Алексей Ивакин - Кактусятина. Полное собрание сочинений
— Маму не трогай! — завизжала она. Так начался первый семейный скандал.
Полгода…. Целых полгода Кактусов не пил. А если и пил, то старательно зажевывал запах «антиполицаем», потом лавровым листом, потом кофейным зерном, потом ксилитом с карбамидом. Не помогало…
— Милый… Я вот думаю, что тебе надо походить в качальный зал! — проворковала однажды Жена.
— Это еще зачем? — удивился Кактусов.
— Тебе надо убрать твое милое пузико и нарастить бицепсы!
— Бицепсы-то тебе зачем??
— Ты никогда не поймешь мою женскую сущность…
Кот только шипнул в след, когда Кактусов поперся в тренажерный зал, удовлетворять сущность жены
Вернулся Кактусов слегка пьяным. Он едва пошатывался и чуть держался. Кот обрадовался. Жена заругалась:
— Опять этот Пендюков?
— Ннннна…
— Что нна? Что ты тут материшься? — женский визг отрикошетил от стен и ударил в уши Кактусова.
— Ннннна… На этот раз нет, — заплетаясь языком о зубы, пробормотал Кактусов.
— КТО!!!? — заорала жена. — Кто эта сволочь?
— Фитнес-тренер, — твердо ответил Кактусов, после чего упал и уснул, улыбаясь, на коврике в прихожей.
Кот довольно замурлыкал, устроившись на голове Пети, а жена долго плакалась в телефонную трубку. Наверное, маме. Потом ушла куда-то и вернулась лишь утром. С той самой загадочной улыбкой.
А потом… А потом опять заворковала:
— Милый, а тебе не пора на работу?
— Эмн… Я дома работаю… Я же писатель! Ты забыла, ласточка?
— Это не серьезно. За год ты не написал ни строчки! Ты же мужчина! Ты должен содержать семью!
— Ну…
— Да! — согласилась за Кактусова жена.
И Петя пошел работать.
Так как он ничего не умел — кроме как писать — пришлось устроиться преподавателем в коммерческий университет. Благо, диплом позволял.
Преподавать его пустили странную дисциплину под названием «Педагогическая психология». Кактусов понимал, что оба эти слова противоречат друг другу, но ничего поделать не мог — штаты были уже расписаны.
Целыми днями он бормотал заклинания:
— Субъектно-объектная деятельность подразумевает взаимоотношения субъекта через реализацию объекта в свете субъекта, тем самым обеспечивая развитие…
Студенты и студентки пяти факультетов старательно конспектировали речи Кактусова, между делом попивая кока-колу с водкой, расписывая «преф» на задних партах, перекидываясь эсемесочками.
Кактусов делал вид, что он грозный препод, студни делали вид, что верят Кактусову.
На зимней сессии, когда Петр Сергеевич принимал экзамен у пяти потоков на трех курсах, случилось страшное.
Группа уже ушла, отбарабанив по шпаргалкам предмет. Кактусов медленно собирал свои конспекты, ведомости и прочие бумажки, имя которым легион. В этот момент в аудиторию заскочила какая-то девица — ярко наряженная и слегка помятая. Кактусов ее никогда не видел. Ночь она не спала. Не спала не за учебниками.
— Петр Сергеевич! — выдохнула она перегаром, когда села перед ним. — Я ничего не знаю!
— И? — грозно спросил Кактусов.
— И я готова на все ради экзамена!
— Какого именно? — прищурился Кактусов.
— Эээ… Этого! — спрарировала девица и выложила зачетку на стол.
— Какого этого? — язвительно спросил Кактусов.
— Да какая разница! — отмахнулась девица, светя пирсингом в носу. — Я все равно готова на все!
— На все? — прищурился Кактусов.
— На все! — облизнулась девица. — На все на свете!
— Значит так! — заорал он. — Выучить! НАИЗУСТЬ! С ПЯТНАДЦАТОЙ ПО СОРОК ВОСЬМУЮ СТРАНИЦЫ УЧЕБНИКА!
По пустынным коридорам билось об стены гневное эхо…
На следующий день состоялось отчисление. Кактусова. Девица оказалась племянницей ректора.
Дома был скандал.
Жена кричала на Петю, напоминая, что именно она его вывела в люди. Кактусов соглашался, кивая, и думал о четвертушке водочки, запрятанной в шкафу.
Орала она долго. Пока кот не вынес из-под кровати презерватив, наполненный чем-то белым.
— Это не мое! — одновременно закричали Кактусов и жена.
«Уж не мое тем более!» — мрачно подумал Лаврентий и брезгливо сплюнул.
Еще через месяц Кактусов развелся.
И еще месяц сидел и увлеченно долбал по клавишам двумя пальцами — десятипальцевый слепой метод был безвозвратно утерян в джунглях семейной жизни.
Еще через месяц читатели плакали, но читали пособие от знаменитого автора — «Советы психолога. Как спасти семейную жизнь». Один лишь кот не плакал. Он сидел на подоконнике, смотрел на падающий снег и мечтал о голубях…
Писатель Кактусов и глобальное попадалово
И, все-таки, Кактусова никак не отпускала модная тема попаданчества в прошлое.
Однако, всевозможные засланцы из будущего уже поднадоели своим прорессорством. Необходимо было придумать что-то новенькое.
Петр долго смотрел на кота, но тот, чуя не доброе, притворился мертвым и дышал через раз.
— Лаврентий, что молчишь? — не выдержал Кактусов.
Ответом было только дергание усами и ушами. Глаза кот не открыл.
— Лаврентий, а может тебя? Того? Заслать в Берию?
Потом Кактусов вспомнил судьбу голубя и содрогнулся. В это варианте роман бы закончился в конце третьей страницы традиционными словами: «А потом все умерли».
— Да хвост с тобой! — махнул рукой писатель и стал мрачно думать. Мрачно, потому как мысли были исключительно из отдела головного мозга, заведовавшего бабами и алкоголем. И то, и другое Петр любил, но ни на то, ни на другое не было денег. Необходим был шедевр. А еще лучше не шедевр, а бестселлер.
— Миаау! — басовито зевнул кот.
Кактусов вздрогнул:
— Да, Лаврентий Павлович?
Кот вальяжно вспрыгнул Кактусову на колени и стал мурлыкать, заглушая «Продиджи». Прыгая он пихнул башкой правую руку писателя и тот нечаянно ткнул на какой-то банер. Открывшаяся ссылка привела в мир разврата и похоти:
«Хот-герлс из Бобруйска! Онли юоу энд онли онлайн! Кисс май киску, мачо из Больших Крокодилов!» — надпись манила и манила к себе.
Ровно десять минут Кактусов боролся с руками, но победил, заставив себя выключить вкладку браузера с распутными девами. Думать стало легче, думать стало веселее.
«Бобруйск, Бобруйск… Где это?»
Бобруйск оказался в Бобруйске, если верить Гуглу, Яндексу и Википедии.
«А что если…»
Гениальная мысль с такой силой ударила о свод черепа, что клавиатура задымилась под пальцами.
Бобруйск перенесся в прошлое. Весь. Включая бродячих собак, участковых и одного наркобарона. В сентябрь сорок первого года. После чего был немедленно спален огнеметчиками. В чем смысл сего переноса, Кактусов не понял сам. Тогда решил поменять место переноса. Урюпинск — тот еще Бобруйск. Год на этот раз был выбран тридцатый. Как раз вовремя, чтобы высокие технологии начала двадцать первого века помогли выиграть Великую Отечественную в полном объеме и в срок.
Но Кактусов забыл указать век. Поэтому Урюпинск провалился в тридцатый год от Рождества Христова. После чего был немедленно вырезан не то скифами, не то гуннами, а может и теми и другими. И даже табельное громовое оружие местной милиции не помогло. Громы громами, а супротив хорошей сабли резиновые дубинки плохо помогают. Когда патроны кончаются.
Текст был стерт по причине малого объема.
Надо попробовать Харьков. На этот раз Кактусов очень тщательно выписывал все числа, используя цифры. И яростно копипастил из интернетов всяко-разные технико-тактические характеристики всего на свете. Если танки, то обязательно с уточнением количества шурупов в ремнаборе, или как он там называется? Если токарные станки — так обязательно описать скорость вращения фрезы, даже если ее там и нет. Если промежуточные патроны…
С этим у Кактусова получилась отдельная песня.
Целую главу заняло увлекательное описание увлекательного описания сего шедевра человеческой мысли.
Через неделю, отупевший от навалившихся знаний, Петя перечитал свое творение. После чего заплакал, от того, что впереди у него были описания стандартов мобильной связи, противоракетных комплексов, инжекторных двигателей, жидких кристаллов и современной модели менеджмента. Геракл отдыхал в своих авгиевых конюшнях.
Однако расписаться в бессилии — это не то же, что расписать пульку в префе. Поэтому Кактусов объявил на своем форуме о временном перерыве — «В виду того, чтобы максимально реалистично описать события и обдумать технологические процессы Харькова-сорок пять, автор удаляется в бессрочный бан». Потом Кактусов опомнился и последние слова поменял на «творческий отпуск».
А потом принялся писать заново.
Он засылал Советский Союз из пятьдесят третьего в сорок первый, после чего весь мир превратился в труху, а советские солдаты изумленно вымыли сапоги в Атлантике уже к сентябрю сорок первого, пока маршалы чесали затылки — «Ачоа случилось-то?»
