираете почерки? — спросил он швейцара. — А то я привык как-то к машинописным текстам…
Старик сочувственно кивнул и, надев на переносицу пенсне, таинственным полушёпотом огласил содержание записки:
— «Я ушёл. Меня не ждите. Спасибо за угощение. В другой раз со мной не шутите. Ферзухин»
Малый мгновенно отрезвел
То же произошло через несколько минут и с его приятелем.
— Нас предали, — сказал Шалый.
— Всё ясно. Это Свинцовский, — уточнил Малый — Он предупредил Топорика. Но Ферзухин хорош, сволочь. Разве можно так шутить? У тебя сколько?
— Два рубля.
— У меня три. Бросить нас с пятёркой в кармане! Официант, дайте счёт.
Счёт был жесток: 49 рублей 27 копеек. Малый пошарил в карманах и нашёл ещё полтинник. До сорока девяти было всё равно безнадёжно далеко. Официант позвал метрдотеля. Метр смерил гуляк презрительно-уничтожающим взглядом.
— Ну как, будем платить или нет?
— Товарищ главный, мы… — начал объясняться Шалый, но метр выразился в том смысле, что он таким типам не товарищ, и потребовал документы.
Оставив свои автографы на обратной стороне счёта и приложив к ним служебные удостоверения, Шалый и Малый вышли на Первую Встречную.
… Утром в УКСУСе разразилась гроза: она началась со звонка из ресторана и продолжалась весь день.
— Какой позор! — возмущался Груздев. — И главное — накануне такого события! А вдруг об этом в газете напишут? Пятно на весь коллектив!
Нашкодившим референтам всыпали по первое число. Когда же их выставили из кабинета и в нём остались только Груздев и Гречишникова, руководители УКСУСа обменялись мнениями о происшедшем. Груздев видел причину вчерашнего скандала в неправильной структуре учреждения. Она, то есть нынешняя структура, порождает бесконтрольность и безответственность. А Гречишникова половину вины взяла на себя: недостаточно ещё ведётся профсоюзная работа. Ведётся, но недостаточно.
XI. «Сегодня исполняется…»
Груздев демонстрирует
«ДБ-1». УКСУС ликует
Банкет на «Поплавке»
Июль полыхал жарою
Сообщая сводки погоды, лесогорское радио по нескольку раз в день подчёркивало, что старожилы таких высоких температур припомнить не могут. Старожилов приглашали к микрофону, и они действительно припомнить ничего не могли.
Жара угнетала лесогорцев. Радовались ей, по непонятной причине, только работники радио. В один из таких раскалённых дней они с неподкупным детским восторгом поведали горожанам: «Двадцать пять лет в витрине кондитерского магазина на Первой Встречной стоял шоколадный человечек. Вчера к шестнадцати часам дня он растаял!»
Поговорив о погоде, диктор обычно призывал владельцев собак сделать своим четвероногим друзьям прививки против бешенства, после чего передавалась лёгкая музыка.
20 июля традиция была нарушена. Вместо лёгкой музыки стали передавать статью об УКСУСе. Статья начиналась словами: «Сегодня исполняется…»
А в это время Пётр Филиппович Груздев стоял у подъезда УКСУСа и встречал своих сотрудников. Глава учреждения пожимал каждому руку и прикалывал на грудь юбилейный значок. Нечего и говорить, какая это была трогательная неожиданность.
Несколько человек, среди которых оказались Оглоблина и Нолик, пришли на службу до девяти часов, когда Груздева в дверях ещё не было. Они с завистью смотрели в окно на первую юбилейную церемонию у подъезда и ругали себя нехорошими словами за то, что явились на работу так рано и остались без торжественных рукопожатий и юбилейных значков.
Правда, эта группа довольно быстро исправила свою ошибку. Нолик, Оглоблина и другие чёрным ходом выбежали во двор, потом через дырку в заборе проникли на улицу, отряхнулись, приосанились и зашагали к парадному подъезду. Таким образом, и они смогли почувствовать отеческое тепло груздевской руки.
Сияя улыбками и юбилейными значками, скромные труженики координации и утряски проследовали в вестибюль.
Вестибюль походил на коктейль-холл: он был уставлен жёлтенькими и голубенькими столиками и стульчиками в стиле «модерн». Ферзухин ночью успел поменять мебель.
Правда, с этой весёлой, жизнерадостной мебелью не очень гармонировала стоявшая тут же доска Почёта. Это крупногабаритное сооружение, выкрашенное под серый мрамор и увенчанное звёздочкой, напоминало монумент на братской могиле. С монумента смотрели строгие, решительные лица уксусовцев, заслуживших вечную славу и гражданский почёт. Чтобы не было несправедливых обид и ненужных кривотолков, местком и администрация распорядились повесить на доску всех без исключения сотрудников. Почёт — каждому!
Но тонкий умиротворительный ход не мог усыпить вполне понятного беспокойства сотрудников.
«На доске быть, конечно, хорошо. А что кроме этого? Медаль мне, понятно, не дадут, но на премию имею право. Или на часы. А вдруг часы дадут не мне, а соседу? А чем он лучше меня? С бюллетенем на работу ходил? А что в этом хорошего? Только других гриппом заражал. И вообще он на службу рвался не из. геройства. Честно сказать, он забыл в столе купленные в буфете яйца. Боялся, что протухнут и тогда начальник отдела прикажет взломать стол».
… Пётр Филиппович приколол последний значок к груди замыкавшего и направился к себе в кабинет. Сотрудники, что курили в коридоре, побросали папиросы и проследовали за начальником.
То, что через несколько секунд открылось из взору, не могло не вызвать неподдельного изумления и самого искреннего восторга.
Пётр Филиппович испытывал только что установленное на его рабочем месте кресло «ДБ-1». Оно несколько походило на зубоврачебное, но в то же время резко отличалось от него.
Канцелярский стол с чернильным прибором и лампой, а также круглый столик для телефонов были вынесены. Они теперь попросту не нужны. Всё это заменяет чудо техники — «ДБ-1» с множеством кнопок, рычажков, сигнальных глазков, а также с педалями, рефлектором, селектором, озонатором, магнитофоном и даже телеэкраном, позволяющим видеть, что делается в приёмной.
Сидя в кресле «ДБ-1», можно всё знать, видеть, слышать, всем управлять и даже ставить на бумаги резолюции, не дотрагиваясь до авторучки, для этого есть специальное приспособление — «электрокомпостер».
Сотрудники УКСУСа не могли насмотреться на диво, на этот совмещённый узел управления, они стояли молча, не находя слов. Наконец кто-то выразил общее мнение умилённой репликой:
— Фантастика!
В приёмную вошла старушка.
— Мне товарища Груздева. Лично, — сказала она первому повстречавшемуся ей человеку. Им оказался Ферзухин.
Ферзухин просиял: сейчас можно будет наглядно продемонстрировать ещё одно достоинство системы «ДБ-1»
