Пьесы - Шоу Бернард Джордж
Няня бросается на помощь. Вместе с Мадзини они снова втаскивают Менгена на подушки.
НЯНЯ (стоя за креслом, наклоняется и нюхает). Может, он пьян, как ты думаешь, душенька?
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Может быть, хлебнул папиного рома?
МАДЗИНИ. Нет, этого быть не может. Он человек воздержанный. Кажется, когда-то пил изрядно, но теперь в рот не берет спиртного. Вы знаете, миссис Хэшебай, я думаю, он под гипнозом.
НЯНЯ. Под гип-но… чем, сэр?
МАДЗИНИ. Как-то раз вечером у нас дома, после того как мы были на гипнотическом сеансе, дети устроили игру в это, и Элли стала гладить меня по голове. И представьте, я заснул мертвым сном. Пришлось им посылать за специалистом, чтобы разбудить меня, после того как я проспал восемнадцать часов. Да они еще вздумали нести меня наверх в спальню, а так как дети, бедняжки, не могут похвастать силой, то они меня уронили, и я скатился вниз по всей лестнице – и все-таки не проснулся.
Миссис Хэшебай еле удерживается от смеха.
Да, вам, конечно, смешно, миссис Хэшебай, а я ведь мог разбиться насмерть.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Все равно, это ужасно смешно, и я не могу не смеяться, даже если бы вы и разбились насмерть, мистер Дэн. Так, значит, это Элли загипнотизировала его. Вот потеха!
МАДЗИНИ. Ах, нет, нет, нет. Это для нее был такой ужасный урок. Я думаю, она ни за что на свете не решится повторить это.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Тогда кто ж это сделал? Я не делала.
МАДЗИНИ. Я думаю, может быть это капитан, как-нибудь так, не нарочно. Он ведь такой магнетический. Я чувствую, как я весь начинаю вибрировать, чуть только он приближается ко мне.
НЯНЯ. Уж капитан во всяком случае сумеет разбудить его, сэр. Об этом-то я постараюсь. Пойду приведу его. (Идет в кладовую.)
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Постой немножко. (Мадзини.) Вы говорите, что он может спокойно проспать восемнадцать часов?
МАДЗИНИ. То есть это я проспал восемнадцать часов.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. И вам после этого не было плохо?
МАДЗИНИ. Что-то я не совсем помню. Они вливали в меня бренди, знаете…
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Отлично. Во всяком случае, вы остались живы. Няня, милая, поди попроси мисс Дэн придти сюда к нам. Скажи, что очень нужно, что я хочу поговорить с ней. Наверно, они где-нибудь с мистером Хэшебай.
НЯНЯ. Не думаю, душенька. Мисс Эдди, вот кто с ним. Но я сейчас пойду поищу и пришлю ее к вам. (Уходит в сад.)
МИССИС ХЭШЕБАЙ (показывает Мадзини на фигуру в кресле). Ну, мистер Дэн, смотрите. Вы только посмотрите! Да хорошенько. Вы все еще настаиваете на том, чтобы принести вашу дочь в жертву этому чучелу?
МАДЗИНИ (смущенно). Меня прямо всего перевернуло, миссис Хэшебай, от того, что вы мне сказали. И чтобы кто-нибудь мог подумать, что я, я, прирожденный солдат свободы, если можно так выразиться, мог кому-нибудь или чему-нибудь пожертвовать моей Элли или что у меня когда-нибудь могла возникнуть мысль насиловать ее чувства или склонности, – это такой тяжкий удар моему… ну, скажем, моему доброму мнению о самом себе.
МИССИС ХЭШЕБАЙ (довольно равнодушно). Простите.
МАДЗИНИ (уныло глядя на сонное тело). Что вы, собственно, имеете против бедняги Менгена, миссис Хэшебай? По-моему, он хороший человек. Но, правда, я так привык к нему.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Неужели у вас нет сердца, нет чувства? Вы только посмотрите на это животное. Подумайте о бедной, невинной, слабенькой Элли в лапах этого рабовладельца, который всю жизнь заставляет толпы грубых, непокорных рабочих подчиняться ему и потеть для его процветания. Человек, для которого паровые молоты куют огромные раскаленные массы железа! Который способен часами безжалостно препираться с женщинами и девушками из-за какого-нибудь полупенни! Капитан промышленности – так, что ли, вы его зовете? Неужели вы способны бросить ваше нежное, хрупкое, беспомощное дитя в когти этого зверя? И только из-за того, что она будет жить у него в роскошном доме и он обвешает ее брильянтами, чтобы все видели, какой он богатый.
МАДЗИНИ (смотрит на нее широко раскрытыми, изумленными глазами). Дорогая миссис Хэшебай, да бог с вами, откуда у вас такие романтические представления о деловой жизни? Бедняга Менген совсем не такой.
МИССИС ХЭШЕБАЙ (презрительно). Бедняга Менген – действительно!
МАДЗИНИ. Да он ничего не смыслит в машинах. Он никогда и близко-то не подходит к рабочим. Он не мог бы ими управлять. Он их боится. Мне никогда не удавалось его хоть сколько-нибудь заинтересовать производством. Он не больше вашего понимает в этом. Люди жестоко заблуждаются в Менгене. Они думают, что это такая грубая сила, – и все только потому, что у него плохие манеры.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Не хотите ли вы уверить меня, что у него не хватит сил раздавить бедную малютку Элли?
МАДЗИНИ. Конечно, очень трудно сказать, как может обернуться тот или иной брак. Но я лично думаю, что у него решительно нет никаких шансов взять над ней верх. У Элли удивительно сильный характер. Я думаю, это потому, что, когда она была еще совсем маленькая, я научил ее любить Шекспира.
МИССИС ХЭШЕБАЙ (пренебрежительно). Шекспир! Теперь вам еще только не хватает сказать мне, что вы способны загребать деньги лучше Менгена. (Подходит к дивану и садится с левого края, страшно раздраженная.)
МАДЗИНИ (идет за ней и садится на другой конец). Нет. Это я плохо умею. Да я, видите ли, и не очень стремлюсь. Я не честолюбив! Должно быть, поэтому. Менген – вот он насчет денег просто удивительный! Он ни о чем больше не думает. У него ужасный страх перед бедностью. А я всегда думаю о чем-нибудь другом. Даже на фабрике я думаю о вещах, которые мы делаем, а вовсе не о том, сколько они стоят. Но самое худшее во всем этом, что бедняга Менген не знает, что ему делать со своими деньгами. Это такой младенец, что он не знает даже, что ему есть, что пить. Он себе печень испортил тем, что ел и пил то, что ему совсем не полагалось. И сейчас почти ничего не может есть. Элли создаст ему режим и заставит соблюдать диету. Вы просто удивитесь, когда узнаете его поближе. Это, уверяю вас, самый беспомощный человек на свете. Проникаешься к нему таким, как бы сказать, покровительственным чувством.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. А скажите, пожалуйста, кто же в таком случае заворачивает всеми его предприятиями?
МАДЗИНИ. Я. И другие, вот такие же, как я.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Которых он держит на побегушках?
МАДЗИНИ. Если смотреть с вашей точки зрения – да.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. А скажите на милость, почему же вы, собственно, не можете без него обойтись, если все вы настолько умнее его?
МАДЗИНИ. Ах нет, мы без него пропадем. Мы погубим все дело за какой-нибудь год. Да я уж пробовал. Знаю. Мы бы слишком много тратили денег на разные разности, улучшили бы качество товаров. И все это обошлось бы нам очень дорого. И с рабочими тоже; мы, вероятно, в некоторых случаях пошли бы на уступки. Ну, а Менген держит нас в порядке. Он накидывается на нас из-за каждого лишнего пенни. Мы никак не можем без него обойтись. Вы знаете, он способен целую ночь просидеть, раздумывая, как бы ему сэкономить какой-нибудь шестипенсовик. Но Элли заставит его поплясать, когда она будет держать дом в руках.
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Так, значит, это ничтожество даже и в качестве капитана промышленности всего лишь шарлатан чистейшей воды?
МАДЗИНИ. Боюсь, что все наши капитаны промышленности такие вот, как вы говорите, шарлатаны, миссис Хэшебай. Конечно, есть фабриканты, которые действительно знают, что они говорят, знают свое дело. Но они не умеют добывать таких громадных барышей, как Менген. Уверяю вас, Менген по-своему хороший человек. Такой добродушный…
МИССИС ХЭШЕБАЙ. Вид у него очень непривлекательный. И ведь он уж далеко не молод.
МАДЗИНИ. В конце концов, миссис Хэшебай, ни один супруг не пребывает очень долго в состоянии первой молодости. Да в наше время мужчины и не могут позволить себе жениться очень рано.
