Ноэл Кауард - Приди в мой сад, Мод
Анна-Мари: Что за чушь ты несешь! Люди, которые будут у нас сегодня, интересуются кое-чем еще, помимо денег.
Вернер: Как же, как же.
Анна-Мари: Не понимаю, зачем ты вообще согласился на эту поездку. В гольф ты мог бы играть и в Миннеаполисе.
Вернер: И на гораздо лучшем поле.
Анна-Мари: Ты просто убиваешь меня, Вернер. Неужели посещение новых мест, встречи с незаурядными людьми не вызывают у тебя никаких чувств?
Вернер: Что в них такого незаурядного?
Анна-Мари: Уж не хочешь ли ты сказать, что Его высочество принц заурядная личность?
Вернер: Не знаю. Я с ним пока не знаком.
Анна-Мари: Его высочество — интереснейшая личность. В Европе это всем известно, и многие мечтали бы познакомиться с ним.
Вернер: Видимо, единственное исключение представляет его собственная страна, откуда его вышвырнули.
Анна-Мари: Мне стыдно, когда ты говоришь такие вещи.
Вернер: Дорогая, может, прекратишь устраивать мне разнос? Лучше позвони и распорядись насчет льда.
Анна-Мари: Сам позвони.
Вернер: Хорошо, позвоню.
Звонит в звонок. В это время звонит телефон. Анна-Мари снимает трубку.
Анна-Мари: Алло?.. Что?.. Кто?.. Уже поднимается?.. Спасибо. (Кладет трубку) О Господи!
Вернер: В чем дело?
Анна-Мари: Это Мод. Мод Караньяни. Я пригласила ее зайти что-нибудь выпить, но это совершенно выпало у меня из головы.
Вернер: Ничего страшного. Разве мы не можем позволить себе налить ей стаканчик-другой?
Анна-Мари: Господи, у меня от всего этого голова идет кругом, а тебе лишь бы шутки шутить.
Вернер: Прости, дорогая.
Анна-Мари: И убери эти грязные клюшки с кушетки. Здесь гостиная, а не вестибюль.
Вернер: Уберу, как только выпью. Это мы ведь с ней ужинали тогда в Риме?
Анна-Мари: С ней, конечно. Душная, провонявшая рыбой квартирка. Я думала, что умру. Ни тебе кондиционера… И еще эта мерзкая лестница. Наверное, там сто ступеней — не меньше.
Вернер: А мне эта квартирка показалась уютной, я бы даже сказал живописной. Да и она мне тоже понравилась. Из всех, с кем мы встречались в Риме, она показалась мне самой симпатичной.
Анна-Мари (с неприятным смешком): Это лишь потому, что она разыграла для тебя спектакль. Смотрела тебе в рот, ловила каждое слово. Это можно было бы назвать неприличным, не будь это так смешно. Когда мы с Лулу Кэнфилд переглянулись через стол, нам стоило больших усилий, чтобы не расхохотаться.
Вернер: В любом случае, она внесла некоторое разнообразие. Никто из этих типов, с кем мы встречались, даже не делал попытки заговорить со мной.
Анна-Мари: В этом ты должен винить только себя, Вернер. Ты привык брать и никогда ничего не давать взамен. Общаясь с людьми, ты не способен сделать над собой усилие. Весь вечер сидишь с недовольным видом и не произносишь ни слова.
Вернер: Почему же? Я произношу три самых главных слова за вечер: «Гарсон, принесите счет».
Анна-Мари: Вот именно! Это из-за таких как ты европейцы презирают нас, американцев. Все, что тебя интересует, это твои доллары и центы.
Вернер: Да, это мои доллары и центы, и клянусь твоей очаровательной задницей, если бы я не потратил всю жизнь на то, чтобы коллекционировать их в большом количестве, мы бы сейчас не думали о сигарах для принца или о том, как подостойнее принять людей, которые нас презирают.
Анна-Мари: Я просила бы тебя выбирать выражения.
Вернер: И я скажу тебе кое-что еще. Эта дама, которая так позабавила вас с Лулу Кэнфилд тем, что «смотрела мне в рот», и которая сейчас будет здесь, она как-никак пригласила нас на ужин, а вот мы…
Анна-Мари: Еще бы ей нас не пригласить! Почему не пожертвовать мелкой рыбешкой, чтобы выловить большого кита. У нее за душой ни цента. Она одна из тех паразитов общества, кто пытаются жить за счет богатых.
Вернер: По крайней мере, ей не приходится страдать от одиночества. В лесах полно богатой дичи. И вообще, если ты о ней такого дурного мнения, зачем ты позвала ее?
Анна-Мари: Она всех знает, везде бывает. Сегодня утром она позвонила, и мне пришла в голову одна мысль.
Вернер: К тому же, она принцесса, не так ли?
Анна-Мари: Сицилийская принцесса. Это ничего не значит. На Сицилии каждая вторая дама — принцесса. (Смотрит на себя в зеркало) Господи, я не могу принять ее в таком виде. Нужно чем-то прикрыть голову.
Вернер: Попробуй каску. Ты сегодня настроена очень воинственно.
Анна-Мари бросает на него уничтожающий взгляд и быстро уходит в спальню. Стук в дверь. Вернер открывает. Входит Мод Караньяни — миловидная женщина лет сорока-семи. В ее облике есть что-то «барочное». Она очень стильная, но это ее собственный неповторимый стиль. На ней нет головного убора, зато кисти рук украшены тяжелыми золотыми браслетами. Мод родилась и выросла в Англии, и в речи ее часто проскальзывают характерные жаргонизмы. При этом она несомненно умна. Приветствуя Вернера, она берет его за обе руки.
Мод: Как я рада снова видеть вас, Вернер. Я ожидала, что застану вас здесь, но не была уверенна. Когда я говорила с Анной-Мари утром по телефону, мне показалось, она немного раздражена. Я знаю, сегодня вечером она устраивает прием в честь нашего великолепного принца.
Вернер: Вы знаете этого парня?
Мод: О да, он ужасен. Так и просится в какой-нибудь неприличный анекдот. Вдобавок, жутко самодовольный тип. Напротив, его новая жена — вполне милая особа, по крайней мере, с виду. Я слышала, раньше она работала моделью. Он требует, чтобы будучи представлен ей, каждый кланялся, а она при этом всякий раз начинает хихикать. Вам она понравится.
Вернер: А вас Анна-Мари пригласила?
Мод: Не могу сказать, что от всего сердца. (Смеется) Я ее не виню. Не иначе как у нее все места уже «расписаны». В любом случае, я все равно не смогла бы прийти, даже если бы захотела. Уезжаю назад в Рим.
Вернер: Это же черт знает, сколько ехать. Вы поедете одна и сами поведете машину?
Мод: Я люблю ездить в одиночестве. Особенно ночью. Я увижу, как солнце встает над перевалом Симплон, а к завтраку надеюсь уже быть в Комо.
Вернер: Что у вас за машина?
Мод: Обыкновенный «Фольксваген». Знаете, такой похожий на зверька с высунутым языком. Но он летит, как птица.
Вернер (с восхищением): Клянусь, вы потрясающая женщина!
В этот момент входит Фелиция с ведерком со льдом. При виде Мод кланяется ей.
Фелиция: Buona sera Principesa.
Мод: Buona sera, Felicia. Come sta?
Фелиция: Molto bene grazie, e lei?
Мод: Bene come sempre. Partiro stanotte a Roma.
Фелиция: Che belleza! Come la invido.
Мод: E vero.
Фелиция: Buon viaggo Principesa e arrividerci. (Кланяется и уходит)
Вернер: О чем это вы говорили?
Мод: Да так, ерунда. Я сообщила ей, что возвращаюсь в Рим, она сказала, что завидует мне и пожелала счастливого пути. Она славная девочка. Мы давно знаем друг друга. Познакомились, еще когда она работала в «Эксельсиоре».
Вернер (кивая на стол с напитками): Какие будут пожелания? Виски, джин, водка? Или, может быть, шампанского?
Мод: Водка с тоником. И много-много льда.
Пока Вернер смешивает напитки, из спальни выходит Анна-Мари. На ней по-прежнему пеньюар, но вокруг головы повязан голубой шарф. Она пылко целует Мод в обе щеки.
Анна-Мари: Это ты, Мод! Как чудесно! Я понятия не имела, что ты в Лозанне. Когда ты позвонила сегодня утром, мне пришлось несколько раз ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю. Выглядишь потрясающе. Давай сядем вот здесь, и ты расскажешь мне все сплетни. Как наша милая Лулу?
Мод: Не знаю, я ее сто лет не видела. Я здесь всего две недели. Остановилась у сына и его жены.
Анна-Мари: Что ты такое говоришь, Мод?! Господи, я умираю! Никто никогда не говорил мне, что у тебя есть сын.
Мод: Это не есть предмет всеобщего интереса.
Анна-Мари: Сколько ему лет? Чем он занимается? Он хорош собой? Ты его обожаешь? Я непременно должна его увидеть.
Мод: Вряд ли ты будешь от него в восторге. Он пишет абстрактные картины и вдобавок он коммунист.
Анна-Мари (потрясена до глубины души): Коммунист!
