Александр Мардань - Лист ожиданий

ОН. Людочка, привет, это я. Да, всё в порядке, ещё на пару дней придётся задержаться. Ну, ты же знаешь, конец квартала, всегда аврал. Ириша спит? Что у нее в школе? (пауза.) А у тебя? (пауза.) Ладно, всё, целую, у меня всего одна пятнашка. Да, с автомата. Всё, завтра позвоню.

Подходит к столу, включает новый кассетник. Звучит песня: «Миллион, миллион, миллион алых роз». Костя обрывает один из бутонов и посыпает лепестками постель. Раздевается под музыку. Открывается дверь ванной.

ОНА. При свете в этом ходить нельзя.

ОН. А Светы здесь нет, так что выходи смело.

ОНА. Не выйду. Гаси.

ОН. Эксгибиционизм в малых дозах полезен в любом количестве.

ОНА. Сейчас надену халат.

Под тяжестью последнего аргумента Костя подходит к выключателю и гасит свет со словами: «Вот так и живем, в темном царстве».

Свет гаснет. Некоторое время слышна песня: «Прожил художник один, много он бед перенес, но в его жизни была песня безумная роз»…

Утро. Вера одна спит в постели, Кости в номере нет. Раздается стук в дверь. Проснувшаяся Вера прячется под простыню. Дверь открывается, входит Костя с полотенцем, переброшенным через руку, как у официанта, и с подносом, на котором дымятся чашки с кофе.

ОН. Товарищ ответственный работник, позвольте задать безответственный вопрос. Вам кофе в постель или в чашку?

Вера садится в постели, завернувшись в простыню.

ОНА. С буржуазным образом жизни бороться еще труднее, чем с мелкобуржуазным, товарищ безответственный работник. В постель, конечно, в постель.

ОН (ставит поднос на тумбочку, садится рядом). Эдуард Мане. Завтрак на тумбочке.

ОНА (пробует кофе). Индийский?

ОН. Обижаешь, бразильский.

ОНА. Поедем сегодня на Рицу? Мы в детстве, когда с родителями отдыхали в Сочи, всегда туда ездили.

ОН. «Кто на Рице не бывал, тот Кавказа не видал»… А меня в детстве только на Каролино-Бугаз возили, есть такое место под Одессой. С одной стороны море, с другой — лиман, между ними — песчаная коса…

ОНА. А что такое лиман?

ОН. Озеро, только солёное.

ОНА. А если озеро, то почему — лиман?

ОН. Турецкое название. То, что сейчас — наш юг, когда-то было севером Турции. Помнишь, папа Остапа Бендера был турецкоподданным… Ты — как наши вожди: полмира объездила, а в Одессе так и не была.

ОНА. А ты почему в зарубежную не хочешь? Сколько раз тебе предлагала, один звонок — и ты в списке. Или жену отправь. Капстрану не обещаю, а Венгрию или Болгарию — без проблем.

ОН. Спасибо, мы еще родной край не изучили. «Широка страна моя родная…»

ОНА. Окажите мне любезность, укройтесь в ванной, мне тоже нужно позвонить на оставшуюся «пятнашку».

ОН. Подслушивать некрасиво.

Направляется в ванную.

ОНА. Ты настолько перевоплотился в верного мужа, что кричал в трубку, как на переговорном пункте. Даже если бы рядом был водопад, а не струйка из крана, тебя было бы слышно.

ОН. Постарайся не перевоплотиться в змею, когда будешь шипеть, прости, шептать шепотом, как делишься ты опытом… на семинаре крохотном.

ОНА (швыряя в скрывающегося в ванной Костю подушкой). Поэт-передвижник. Душ прими и о душе подумай…

Вера надевает халат, подходит к зеркалу, расчесывает волосы. Затем идет к телефону, снимает трубку, но в этот момент из ванной с намыленной головой появляется Константин.

ОН. Связь со столицей под угрозой, воды в кране нет.

Вера, вздохнув, идет в ванную, через секунду оттуда доносится шум воды.

ОНА (возвращается в комнату). А еще инженер!.. (Набирает номер.) Привет, ну как вы там? У меня все в порядке, завтра последний день семинара, послезавтра вылетаю, в Москве буду в четыре часа. Пришли водителя. (Смеется.) Да, и машину тоже пришли. Как Олежек? Кашляет? Действительно кашляет, или на музыку идти не хочет? Ладно, завтра пусть не идет. Да. (Пауза.) Конечно, соскучилась. Что тебе привезти? Про чурчхелу я помню, что еще? Заднюю часть? Чью? (Смеется.) Не переживай, все свое ношу с собой. Ты еще помнишь, как это по-латыни? Я тоже. (пауза) Откуда?.. Из кабинета секретаря по идеологии, он любезно вышел, деликатный. Когда у тебя коллегия? (пауза.) Ну, ни пуха, ни пера. Нет, скажи «к черту». Вот, теперь точно утвердят. Все, целую, не скучай. Пока.

Подходит к зеркалу, вглядывается в отражение, но, как у всякой женщины, общение с зеркалом ведет к изучению не глубины, но поверхности. В ванной стихает шум воды, появляется Константин в расстегнутой рубашке, с полотенцем на шее.

ОН (примирительным тоном). Хотел побриться, но с вечера еще не отросло. Раньше не мог понять, зачем английские джентльмены бреются два раза в день…

ОНА (будто не слыша сказанного). Твои замечания про «деление опытом на семинаре крохотном» я слышу в последний раз… У нас с тобой стратегический паритет. На одну твою жену приходится один мой муж. Так было, так есть и так будет.

ОН. Человеку даровано великое благо: не знать своего будущего.

ОНА (неожиданно раздражаясь). Чушь! Оставь свои банальные афоризмы!

ОН. Афоризм — это отредактированный роман.

ОНА. Да ну тебя…

Вера уходит в ванную. Костя включает магнитофон, вставляет кассету, закуривает, звучит «Охота на волков». На куплете «…Волк не может нарушить традиций, видно в детстве, слепые щенки, мы, волчата, сосали волчицу, и всосали — нельзя за флажки. Волк не может, не должен иначе…» Вера возвращается в комнату. Костя подходит к ней, несколько раз протягивает ей руку, но она, еще сердясь, отталкивает его. Наконец, она сама протягивает Косте руку, и он целует ее ладонь.

Костя наливает коньяк, разрезает арбуз. Песня заканчивается. Костя выключает магнитофон, протягивает один стакан Вере.

ОН. Не чокаясь. Как он здесь точно — про нас и про флажки…

Выпивают, закусывают арбузом.

ОНА. Тебя не смущает, что мы завтракаем коньяком?

ОН. С утра не выпил — день пропал. (Подливает в стаканы.) А вообще к такому напитку относиться надо, как к женщине. Сначала полюбоваться его видом (поднимает бокал), затем согреть его своим теплом (сжимает стакан в ладонях), вдохнуть его аромат и лишь потом сделать маленький глоток, наслаждаясь вкусом.

Вера повторяет все действия за Костей, отпивает.

ОН. (подливает в стаканы) Когда человек выпивает 50 грамм, он становится другим человеком, и этот другой человек тоже хочет выпить. (Чокаются и выпивают.)

ОНА. Ну что, поедем сегодня куда-нибудь?

ОН. А мне казалось, что тебе путешествий и без меня хватает.

ОНА. Хватает. Но иногда так жаль, что тебя нет рядом… Знаешь, кстати, я как впервые за границу попала? Это еще в университете было. Включили меня в состав тургруппы в Венгрию. Ну, все как положено, утверждение характеристик, бюро райкома, медкомиссия… Посадили нас в поезд, на границе стали загранпаспорта выдавать — раньше не рискнули, чтобы мы их не потеряли.

ОН. Это мудро!

ОНА. …Всех называют, а меня — нет. Руководитель группы отозвал меня в сторону: «У тебя какая фамилия?» Я говорю — Заречная, он: «Вот паспорт, фотография в нем твоя, а фамилия — Загорная. Варианта два: ты возвращаешься в Москву, человека, который ошибку допустил, конечно, накажут… И второй вариант: ничего никому не скажем, поедешь как Загорная». Понятно, что второй вариант мне понравился больше. А потом пограничники паспорта собрали, завели нас в таможенный зал и сказали заполнять декларации. А я свою новую фамилию вспомнить не могу! То ли Заславская, то ли Задорнова… Ну, думаю, все! В паспорте одна, в декларации — другая, в жизни — третья. Но — повезло, вспомнила. А в Москве меня друзья встречали. «Покажи, какой он, загранпаспорт? А почему у тебя фамилия другая?» Отвечаю: так надо!

ОН. Пианистка Кэт… Так ты в девичестве Заречная?

ОНА. Меня в университете еще Чайкой называли.

ОН. А я, кстати, в драмкружке Треплева играл. (Декламирует). «Женщины не прощают неуспеха. Если бы вы знали, как я несчастлив!» (Закуривает.) Есть, кстати, легенда, что в чаек переселяются души моряков. Поэтому они всегда летят вслед за судном. (Усаживает Веру к себе на колени и обнимает ее). Ты знаешь, я нашей первой встрече в Ялте сначала значения не придал. Потом неделя проходит, другая… И я сам себе удивляюсь — что это я все о тебе думаю? Был в Москве, в ресторанах оглядывался… Представлял, как случайно тебя увижу, приглашу на танец…