Монах - Мэтью Грегори Льюис
– Матильда! Какова была плата за твою свободу?
Она ответила твердо, бесстрашно:
– Амброзио, я отдала свою душу!
– Несчастная, что ты натворила! Жизнь мимолетна, пройдут немногие годы, и как ужасно ты будешь страдать потом!
– Слабый человек, пройдет лишь одна эта ночь, и как ужасно будешь страдать ты сам! Тебе мало того, что с тобой сделали? Завтра тебя угостят вдвое большей порцией. А об огненной казни ты не забыл? Через два дня тебя поведут на костер! А тебя все еще морочат мечты о спасении души? Подумай, каков ты! Подумай о крови невинных, которые взывают о мщении у престола Господа! А потом надейся на милость его! Мечтай о небесах, вздыхай о мирах света, о покое и радости! Это нелепо! Открой глаза, Амброзио: ты обречен на вечную погибель, за гробом тебя ждет лишь бездна всепожирающего пламени. И ты торопишься поскорее в него погрузиться, хотя есть способ этого избежать? Нет, нет, Амброзио, давай отодвинем срок божественного возмездия! Решайся, и ты сможешь наслаждаться настоящим, не заботясь об отдаленном будущем.
– Матильда, твои советы опасны. Я не смею, не желаю им следовать. Бог милостив, и я не отчаиваюсь обрести помилование.
– Вот как? Мне больше нечего сказать. Я спешу в страну радости и свободы, а ты оставайся здесь в ожидании смерти и вечных мук!
– Погоди, Матильда! Тебе подчиняются духи ада; ты можешь открыть двери этой тюрьмы, избавить меня от этих тяжких уз. Спаси меня, молю, и унеси из этой страшной темницы!
– Это единственное, чего я не могу сделать. Мне запрещено помогать служителям церкви и сторонникам Бога. Откажись от этих званий, и я к твоим услугам!
– Я не продам за это свою душу.
– Ладно, упорствуй и дальше, до самого костра; тогда ты пожалеешь о своей ошибке, но момент уже будет упущен. Я ухожу. Но на тот случай, если до последнего часа ты поумнеешь, я дам тебе средство для исправления дела. Я оставлю тебе вот эту книгу. Прочти в обратном порядке первые четыре строки на седьмой странице. Дух, который ты уже когда-то видел, немедленно предстанет перед тобой. Если поступишь мудро, мы встретимся снова; если нет – прощай навсегда!
Матильда бросила книгу на пол. Облако синего пламени окутало ее. Она помахала Амброзио рукой и исчезла. Мгновенная вспышка, озарившая камеру, угасла, и от этого стало как будто еще темнее. Одинокая лампа светила так тускло, что монах едва сумел добраться до стула. Он сел, скрестив руки на груди, уронил голову на стол и погрузился в бессвязные, трудные раздумья.
Он так и сидел в этой позе, когда дверь камеры отворилась. Монах встрепенулся. Тюремщик велел ему выходить; он встал и с трудом побрел за ним. Его привели в тот же зал, где он снова предстал перед Великим инквизитором и его подручными и снова должен был ответить, не готов ли он признаться. Амброзио ответил, как раньше, что, не будучи ни в чем виновен, не может и признаться. Но когда палач приготовился начать пытку, когда монах увидел эти орудия, уже зная, какую боль они способны причинить, решимость оставила его.
Не думая о последствиях, беспокоясь лишь о сиюминутном спасении, он признался не только в тех грехах, в которых был действительно виновен, но и в тех, в которых его не подозревали. Когда его спросили о побеге Матильды, вызвавшем сильное смятение умов, он сообщил, что она продалась Сатане и сбежала при помощи колдовства. Он еще пытался убедить судей, что сам никогда не общался с духами ада, но под угрозой новой пытки объявил себя и колдуном, и еретиком, и принял все звания, какими инквизиторам было угодно его наградить.
За признанием сразу же последовал приговор. Монаху велели приготовиться к смерти на аутодафе, которое должно было состояться в двенадцатом часу ночи. Этот час был выбран потому, что зрелище пламени, бушующего на фоне мрака полуночи, производит особенно сильное впечатление на людей.
Амброзио, ни живого ни мертвого, оставили одного в камере. Ужас ожидания поглотил его. Он то погружался в мрачное молчание, то испытывал лихорадочный подъем, то принимался заламывать руки и проклинать тот час, когда явился на свет. В один из таких моментов взгляд монаха упал на таинственный подарок Матильды. Его бешенство мгновенно утихло. Он пристально рассмотрел книгу, взял ее в руки, но немедленно отбросил, будто обжегшись. Он заметался по камере из угла в угол, потом остановился и опять уставился на упавшую книгу. Ему подумалось, что это единственный выход из его ужасного положения. Он нагнулся и подобрал книгу, но еще немного поколебался, и желая, и опасаясь испробовать заклинание.
В конце концов мысль о надвигающемся приговоре поборола его нерешительность. Амброзио раскрыл томик; но так волновался, что поначалу не мог найти страницу, указанную Матильдой. Устыдившись собственной слабости, он собрался с духом, пролистал книгу до седьмой страницы и начал читать ее вслух, но то и дело отвлекался, тревожно поглядывая по сторонам, и ожидая, и страшась увидеть духа. Однако он продолжал читать; дрожащим голосом, часто прерываясь, он произнес все четыре строки.
Язык этого текста был монаху совершенно незнаком. Едва выговорил он последнее слово, как эффект заклинания начал проявляться. Грянул гром, тюрьма сотряслась до фундамента, камеру озарила молния, и наконец в вихре сернистых паров монаху во второй раз явился Люцифер. Но когда Матильда вызывала его, он принял облик серафима, чтобы обмануть Амброзио. Теперь он не скрывал уродства, постигшего его после падения с небес. На его плечах еще виднелись ожоги от молний Творца. Его гигантское тело было черно; на руках и ногах – длинные когти. Глаза его пылали яростью, от этого взгляда ужаснулись бы и храбрейшие сердца. За плечами его колыхались два громадных крыла, черных как ночь. На голове вместо волос – змеи, извивающиеся и шипящие. В одной руке он держал свиток пергамента, в другой – стальное перо. Молнии сверкали вокруг него, грохотали раскаты грома, как будто настал последний час Природы.
Ожидавший совсем иного зрелища, Амброзио застыл, потеряв дар речи. Потом гром утих, наступила полная тишина.
– Для чего ты вызвал меня сюда? – спросил демон; голос его, заглушаемый серными парами, звучал хрипло.
Этот звук сопровождался новым, более громким и жутким раскатом. Землетрясение поколебало пол под ногами монаха.
Амброзио долго не мог ответить демону.
– Меня осудили на смерть, – сказал он еле слышно, чувствуя, как леденеет его кровь при взгляде на ужасного гостя. – Спаси меня! Унеси
