Андрей Юревич - Психологи тоже шутят

Марксизм всегда был не только догмой и руководством к действию, а также способом оправдания полного бездействия, но и стилем мышления. Точнее, видом его патологии, которая у его формальных противников подчас выражена не меньше, чем у его правоверных адептов. Научные коммунисты были переименованы, а их мозги остались прежними, что внесло в нашу и без того не слишком стройную систему образования полный разлад, породило болотистые зоны, по которым передвигаться надо очень осторожно. Так, в большинстве наших вузах экзамены по общественным наукам принимают два типа преподавателей: с одной стороны, переименованные научные коммунисты, с другой, — те, кто всю жизнь страдал от них. Легко себе представить, как они относятся друг к друга, проецируя свою вражду на студентов (а на кого еще?) Поэтому студент должен всегда быть бдительным, твердо зная, преподавателю какого именно типа он сдает экзамен. Если он начнет распространяться перед марксистом о преимуществах демократии или рыночной экономики или, наоборот, станет призывать рыночника и демократа к национализации и классовой борьбе, о стипендии можно забыть.

Ситуация осложняется тем, что значительная часть студентов не ходит на лекции, в первый раз встречает своих преподавателей именно на экзамене и уже там гадает об их политических убеждениях по чисто физиономическим признакам. К сожалению, преподаватели-марксисты, униформой которых в советские годы были белая рубашка, простой галстук, дешевый советский костюм, а в летнее время — сандалии, сквозь естественные дырки которых просвечивали неестественные дырки в носках детской расцветки, сейчас стали мимикрировать под настоящих политологов, облачаясь в импортную одежду. А многие демократы из-за недостатка средств, наоборот, часто вынуждены одеваться в отечественное, что создает большие трудности различения двух категорий обществоведов по внешним признакам. И лишь в том случае, если преподаватель сочетает галстук с потертыми джинсами и с твидовым пиджаком, и про него ходят слухи, что он только что приехал из-за границы, можно не сомневаться в его демократических убеждениях. В большинстве же ситуаций студентам приходится вычислять марксистов лишь по выражению лица, типовое же марксистское лицо им, к счастью, мало знакомо.

На первый взгляд, подобные проблемы не слишком остро стоят перед будущими психологами. Но и они нередко страдают от кентаврообразного сочетания старого и нового. В прежнее время из всех многочисленных отраслей психологической науки разве что зоопсихология не была заражена бациллой идеологии. Некоторые из них пережили ее как легкую простуду, отделываясь ритуальным цитированием классиков марксизма. А некоторые оказались поражены недугом до самых корней, например, педагогическая психология, увлекшаяся поэтапным формированием хомо советикусов. Да и такие понятия, как «зона ближайшего развития», могли родиться только в недрах нездоровой науки. Ведь, если разобраться, то какое развитие может быть в «зоне»?

Тяжелое прошлое оставило глубокие шрамы и на теле социальной психологии, запечатлевшись в социально-психологических теориях и понятиях, таких, как, например, «коллектив». Коллектив по тем временам считался высшей формой объединения людей, которая могла существовать только в странах, движущихся социалистическим (как показали последующие события, — неправильным) курсом. А у теории коллектива была только одна проблема: если, скажем, экипаж советского космического корабля — это коллектив, а экипаж американского космического корабля — всего лишь малая группа, то чем считать смешанный советско-американский экипаж, интернациональный полет которого дал жизнь сигаретам «Союз-Апполон»? Нет нужды объяснять, что результатом глубокого социально-психологического анализа таких проблем, как, к примеру, мотивация советского человека, выезжающего за рубеж, были выводы о том, что им руководит не желание поднакупить побольше шмоток, а чувство гордости за свою Родину и желание быть ее достойным. В общем, подпитка идеологией окрыляла социально-психологическую мысль, позволяя ей далеко уноситься от реальности и гордо взмывать над ней.

Студентам-психологам тоже не чуждо желание разобраться, кто есть кто среди их преподавателей, и что они писали до 1991 г., а справедливые чувства в отношении старой психологии требуют выхода. Это приводит к таким акциям, как символическое сожжение ее чучела, которым студенты факультета психологии МГУ недавно отметили его юбилей. Данная акция повергла в шок представителей самой старой психологии, которые живо представили, что и сами могли оказаться на месте ее чучела. В общем, проблема отцов и детей сейчас стоит не менее остро, чем в тургеневские времена. А студенты часто не понимают, почему некоторые преподаватели занимают свои, точнее, чужие, места и вместо того, чтобы, скажем, подметать улицы, преподают в высших учебных заведениях.

Этот феномен действительно нуждается в очень серьезном осмыслении. Анализ показывает, что у него есть две причины, связанные с историческими особенностями нашей страны и нашей культуры. Во-первых, в советское время, как и сейчас, преподавать было не очень престижно и не очень денежно, и поэтому лучшие умы предпочитали оседать не в вузах, а в академических институтах (где тогда было и престижно, и достаточно денежно). И лишь в последние годы, в основном в связи с внедрением платного образования, началась обратная миграция. Во-вторых, нам свойственен совершенно уникальный и неведомый другим народам вид гуманизма: мы не можем уволить живого человека, даже если его профессиональная непригодность совершенно очевидна. Для нас это то же самое, что похоронить его заживо, и поэтому преподавателей, явно занимающих не свое место, у нас не трогают. И это мудро, поскольку, как учит исторический опыт, в нашей стране преподаватель, явно занимающийся не своим делом, более безвреден, чем безработный преподаватель.

Но любое наше сугубо национальное явление всегда вписано в интернациональный контекст, и здесь снова уместно обратиться к великой книге «Закон Паркинсона». Вот как описана в ней, например, армия — естественно, не наша, а английская. «На должность генерала претендуют, по сути, все старшие офицеры. Те, кто явно непригоден, сошли с дистанции давным-давно — их отправили в отставку, перевели в глушь, предали военному суду». То есть быть плохим генералом, да и вообще офицером практически невозможно, особенно в военное время: его либо убьет противник, либо посадят вышестоящие начальники, либо пристрелят в спину собственные солдаты. Примерно то же самое можно сказать и о большинстве других видов деятельности, представители которых всегда подвергаются естественному отбору. Иное дело — система образования. Считается, что плохо учить — дело безвредное, и плохие преподаватели не заслуживают такой суровой кары, как увольнение. Поэтому во всех университетах мира можно встретить людей, занимающих явно не свое место.

Наверное, пора остановиться в охаивании вузовских преподавателей всем скопом, т. е. пора воздать должное их индивидуальным различиям. Этих преподавателей, как и всех прочих людей, можно классифицировать по самым различным признакам. Но результат встречи студента с преподавателем, особенно на экзаменах, более всего сопряжен с их изложенной ниже типологией.

Самый неудобный для студентов тип — самоутверждающийся преподаватель (СП). Этот тип наименее предсказуем. К нему принадлежат преимущественно молодые преподаватели с неустойчивой самооценкой, которые очень чувствительны к тому, сколько студентов приходит на их лекции или семинары, как они сидят, насколько внимательно слушают, и к прочей ерунде. Некоторые из них откровенно самоутверждаются за счет студентов, заставляя себя уважать с помощью двоек и дисциплинарных мер. Существуют и вечно самоутверждающиеся преподаватели (ВСП), пребывающие в таком состоянии всю жизнь и не преодолевающие его с возрастом. СП, правда, может самоутверждаться и с помощью выгодных для студентов приемов, например, демонстрируя им свою доброту посредством выставления завышенных оценок. Но значительно чаще он укрепляет свою самооценку нежелательным для них образом.

Второй, по степени нежелательности для студентов, тип преподавателей — преподаватель-педант (ППд). К этому типу принадлежат наиболее ограниченные и догматичные личности. Они требуют от студента точного знания материала — даже в тех случаях, когда материал таков, что исключает точные знания. А любые попытки студентов компенсировать пробелы в своих знаниях за счет воображения и изобретательности вызывают у ППд лишь раздражение, поскольку неизбежно наводят на мысль об уровне его собственного воображения. Упорство ППд непреодолимо, и с ним лучше вообще не встречаться, по крайней мере, на экзаменах, особенно если Вы ничего не знаете.