Клуб 12 стульев - Коллектив авторов
25 А для кормчего Харона
Homo hominl lupus est[11].
Потому что наш Харон
28 Прибыл прямо с похорон.
37 А у нашего Аида[12]
Нет садов Семирамиды,
Только нервный тик-с,
40 Да речушка Стикс…[13]
От райского от дерева
Эх, накося да выкуси!
43 Мы с тобой два берега
У одного Стикса…
Продолжай играть, кифара,
46 Эх, да на гулянке!
Дайте в руки гонорара[14]
Золотые бланки!
Песнь тридцать шестая
49 Эх!
(Печатается с некоторыми сокращениями, согласованными с Вл. ВЛАДИНЫМ)
Биографическая справка
Данте Алигьери родился во Флоренции в 1265 году. Евгений Сазонов родился в городе Бараний Рог в 1936 году. В 1302 году Данте из-за интриг своих политических противников переехал в Верону. В 1954 году после окончания средней школы № 18 Сазонов вынужден был переехать в Москву.
Однажды Данте встретил девушку по имени Беатриче, и у поэта возникла глубокая и трогательная по своей наивности любовь. Беатриче рано умерла, так и не узнав об этом, так как Данте она видела всего пару раз, и то мельком. Все это вызвало к жизни и во многом обусловило пафос «Божественной комедии», которую автор писал четырнадцать лет.
Сазонов познакомился со своей будущей женой в парке культуры и отдыха. Они расписались в районном Дворце бракосочетаний 31 декабря 1968 года. Сазонов писал свой «Бурный поток» две недели.
Данте писал свою поэму так называемыми «терцинами» — трехстрочными ямбическими строфами с перекрещивающимися рифмами.
Талант Сазонова-переводчика не смог уложиться в узкие рамки терцин — Евгений раздвинул грани, созданные великим флорентийцем. Автор «Бурного потока» стал переводить «Божественную комедию», по-своему, творчески переосмысливая ее поэтический лад. У Данте тридцать четыре песни. В переводе Сазонова их тридцать шесть. Но в этом-то не только своеобразие, но и ценность нового перевода!
Раздумины
(в соавторстве с Вл. Бахновым)
1. О пользе серьезной музыки
Однажды я отдых воскресный прервал,
Пойдя на концерт пианиста,
Который в тот памятный вечер играл
Рапсодии Ференца Листа.
Ах, как он играл!
Зал почти не дышал.
Но я опечален был, ибо
Мне музыку слушать ужасно мешал
Мой кашель — наследие гриппа.
Не мог наслаждаться я дивной игрой.
Не мог я отдаться мелодии
И кашлял надсадно во время Второй
Всемирно известной рапсодии.
Мне было неловко. Но дело не в том:
Я кашлял, не ведая даже,
Что запись концерта идет
и потом
Найду я пластинку в продаже.
Купил я пластинку, где этот концерт.
Включил радиолу я дома
И вместе с рапсодией
Где-то в конце
Услышал свой кашель знакомый.
Да. это мой кашель! Конечно же, мой!
Звучал он так ясно, так чисто!
И снова и снова весь вечер с женой
Мы слушали кашель и Листа.
Мне в вечность открылась высокая дверь.
Бессмертием я обеспечен:
Ведь с Ференцем Листом
Мой кашель теперь
В грамзаписи увековечен!
Ходите, товарищи, в консерваторию
И так же, как я.
Попадете в историю!
2. Старое и новое
На плоской крыше синхрофазотрона
Сидела неприметная ворона.
Сидела и не ведала про то она.
Простая недоразвитая птица.
Что там, под ней. проносятся протоны
И за частицей гонится частица.
А я подумал: вот прогресса вехи.
Все изменилось на земле-старушке…
Живи ворона эта в прошлом веке,
На чем она сидела б?
На церквушке.
Сидела бы она, объята дремой.
На избах, крытых ржавою соломой.
А нынче
Та же самая ворона
Сидит на крыше синхрофазотрона!
Проносятся протоны да нейтроны,
Идут в природе всякие процессы,
И если даже, скажем, ты ворона.
Ты все равно зависишь от прогресса!
3. О поэте и его лирическом герое
Во избежанье недоразумений
Я как поэт скажу вам не тая:
Лирический герой моих творений
Отнюдь не то же самое, что я.
Коль, скажем, я пишу, что стар и сед
И развожу об этом тары-бары,
Не думайте, что стар и сед поэт,
О нет: его герой седой и старый.
Коль я пишу: мол, на душе тревога.
Мол, выхожу один я на дорогу —
Совсем не значит, что ночной порой
Я сам иду пешком. Нет, слава богу,
Я за столом сижу,
А на дорогу
Выходит мой лирический герой.
И коль пишу я, что иду вперед,
То, значит, мой герой вперед идет,
А я — я повторяю вам опять —
Могу стоять на
