Ноэл Кауард - Приди в мой сад, Мод
Вернер: Проходите, принцесса. Присаживайтесь. Положите ноги на кушетку.
Мод садится.
Мод: Мне будет спокойнее, если мои ноги останутся на полу.
Вернер: Невероятно! Потрясающе! Я едва не свалился с кушетки, когда услышал ваш голос. Мне казалось, я теперь увижу вас так нескоро.
Мод: Мне тоже. И я подумала, что это было бы ошибкой.
Вернер: Буквально несколько минут назад я разговаривал о вас…
Мод: Об мне? С кем?
Вернер: Фелиция. Консьержка. Она от вас в восторге.
Мод: Неужели?
Вернер: Назвала вас обворожительной женщиной.
Мод: Романтические преувеличения это национальная черта итальянцев. Вы не хотите предложить мне выпить?
Вернер: О чем речь! Что желаете?
Мод: Пожалуй, бренди. Только совсем немного. Мне еще предстоит долгая дорога.
Вернер (подходит к столу с напитками): Вы в самом деле собираетесь провести всю ночь за рулем.
Мод: Да. И очень хочу этого. Ночь лунная, и на перевале не так много снега. Дорога чистая.
Вернер: Что-нибудь к бренди? Содовую? Воду? Лед?
Мод: Нет, ничего. Спасибо. Выпью в чистом виде.
Короткая пауза
Мод: Почему вы говорили обо мне с Фелицией?
Вернер: Не знаю. Вы обмолвились, что знали ее еще по Риму.
Мод (берет бокал из рук Вернера): Понятно…
Вернер: Наверное, я просто думал о вас.
Мод: Я тоже думала о вас. За ужином я говорила о вас с сыном.
Вернер: И что вы ему сказали?
Мод: Не помню. Ничего особенного. Что вы мне нравитесь.
Вернер: А что сказал он?
Мод: Спросил, сколько должно пройти времени, прежде чем ребенок начинает говорить. Я ответила, что иногда вся жизнь. Это был забавный ужин во всех отношениях. Он пребывал в состоянии блаженной эйфории. Отцовство преобразило его до неузнаваемости. Он сбрил бороду, подстригся и явился в пиджаке, галстуке и с бутылкой шампанского. Весь вечер он говорил без умолку.
Вернер: Вы сильно привязаны друг другу? Вы и ваш сын…
Мод: Я бы этого не сказала. Но сегодня вечером эта привязанность неожиданно возникала. Я не в восторге от его жены, и он это знает. Нет, она славная девочка, но немного невротичка. Надеюсь, ребенок поможет ей восстановить внутреннее равновесие.
Вернер: Как его зовут? Вашего сына?
Мод: Фабер. Его отца звали Фабрицио, и я решила, что Фабер — наиболее близкий английский эквивалент.
Вернер: Каким он был, этот Фабрицио?
Мод: Красивый, самодовольный, обаятельный и при этом был полностью под каблуком матери. Старая грымза ненавидела меня, как чуму. Теперь я, кажется, начинаю ее понимать. Быть свекровью — это совсем не сахар.
Вернер: Вы любили его?
Мод: О да. Но это длилось недолго. Через год после нашей свадьбы он погиб в автокатастрофе. Я сумела добраться по морю до Лиссабона и вернулась в Англию. Фабер родился в Корнуэлле.
Вернер: После этого вы виделись с родителями мужа?
Мод: О да. После войны я вернулась в Италию, заставила старушенцию раскошелиться на обучение Фабера. В последние годы ее жизни мы стали почти друзьями.
Вернер (после паузы): Что заставило вас вернуться сюда?
Мод: Внезапный порыв. Я направлялась к Фаберу в Пулли, чтобы забрать свой чемодан. Проезжала мимо озера и вдруг подумала о вас. Подумала, как вам сейчас должно быть одиноко. Тогда я развернула машину и вернулась.
Вернер: Ваше великодушие не знает границ, принцесса. (Со значением) Мне было одиноко.
Мод: А вы не выпьете со мной за компанию?
Вернер: Непременно. Но только после того, как задам вам вопрос на шестьдесят тысяч долларов.
Мод: Валяйте.
Вернер: Почему вы поцеловали меня тогда перед уходом?
Мод: Еще один внезапный порыв. Я вообще очень импульсивна. И часто попадаю из-за этого во всякие передряги.
Вернер: Итак, вы вернулись, потому что подумали, что мне одиноко?
Мод: Да, это одна из причин.
Вернер: Были другие?
Мод: Были.
Вернер: Какие же?
Мод: Это трудно выразить словами. Только великому психологу под силу расчленить чувственный порыв на составляющие. Это все равно, что разобрать часы на детали, а потом собрать их снова. Я не считаю себя специалистом ни в той, ни в другой области. Мне кажется, я такая нескладная и только все испорчу.
Вернер: Нескладной я бы вас не назвал.
Мод (с легкой улыбкой): Спасибо, Вернер. Надеюсь, вы не ошибаетесь в вашей оценке.
Вернер: Вы сказали «чувственный порыв», так?
Мод: Совершенно верно.
Вернер: Как по-вашему, жалость — это тоже порыв?
Мод: Я развернула машину не из жалости.
Вернер: Именно это я хотел узнать.
Мод: Вот и отлично. А теперь налейте себе что-нибудь выпить и позвольте мне покинуть скамью свидетелей.
Вернер (направляется к столу с напитками): Ладно, леди, распоряжайтесь.
Вернер наливает себе «Бурбон», добавляет льда.
Мод: В этой фразе скрыт печальный смысл.
Вернер: То есть?
Мод: Я никогда не была в Америке.
Вернер: Это великая страна.
Мод (задумчиво): Я думаю, американским мужчинам нравится, когда женщины распоряжаются ими. Иначе они бы этого не допустили.
Вернер: Нельзя судить обо всех американцах лишь по тем, кого вы встречаете в Европе.
Мод: Я это уже слышала, и не очень в это верю. Почему-то англичане, французы, итальянцы сохраняют свои основные черты, где бы они ни были. И только американцы меняются в зависимости от своего географического местоположения.
Вернер: Принцесса, вы говорите ужасные вещи.
Мод (виновато): Я знаю. Моя очередная неловкость. Пожалуйста, простите.
Вернер: Тут нечего прощать.
Мод: Я вернулась, чтобы доставить вам радость, а не расстраивать вас.
Вернер (пристально смотрит на нее): Вы вернулись, и уже одним этим доставили мне радость.
Мод (встречая его взгляд): Это правда, Вернер? Правда?
Вернер: Вы лучше меня знаете, что это правда.
Осторожно он берет бокал из ее рук, нежно заставляет встать, обнимает, их губы сливаются в поцелуе. Некоторое время они стоят неподвижно. Потом Мод отстраняется.
Мод: Я знала, что это случится. И все-таки это так неожиданно.
Вернер (слегка осипшим голосом): Я тоже знал. И боялся до смерти.
Мод: Ты боялся?
Вернер: Боялся, что ты отошьешь меня или будешь смеяться.
Мод: С чего бы я стала над тобой смеяться?
Вернер: На самом деле, я не думал, что ты будешь смеяться. Ты слишком добра. Но знаешь… Я не из тех парней, которые любят обманывать себя.
Мод (мягко): Конечно, ты не из тех парней.
Вернер: Я хочу сказать, что знал многих парней моего возраста, которые вдруг ни с того, ни с сего теряли рассудок, и это для них плохо кончалось. Очень плохо.
Мод: Ты хочешь сказать, что поцеловал меня, потому что ни с того, ни с сего потерял рассудок?
Вернер (с обидой): Вот ты уже смеешься надо мной.
Мод: Эти парни твоего возраста, о которых ты говорил. Сколько им лет?
Вернер (ухмыляясь): Достаточно, чтобы не делать глупостей.
Мод: И как плохо все это для них кончалось?
Вернер: По-всякому. Они начинали вести себя, как идиоты, окружающие переставали понимать их, и все это ради того, чтобы проснувшись однажды утром понять, что с тобой обошлись, как с последним сосунком.
Мод: И ты с ходу решил, что я собираюсь обойтись с тобой, как с последним сосунком?
Вернер (поспешно): Нет, принцесса. Какого черта ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, что это не так.
Мод: Кстати, а сколько тебе лет?
Вернер: Пятьдесят пять. Почти пятьдесят шесть.
Мод: Ну что ж… Мне сорок четыре. И я уже бабушка. И не стыдно тебе, ковбой, ухаживать за бабушками?
Вернер (в волнении): Что мы будем делать?
Мод: В смысле чего?
