Вильгельм Телль - Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф

Аттингаузен

Как ослепил тебя мишурный блеск!.. Что ж, презирай отчизну! И стыдись Обычаев ее, священных, древних! Твой час придет, и ты к родным горам Стремиться будешь с горькими слезами. А тот простой пастушеский напев, Которым ты пренебрегаешь гордо, Пробудит в сердце лютую тоску, Когда его в чужой земле услышишь. О, как могуча к родине любовь! Не для тебя тот мир, чужой и лживый. При гордом императорском дворе Жить нелегко с душой прямой, открытой! Т ам доблести нужны совсем другие, Не те, что ты здесь приобрел в горах… Ступай же и продай свою свободу, Лен получи, стань княжеским рабом, Когда себе сам господин и князь Ты на земле наследственной, свободной. Но нет, останься, Ули, со своими! Не езди в Альторф… О, не покидай Святого дела родины своей! Ты знаешь, я в моем роду последний, — Мое угаснет имя, и в могилу Положите вы мне мой щит и шлем. Так неужели при последнем вздохе Я думать должен, что, закрыв глаза мне, Ты к чужеземцам явишься и там Свободные, дарованные богом Владения как лен австрийский примешь?

Руденц

Мы Габсбургу противимся напрасно: Ему весь мир подвластен.[8] Неужели Одни, с упорством нашим закоснелым, Мы цепь земель сумеем разорвать, Которой он, могучий, окружил нас? Его здесь рынки и суды, его Торговые пути, — с коня под вьюком И то на Сен-Готарде платят сбор. Владеньями его мы, будто сетью, Окружены, опутаны повсюду… Защита ли империя для нас? Вы думаете, Австрия слабей? Бог — наш оплот, не император. Верить Возможно ль императору, когда, Нуждаясь в деньгах, чтоб вести войну, Он города стал отдавать в залог,[9] Что добровольно встали под защиту Имперского орла?.. Нет, мудрость нам Велит — во времена тяжелых смут Найти себе могучего владыку. Имперская корона переходит По выборам, и памяти у ней О службе верной нет. Зато услуги Наследственному дому — сев надежный.

Аттингаузен

Так, значит, ты куда умней отцов, Свободы самоцвет неоценимый Добывших кровью, доблестью геройской?.. Ты в Люцерн съезди, там спроси народ, Как их страну австрийцы угнетают! Что ж, и у нас они овец, коров Пересчитают, пастбища обмерят, В лесах свободных запретят охоту На зверя красного и на пернатых, Заставами нам преградят мосты. Нас разорив, поместий нахватают И нашей кровью будут побеждать… Нет, если кровь пролить придется нам, То лучше за себя: поверь, свобода Куда дешевле рабства обойдется.

Руденц

Мощь Альбрехта не сломят пастухи!

Аттингаузен

Сперва узнай, какие пастухи! Я знаю их, я вел их на врага. Я вместе с ними дрался под Фаэнцой[10]. Пусть нам посмеют иго навязать, Когда его нести мы не хотим!.. Будь горд сознаньем, чей ты соплеменник! Не променяй же на ничтожный блеск Ты неподдельный жемчуг высшей чести — Стать во главе свободного народа! Он за тобой, как твой соратник верный, В час испытаний в смертный бой пойдет… Вот чем гордись, знай: в этом благородство. Скрепляй природой созданные узы, Всем сердцем к родине своей прильни, В любви к ней будь и тверд и постоянен. Здесь мощный корень сил твоих таится, А на чужбине будешь одинок — Сухой тростник, что свежий ветер сломит. Давно тебя мы дома не видали, Один лишь день ты с нами проведи, Сегодня лишь не езди в Альторф, Ули. Сегодня, слышишь? Этот день — для близких!

(Хватает его руку.)

Руденц

Я слово дал… Я связан… Не могу.

Аттингаузен

(оставляя его руку, строго)

Ты связан… Да, злосчастный, это верно. Ты связан, и не словом и не клятвой, Но узами любви… Мне все известно.

Руденц отворачивается.

Я вижу, ты смущен, ты отвернулся! Ты Бертою фон Брунек увлечен, Она тебя к австрийской службе манит. Невесту хочешь ты добыть ценой Измены родине… Не прогадай! Они тебя невестой приманили; Не будь так прост, она не для тебя.

Руденц

Прощайте! Будет этих наставлений!

(Уходит.)

Аттингаузен

Да погоди, безумец!.. Нет, ушел! И я не в силах удержать, спасти… Так Вольфеншиссен некогда отпал От родины… Так отпадут другие. Манят за наши горы молодежь Чужой страны могучие соблазны… О, злополучный час, когда чужое Проникло в безмятежные долины, Чтоб нравы тут невинные растлить!.. К нам новое врывается насильно, А старое, достойное, уходит. И времена и люди уж не те! Зачем я здесь? Давно погребены Все, с кем я вместе действовал и жил. Мой век ушел в могилу. Счастлив тот, Кто жить не будет с новым поколеньем!