Евгений Дубровин - Урал улыбается
— Нет, не то, — усмехнулся Антон Петрович. — Эти вещи должны решаться до гениальности просто.
Молодой человек взглянул отрешенно и словно во сне вскрикнул:
— Эврика! Можно решить, применив теорию относительности Эйнштейна.
— Проще, проще! — взмолился Антон Петрович.
— Не могу я иначе, — признался молодой человек. Он устало промокнул вспотевший лоб и, озадаченный, направился к выходу. Он настойчиво повторял содержание теста, чтобы решить его на досуге.
А Антон Петрович, снова открыв задачник для 5-го класса, с досадой подумал: «Опять завтра внук Вовка пойдет в школу с нерешенной задачей».
Михаил Немченко
Дорогой товарищ редактор!
Пишет Вам рядовая женщина Бусакина Е. М. Обращаюсь с большой просьбой: помогите спасти семью от распада. Чтобы не отнимать много времени на прочитку, опишу Вам конспект своей семейной жизни.
Первое время после регистрации брака мы с мужем Бусакиным Федором жили очень хорошо, копили на кооперативную квартиру. Но после вселения в квартиру муж стал заглядывать в стакан. Тогда я провела с ним беседу, предложила копить на гарнитур. Снова стали жить хорошо. Но после приобретения гарнитура муж опять затосковал, начал бражничать с выпивохами из-под полы в гастрономе.
Я, конечно, тут же приняла меры: сагитировала его копить на дачу и на мотоцикл. Жить снова стали очень хорошо. Просто даже не поверите, дорогой редактор, какой он у меня был шелковый. Но после приобретения дачи и мотоцикла «Ява» муж опять размагнитился, прекратил сдачу зарплаты в семейный бюджет и стал керосинить на всю катушку. Мне не оставалось ничего другого, как зажечь его мечтой о «Жигулях». Весь период накопления жили очень дружно. Но только купили машину, — Бусакин Федор снова взялся за старое и стал без двух минут дезертир семьи.
Я говорю ему: «Федя, ты же не отрицаловка какая-нибудь, — ну зачем тебе вся эта пьянка?» Отвечает: «Для разрядки напряженности». — «Да откуда ж напряженность-то, чего тебе еще не хватает?» — «Цели, — отвечает. — Личных горизонтов»…
Вот тут-то, дорогой редактор, я и призадумалась. Ну что же делать, если у нас уже все есть? Чем я теперь его зажгу, на что мобилизую. Долго не могла придумать никакого просвета. Но непримиримость к катастрофическому положению всколыхнула во мне прилив энергии — и вот я решила обратиться к Вам, дорогой товарищ редактор. Очень прошу: походатайствуйте перед вышестоящими органами, чтобы разрешили в целях сохранения семьи поставить нас на очередь на приобретение вертолета. Ну пусть хоть самого маленького…
Да Вы не думайте, не дам я Феде на нем летать: что я — сумасшедшая, что ли! Да и когда еще накопим… Поймите, не вертолет важен. Цель. Знали бы, какой у меня Федя хороший и непьющий, когда мы копим!
Борис Черемных
На прошлой неделе меня избрали профоргом отдела. Должность эта не ахти какая высокая, но я, тем не менее, почувствовал себя на голову выше своих сослуживцев. Однако, принимая дела от своего предшественника Аночкина, убедился, что теперь, как обычно, за час до конца работы уходить домой не придется.
Во-первых, нужно было точно установить, кто из пятнадцати работников нашего отдела состоит в профсоюзе. Аночкин этого не знал. Во-вторых, необходимо было принять новые обязательства в соревновании. В-третьих, — создать кассу взаимопомощи. До настоящего времени ее функции выполнял наш плановик Петр Степанович, который всегда был при деньгах, так как из-за врожденного дальтонизма продал своего «Москвича», выигранного по лотерейному билету.
На среду я наметил первое профсоюзное собрание. Весь вторник и половину среды корпел над объявлением. Когда вывесил его около буфета, мое рабочее место стало напоминать кабинет участкового врача. Первой подбежала копировщица Зиночка:
— Петя, знаешь что, я не смогу быть на собрании. У моего Игоречка, то есть у мужа, вчера вырезали аппендикс, и я ужасно боюсь, как бы не разошлись швы.
Затем, звеня цепочками на сапогах, с выправкой сержанта-сверхсрочника подошла пышногрудая чертежница Степанида Филимоновна.
— Петюнчик, дорогой, — схватила она меня за оставшиеся на затылке несколько волосинок и ласково заглянула в глаза, — я бы осталась на собрание, но моя бедная мама! Она умрет, если в четыре часа не увидит меня дома.
Я пожалел бедную маму, хотя точно знал, что с семи утра и до закрытия она торгует семечками на базаре.
Потом подошли братья-близнецы Паша и Степа и в один голос заявили, что они бегут встречать тетю, которая приплывает из Сызрани на пароходе, и, вздохнув, заняли у меня три рубля.
Когда они убежали, я с грустью вспомнил, что наш город стоит на речке, по которой не только на пароходе, но и на лодке не везде протиснешься.
Потом отпросились еще человек пять, причем все выставили веские, как двухпудовые гири, доводы, перед которыми мне пришлось капитулировать.
Первое собрание сорвалось.
На следующую среду я назначил другое. Но тут выяснилось, что у Зиночкиного Игоречка, кроме открывшихся швов, появилась еще и блуждающая грыжа. А мама Степаниды Филимоновны второй день лежит с закрытыми глазами, так как из-за своей близорукости перепутала краску для ресниц с клеем «БФ-2». Братья-близнецы Паша и Степа сообщили, что едут копать картошку, и, вздохнув, заняли еще трояк. Я, правда, не знаю, о каком сорте картофеля шла речь, потому что только начинался июнь.
И опять, как в прошлую среду, все шло в таком духе.
Но зато в пятницу!
В пятницу был прекрасный день. Солнечные зайчики весело играли на лысинах отдельных наших сотрудников. На улице подрались два воробья, но сразу же помирились. А милиционер, который оштрафовал старушку за неправильный переход улицы, запел что-то веселое и радостное.
После обеда наш отдел напоминал встревоженный улей. Это я, как новый профорг, заботясь о культурном отдыхе своих товарищей, вывесил объявление о том, что сегодня после работы состоится массовая вылазка в парк.
Первой меня поцеловала Зиночка. Затем крепко, до синевы, сжала мою руку Степанида Филимоновна. Братья-близнецы Паша и Степа с радости завыли, как апрельские коты, и синхронно сделали стойку на головах.
Всю дорогу мы смеялись и пели. Паша и Степа успели рассказать по паре анекдотов плановику Петру Степановичу и шутя заняли у него пятерку. Только когда мы проезжали в автобусе мимо «Гастронома», им сделалось почему-то дурно и захотелось минеральной воды. Но через пять минут они уже сидели с нами рядом, держа газетные свертки на коленях.
Очистив полянку от пустых бутылок, консервных банок и яичной скорлупы, весь наш отдел во главе с начальником по моей команде расселся в три ряда.
— Это что, сейчас дневное кино будет? — робко спросил из заднего ряда Петр Степанович.
— Ну, кому кино, а мы начнем, пожалуй, — сказали братья-близнецы и извлекли из свертков две бутылки, смахивающие на противотанковые гранаты.
Я улыбнулся, вышел вперед, повернулся лицом к моим сотрудникам, вынул из портфеля бумаги и, немного смущаясь, произнес:
— Товарищи! Профсоюзное собрание считаю открытым…
Глеб Колошин
— Говорят, тебя побила жена?
— Ну, уж и побила!..
— За волосы ведь таскала?
— Ну, уж и волосы!.. Одна плешь.
— По всей комнате, говорят.
— Ну, уж и комната!.. Шестнадцать метров.
— Правда, что милиция вмешивалась?
— Ну, уж и милиция!.. Сосед Вася, дружинник.
— А за что же пятнадцать суток отсидел?
— Ну, уж и отсидел!.. Стадион подметали.
— Что же все-таки случилось?
— Ничего!.. Просил на бутылку — она не дала.
— Так надо гнать такую жену.
— Ну, уж и гнать!.. Она сама переехала к своей маме.
— Что ж теперь делать будешь?
— Ну, уж и делать!.. Сама в понедельник вернется.
Вадим Иванов
Банц!
Хлопнула дверь.
В дальнем углу треснуло стекло.
Так входить в конструкторское бюро мог только начальник.
Конструкторы и конструкторши мгновенно натянули на лица осмысленные выражения и глянули из-за кульманов.
— Все сюда! — замахал начальник руками, точно хохлатка крыльями. Его подопечные поняли, что дело плохо: надвигается очередной аврал.
— Горит! — коротко информировал собравшихся начальник. Лица конструкторов еще более осмыслились. Лишь один новичок тревожно огляделся и обнюхался: не пахнет ли дымом.
— План горит. Квартальный. Заводской. По рацпредложениям, — развил мысль начальник.
Все погрустнели. План горит — премия горит. Горит премия — горят розовые мечты о новых гарнитурах, цветных телевизорах и прочих уютных домашних мелочах.
