От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе - Терренс Рил
Причем чем теснее связь, тем сильнее расслабление. Когда человеку нужно пройти сложную медицинскую процедуру, даже возможность подержать за руку незнакомого человека повышает чувство безопасности и снижает боль и тревогу. Если держать за руку друга [33], это действует еще сильнее, а рука любимого человека — лучшее обезболивающее на свете. Все это заставило Бекса и Коэна, как и многих их последователей, усомниться в том, разумно ли выделять личность [34] как единицу изучения в психологии человека. Трудоемкие процессы саморегуляции представляются довольно грубыми и лишенными изящества в свете идеи, что социальные отношения позволяют связанным друг с другом личностям переживать меньше стресса.
Те из нас, кто состоит в долгосрочных близких отношениях, вероятно, инстинктивно понимают это как ситуацию расширения возможностей. Развитые социальные связи оберегают нас от одичания, как, к примеру, при одиночном заключении. Да, связь с людьми дарит нам спокойствие. В то же время мы по опыту знаем, что немногое может стать таким сильным триггером или вывести из себя так, как отношения с любимыми. Любовь — как хороший сантехник, доберется до самых потайных мест и выявит все незалеченные раны и трещинки, притаившиеся внутри. Мало что может нажать на все эмоциональные кнопки и вызвать такую боль, как любовь. К тому же скоро мы убедимся, что все мы женаты на своих неудовлетворенных потребностях. Так что — хорошо это или плохо — наши нервные системы переплетены.
Мудрый Взрослый, префронтальная кора, ведомая правым полушарием мозга, видит целое и понимает, насколько мы взаимозависимы. Но когда мы находимся под воздействием стресса, — а для некоторых из нас это почти всегда, — вперед проталкивается Адаптивный Ребенок, который хочет нас защитить, и перехватывает власть. Мы переключаемся на ориентацию исключительно при помощи левого полушария, а оно строго алгоритмично и механически [35] занимается решением насущных задач. Мы утрачиваем широкую перспективу, которую показывает правое полушарие, и вместо префронтальной коры руководствуемся более эмоциональной и примитивной лимбической системой. В такие моменты мы перестаем ценить все, что касается отношений.
Главная беда состоит в том, что левополушарная ориентация Адаптивного Ребенка соответствует принятой в нашем обществе культуре индивидуализма. Когда мы «сдвинуты влево», то есть нас ведет левое полушарие, воцаряются логика и механистичность. Насущные задачи оказываются в списке приоритетов выше, чем отношения между людьми, которые выполняют эти задачи. Это относится как к Адаптивному Ребенку в каждом из нас, так и к обществу в целом. Лишь недавно мир корпораций осознал новый вид лидерства — лидерство, основанное на отношениях, вместо иерархического управления. * * *
Саммит, юный фрилансер-айтишник, никак не мог наладить собственный бизнес, несмотря на свой выдающийся ум и талант. Особенно его обескураживало, что на работе он всегда давал больше, чем от него просили, и при этом либо терял заказы, либо не получал повторных. Когда мы разговаривали о его работе, обнаружилась закономерность. Саммит начал понимать, что то, что он считал своей сильной стороной, на самом деле главная его слабость. Он засиживался над работой допоздна и всегда обеспечивал заказчику программу намного более изящную, сложную и многогранную, чем ему заказывали. Вместо «форда» собирал «ламборджини» — только вот клиенту «ламборджини» был ни к чему. Саммит ожидал похвалы, а вместо этого постоянно слышал: «А нельзя ли попроще?» Левое полушарие велело ему предпочитать саму вещь тем людям, которые будут ею пользоваться. Его Адаптивный Ребенок создавал близкий к совершенству продукт, не посоветовавшись с Мудрым Взрослым, который прислушался бы к пожеланиям клиента, а не к своим собственным.
Поскольку клиенты зачастую обращаются ко мне, находясь в тупиковой ситуации, я вижу множество людей, которые основную часть жизни задействовали участки мозга, связанные с Адаптивным Ребенком. Они думают, что они Мудрые Взрослые, но на самом деле нет. По большей части мир щедро награждает их. Поскольку Адаптивный Ребенок отражает культурные ценности в целом, люди, живущие в основном с опорой на своего Адаптивного Ребенка, как правило, добиваются огромных успехов в финансах и в профессии. А вот с личной жизнью у них катастрофа.
Главный постулат индивидуализма — я существую отдельно от природы, или, точнее говоря, — человек выше природы. В начале, согласно книге Бытия, Господь повелел Адаму владычествовать надо всем, что ходит, плавает и ползает по земле (Бытие 1: 26–28). Это была неудачная мысль. Древние греки были скромнее. С их точки зрения ставить себя выше природы — это святотатство [36], гордыня и причина падения всех трагических героев до единого. Однако бредовая идея владычества — что мы имеем право и обязаны все контролировать — стала столпом патриархальной культуры и традиционных представлений о мужественности. Сегодня большинство из нас уже не тратит почти все время на выживание и покорение стихий, однако и вы, вероятно, пытаетесь применить идею владычества к жене, детям, собственному телу, кому-то из коллег или к миру в целом.
Бредовая идея контроля — цель любой больничной программы по управлению стрессом, в которую вы, возможно, угодите, когда у вас случится инфаркт. Именно с ней пытаются совладать «Анонимные алкоголики» со своими двенадцатью шагами, именно о ней говорится в их «Молитве о смирении». Наше индивидуалистическое, линейное, ньютоновское мировоззрение ставит человека выше природы и создает иллюзию, будто он способен ею манипулировать, подчинять ее своей воле — совсем как хирург, оперирующий живое тело, или механик, склонившийся над машиной. Мы созданы по образу и подобию Бога — Великого Часовщика [37], как гласила расхожая мудрость Эпохи Просвещения. Мы стоим выше системы и работаем над ней.
Если управление миром — центральный компонент традиционного представления о мужественности, то управление управляющим — центральный компонент традиционного представления о роли женщины — «шея вертит головой», как говорится. Но как известно каждому, кто работал с проблемами так называемой созависимости, приспособленчество при всей его внешней самоотверженности — на самом деле тоже форма контроля, когда жена старается «не вывести мужа из себя». Созависимым поведением я считаю все случаи, когда вы воздерживаетесь от совершенно разумных действий, например от того, чтобы сказать правду, опасаясь, что партнер выдаст неразумную реакцию. И традиционная мужественность с ее манипуляциями над природой, и традиционная женственность с ее манипуляциями над мужчинами — это попытки контроля, попытки навязать свою волю и другим людям, и непосредственно всему миру.
Отношенческое сознание, напротив, синонимично экологическому. Оно корректирует бредовые идеи владычества и заменяет их знанием, что мы не вне и не над природой — мы живем в ней, мы ее часть. Это экологическое смирение. Единственное в природе, что мы можем непосредственно контролировать, это мы сами, да и то если повезет. Мне видится, что перейти от гордыни к смирению для нас — шаг не менее фундаментальный, чем поместить в центр Солнечной системы Солнце, а не Землю.
Когда мы как вид перейдем от модели владычества над природой к модели бережного отношения к природе, мы поймем, что вода, в которую мы постоянно сбрасываем пластик, — это вода, которую мы пьем, а воздух, который мы загрязняем, — это воздух, которым мы дышим. Если мы вообще выживем. COVID-19 — наш первый опыт взаимодействия с природой, которая ополчилась против нас в масштабах планеты. Воспримем ли мы это как призыв к действиям? Вряд ли. За первой пандемией последуют другие, сегодня мы носим медицинские маски, а завтра, возможно, придется надеть противогазы. Наши действия настолько саморазрушительны, что балансируют на грани суицида. Но мы не унимаемся.
Как вверху, так и внизу. Та же драма доминирования, которая сейчас разыгрывается на нашей планете, прорывается и в нашей личной жизни.
В отношениях с близкими мы сплошь и рядом занимаем позицию «вне» или «выше». Мы стремимся контролировать партнеров, детей,
