Экземпляр - Юлия Купор
Костя вздохнул, понял, что сигареты по-прежнему в кармане куртки, и совершил небольшую экспедицию в коридор, где, не включая свет, выудил из кармана зажигалку и пачку сигарет. Вернулся на кухню. Из кармана брюк он вытащил телефон и положил его на клеенку рядом с пепельницей.
«Теперь у меня в груди дыра размером со Вселенную, — подумал Костя, закуривая, — там, где раньше была моя душа».
Телефон молчал и просто лежал, всеми забытый, на клеенке. Никому не нужно было в аэропорт. Никто не устраивал оргии и пенные вечеринки. Даже Векслер куда-то запропастился — очевидно, занимается какими-то взрослыми, вполне административными вещами. Вот ведь демонический дядька! И нет, вовсе он не актер «Санта-Барбары», берите выше — бывший актер погорелого театра, ах, Векслер, актер с амбициями драматурга и режиссера, который, увы, так и не смог их реализовать. Хотя… Ах, погодите-погодите, очень даже смог. И Воскресенск-33 стал для него отличной сценой, сценой, на которой происходят поистине шекспировские страсти.
Костя, изнывая от одиночества и душевной (видимо, это фантомка) боли, не знал, куда себя деть, ерзая на неудобном кухонном стуле, и чем ближе стрелки часов приближались к полуночи, тем отчетливее он понимал, что ему нужна компания, не важно какая, что одиночества он не выдержит, что или наложит на себя руки, что в условиях Воскресенска-33 совершенно неразумно, либо сделает какую-нибудь глупость, и вот он уже взял в руки телефон с твердым намерением кому-нибудь, ну хоть кому-нибудь позвонить. Первым делом мелькнула мысль — набрать Женьке, напроситься к нему в гости, принять участие в оргии с девчонками, отбить у Женьки обеих, и Марту, и Юленьку, умотать с ними куда-нибудь в большой город, благо деньги есть, и удариться там в такой кутеж, что… Но потом Костя передумал. Да и Женьку, если честно, стало жаль.
Он начал копаться в телефоне, листать какие-то случайные страницы, зачем-то долистал до поисковика авиабилетов, похимичил немного с датами и — о чудо! — обнаружил, что завтра утром, в 6:00, из аэропорта Кольцово в аэропорт Внуково вылетает рейс авиакомпании «Трансаэро», и — боже мой, какая удача! — еще остались билеты. Тут Костя не сдержался, нашел Женькин номер в записной книжке и, внутренне ликуя, оперативно ему набрал. Не сразу, но господин Балакирев соизволил ответить — Костя весь извелся, пока ждал, пританцовывая у открытого окна.
— Жень, полетели в Москву! — с места в карьер начал Костя.
— Господи, что? — сонным голосом ответил Женька.
— Слушай сюда, — в Косте проснулся командир, хотя от холода язык не слушался и зуб на зуб не попадал. Окно он не закрывал — боялся задохнуться. — Завтра утром будет рейс Екатеринбург — Москва, вылет в шесть часов. Если мы сейчас поедем в Кольцово, то успеем на регистрацию. Хочешь — девчонок с собой прихвати. Покупать вам билеты? У меня денег на карте куча, хватит на всех.
— Кость, а Кость, — прервал его Женька, — какой рейс? Какая Москва?
— Рейс авиакомпании «Трансаэро», — ответил Костя. — Ты же сам хотел, чтобы как в фильме было: текила, лимончики, море. Ну, вместо моря будет Москва-река. Разве плохо?
На том конце раздался горестный вздох.
— Кость, не хочу тебя расстраивать. Авиакомпании «Трансаэро» давно уже нет. Она обанкротилась в 2015 году. Если хочешь, приезжай ко мне. Если тебе скучно. Ты знаешь, я всегда тебе рад.
— Но как? Как же… Блин.
Костя швырнул телефон на подоконник. Последний шанс покинуть Воскресенск-33 растаял, как след от самолета, летящего высоко в небе. Это было, черт побери, почти физически больно. Физическая боль. Любопытный способ почувствовать себя живым, находясь в дружной компании мертвецов. И едва Костя об этом подумал, как на белом пластике подоконника мелькнуло остро заточенное лезвие опасной бритвы — как по заказу. Он взял в руки бритву. Он повертел в руке бритву и внимательно, будто ища изъяны, рассмотрел ее. Потом сжал в руке покрепче и полоснул по раскрытой ладони. Ай, больно! Порез оказался глубоким — кровь хлынула почти мгновенно, закапала красными кляксами на подоконник. Костя чуть изменил положение бритвы в руке, еще крепче, до судороги сжал ладонь и полоснул по руке, вжик — от локтя до запястья. Ах, какое хорошее, идеально острое лезвие. Порез тонкий, будто нить, но глубокий.
Костя поднял руку вверх, наблюдая, как стекает ручеек неестественно ярко-красной в электрическом свете крови, стекает на подоконник, на пол, на чистый ламинат. Голова закружилась, но не от боли (боль была сильной, но терпимой, до свадьбы заживет) и не от вида крови, а от предвкушения чего-то ужасного и вместе с тем манящего.
«Я монстр, — думал Костя, наблюдая за тем, как кровь — кап-кап-кап — падает на ламинат. — Я чудовище, убивец и душегуб, я свой в компании злодеев; я монстр, меня возбуждает кровь и насилие, меня надо изолировать, изолировать, изолировать, точно оголенный провод, заклеить всего синей лентой, и только после этого… ой, голова закружилась… И только после этого я буду причинять меньше вреда».
Голова кружится, мир шатается, неустойчивость, одна сплошная неустойчивость, ну как так-то, но и к этому можно привыкнуть, ко всему можно привыкнуть, а кровь кап-кап, по-прежнему кап-кап, мистер Пропер придет — офигеет.
Фонари за окном обрели радужные нимбы. Красавица-луна расплылась по небу. Костя все стоял, все наблюдал за тем, как вытекает из него, будто томатный сок из картонной коробки, алая кровь. Он хотел было размазать эту кровь по стеклу и написать что-то зловещее, но потом понял, что это уж никуда не годится. Пошлость, звенящая колокольчиками в морозном воздухе пошлость, увы и ах. Поэтому он сделал штуку гораздо более пошлую. Машинально он подошел к холодильнику, дернул упругую дверцу — внутри холодильника вспыхнуло анатомически яркое электричество — и взял с полки непочатую бутылку ванильного «Абсолюта». Костя готов был поклясться, что никакой водки в холодильнике прежде не было, только пиво. Впрочем, какая разница. Мальчик, водочки нам принеси — мы домой летим.
Костя достал с полки круглый низенький стакан, сполоснул под краном, сдернул с бутылки защитный колпачок — водка тонкой струйкой потекла в стакан. Потом он протянул руку над стаканом, точно благословляя, накапал крови — получился дурной коктейль, дьявольская «Кровавая Мэри» с любопытным ингредиентом вместо томатного сока, — и залпом выпил полученную жидкость. Наконец, Косте надоела эта сцена, и он, немного ругая себя за напыщенность, поставил стакан на столешницу, ушел в ванную, душную и теплую, точно погреб, порылся в шкафчике, где под слоем кремов нашел перекись водорода, пластырь и бинты. Кое-как перевязал свои раны — ладонь начала неприятно пощипывать и болеть. Вернулся
