Обручение с вольностью - Леонид Юзефович
Первым делом Гаврила Корнеевич выразил желание повидать Петра Поносова. Хотя он прибыл в Чермоз прежде всего с той целью, чтобы в рапорте можно было доложить о личном участии в пресечении заговора, ему все же хотелось взглянуть на вождя заговорщиков. Однако, будучи проведен в кабинет управляющего и поглядев на светловолосого паренька в разодранном пол мышкой сюртуке, Гаврила Корнеевич проговорил лишь:
— Так-с...
И пошел вон, с удивлением размышляя о том, что ничто не выдает в этом мальчике опасного преступника.
Затем управляющий почтительно доложил Гавриле Корнеевичу события последних суток. Присутствовавший при разговоре Клопов сказал, что господа владельцы во всем полагаются на мудрость его превосходительства. Но Гаврила Корнеевич не обратил на его слова никакого внимания. Зато, узнав, что Ширкалин остается пока на свободе, он тут же распорядился подвергнуть аресту и его. Готовые последовать возражения Ивана Козьмича он отмел выразительным движением затянутой в перчатку руки. Впрочем, Гаврила Корнеевич тут же уточнил свое распоряжение, объявив, что
запирать Ширкалина в конторе не следует, поскольку сегодня же все составители общества будут вывезены в Пермь.
Через час три простые кошевы стояли возле конторского крыльца в вежливом удалении от губернаторского возка. Возбужденные чермозцы, усердно разгоняемые жандармами, расходились, но вскоре вновь кучками собирались поодаль. Губернатор для чермозских обывателей был властью столь недостижимо высокой, что почти уже и не страшной. Так для простого солдата ротный командир — начальство несравненно более грозное, нежели командующий армией.
Слухи облетели весь завод, и ввиду такого события никто не желал оставаться дома. Тем более, что день был воскресный.
В стороне расположился со своим обклеенным цветной бумагой ящиком бродячий раешник, ярославский мужичок лет сорока с редкой бороденкой. Он вчера еще забрел в Чермоз, следуя из Соликамска в Пермь. И сегодня Клопов дозволил ему выставить для обозрения свой раек. Тем самым он думал отвлечь народ от вредного зрелища увозимых преступников. С этой целью мужичку велено было стоять у лавок возле церкви. Но он, следуя за скоплением возможных зрителей, постепенно перекочевал поближе к зданию конторы.
Раек его представлял собой деревянный ящик и назывался так потому, что желающие могли увидеть в нем «рай да муку по копейке за штуку». В ящике проделаны были отверстия вершка полтора диаметром, куда вставлялись увеличительные стеклышки. Внутри помещался валик. На него наматывались склеенные в ленту картинки с Бовой-королевичем, погребающими кота мышами и крестной мукой спасителя. Зрители припадали глазами к отверстиям, а мужичок проворачивал валик с помощью приделанной к ящику ручки. Одновременно он нажимал на педаль, отчего кукла-рыцарь на крышке райка начинала хлопать в бубны. Для не избалованных зрелищем чермозских обывателей нехитрое это изобретение было в диковинку, и Клопов сильно надеялся на его отвлекающее воздействие.
Пока губернатор обедал, преступникам дозволено было попрощаться с родными. К Петру пришел отец. Он тихо плакал, привалившись к стене, и бормотал одно:
— Счастлива мать, что не дожила... Счастлива мать...
Брат же Николай прийти остерегся.
Потом членов общества начали выводить из конторы и попарно рассаживать в сани. Семена усадили рядом с Федором. Мишеньке выпало сесть с Лешкой, а Петру— с Матвеем Ширкалиным. Матвей держался гордо и отчужденно. В санях он разместился как можно дальше от своего соседа, стараясь даже ненароком не задеть его локтем.
И Петр, заметив это, с внезапно прорвавшейся злостью проговорил громко:
— Да ты не бойся замараться-то... Слезьми обмоешься!
В этот момент мужичок у райка нажал на педаль, и деревянный рыцарь звонко ударил в бубны. Рыцарь был носатый и напомнил Петру почему-то Куно фон Кинбурга.
А мужичок закричал пронзительным раешным голосом:
— Ведомость из ада! Прошу, ведомость из ада... Подходи, не давись, по порядку разберись! С баб пятак, девки — за так!
Возле райка завертелась стайка мальчишек, кое-кто из взрослых начал подходить, и Клопов с довольной улыбкой наблюдал успех своей затеи.
— Милостивые государи, — кричал мужичок, — я велю греть чай не в самоваре! Разогрею вам олово за- место пуншу, вот ужо потешу вашу душу!
Странно звучали эти обещания, и неизвестно кому были они предназначены.
— Кто его допустил? — Гаврила Корнеевич в упор глянул на Ивана Козьмича.
А мужичок все пуще заливался:
— Это питье станет вам в охотку! Ужо пошире растворяйте глотку...
— По моему предположению... — встрял было Клопов.
Но Гаврила Корнеевич оборвал его:
— Убрать немедля. Чтоб духу не было!
Случившийся поблизости Лобов бросился к мужичку. На бегу он поддал для страху сапогом снежный ком и угодил прямо в лицо стоявшему рядом с райком Ключареву.
— Опять ты здесь! — просипел Лобов.
Петр заметил, что Ключарев, счищая с бороды налипший снег, бочком начал пробираться поближе к дому.
Петр поискал глазами Анну, ожидая увидеть ее где- то рядом. Но увидел совсем в стороне. Анна одиноко стояла поодаль, закусив плотно сжатыми губами кисть цветастого платка, покрывавшего ей голову и плечи. Петра поразило, как разом стала она походить лицом на покойную мать. И печальное это сходство тоской полоснуло по сердцу. Что-то станется с ней?
Между тем кучка мастеровых тесно сгрудилась вокруг мужичка с райком, заслонив его от Лобова. В этой кучке Петр приметил Ивана Ширинкина и других парней с кричной фабрики. Клопов тоже отметил заминку, вышедшую с исполнением приказа Гаврилы Корнеевича. Мастеровые угрожающе надвигались на старшего полицейского служителя, и Клопов подумал, что не одно лишь стремление насладиться зрелищем «адской муки» побудило их к этому. Он вспомнил побег Егора Якинцева, колечко на пальце у Анны Ключаревой и рассудил, что заговорщики, несмотря на принятые меры, могли еще оставаться в Чермозе. Причем в числе огромном, не известном до конца ни ему, ни Ивану Козьмичу, ни даже Лешке Ширкалину. Относительно того колечка у Клопова никаких доказательств не было, поскольку он так и не сумел разглядеть его вблизи. Но тем не менее Клопов, не задумываясь особо, мог хоть сейчас назвать с десяток лиц, за которыми следовало учредить строжайший надзор.
На помощь Лобову побежали жандармы, и сам полицейский служитель, воодушевившись, вывернул из ножен мутно блеснувшую саблю.
Мастеровые расступились. Кто-то побежал, кто-то отошел с достоинством. Лобов ухватил мужичка за плечо и повел в здание конторы. Улица быстро начала пустеть. Лишь ребятишки, не обращая ни на кого внимания, облепили брошенный раек.
Забираясь в возок, Гаврила Корнеевич бросил Ивану Козьмичу:
— Перепишите зачинщиков!
Помолчал и добавил:
— А неспокойно у вас в имении, милостивый государь! И куда только господа владельцы смотрят!
Иван Козьмич,
