Кровь и золото погон - Трифонов Сергей Дмитриевич
Павловский злобно выматерился. «Уже десятый час, вроде бы всё сделано, но потеряно двое отличных офицеров. Пора сворачиваться, – рассуждал он про себя, – только этого гада возьмём – и finita la commedia». Он подозвал урядника Хруща.
– Ты вот что, Матвей, возьми трёх уголовников, быстро перемахни через забор и проберись в эту чёртову милицию. Я прикрою вас. Постарайся взять этого краснопузого живьём.
Пока Бурнашов вгонял патроны в пустой магазин карабина и на минуту отвлёкся, бандиты перемахнули через забор, пробрались в здание. Пули часто защёлкали в оконную раму, отламывая от неё острые куски, кроша оконное стекло, раня осколками и щепой лицо Ивана. Стрелять из окна стало невозможно. Он стал спускаться с чердака и увидел двух бандитов, бежавших по коридору. Хруща, затаившегося у входной двери, он не заметил. Милиционер вышел в коридор, присел и с колена выстрелил в спину бандиту. Другой обернулся и был немедленно сражён. И тут разом всё померкло. От удара прикладом по голове Иван потерял сознание. Хрущ за ноги выволок милиционера во двор и во всё горло заорал:
– Кончайте палить! Принимайте краснопузого!
19
Отряд Павловского семь часов разорял уездный городок. Разгромил уездные исполком Советов, уездные комитеты РКП(б) и комсомола, военный комиссариат, отдел милиции, штаб частей особого назначения, исправительный дом (тюрьму), разграбил ряд кооперативных лавок, несколько частных квартир и домов, принадлежавших состоятельным евреям.
В финансовом отделе уездного исполкома Советов налётчики похитили около двух миллионов рублей ассигнациями и мешок серебряных монет; в исправдоме – пуд соли, овёс, рожь, печёный хлеб и лошадь с повозкой; в уездном земельном управлении – четыре охотничьих ружья, барометр, телефонный аппарат; в казарме при военкомате – 7 винтовок, патроны, настенные часы, гимнастёрки, шаровары, сапоги. В детском доме, не думая хотя бы о божьей каре, прихватили 194 аршина мануфактуры, наволочки и простыни.
Но особенно тщательно люди Павловского изымали из разгромленных советских, партийных и военных организаций секретные документы, шифры, чистые бланки документов (в том числе партийных и комсомольских билетов, милицейских и чоновских удостоверений), печати, штампы.
Надо сказать, в грабежах им с энтузиазмом помогали некоторые местные жители и выпущенные из-под стражи арестованные. Особенно активно мародёрничали Матвей Кузякин со своим племянником Сенькой Рыжим. Брали они в основном самогонку и закуску. Но не брезговали и тряпьём.
В одиннадцать утра Павловский собрал на площади напуганных горожан вместе с приехавшими из деревень торговать продуктами крестьянами и в зажигательной речи призвал их бороться с большевиками и Советами, не платить налоги, скрываться от призыва в Красную армию.
– Граждане! – вещал Павловский. – Верьте, скоро придёт конец вашим страданиям и мучениям! Большевики, утопившие в крови восстание моряков в Кронштадте, крестьянские бунты в Тамбовской губернии, Поволжье, Сибири и на Дону, разбудили русский народ! Сломаем хребет жидо-большевистской гидре!
Часть награбленного Сергей Эдуардович приказал тут же раздать вдовам, бедным старикам и сиротам. Люди стеснялись, прятали глаза, но брали и молча расходились по домам. Матвей Кузякин тоже пытался прикинуться бедным и сирым, но урядник Фёдор Мокров, заметивший за спиной мародёра мешок с торчавшими из него голенищами армейских кирзовых сапог, огрел с оттяжкой Матвея сыромятной плетью.
В завершение Павловский приказал, в целях, так сказать, назидания и устрашения, принародно расстрелять схваченных Ивана Бурнашова и Ивана Егорова, не побоявшихся вдвоём оказать сопротивление бандитам. А с ними заодно расстреляли выданного «доброжелателями» одного из лидеров местного комсомола, весёлого вихрастого паренька, до конца не верившего в случившееся.
Перепуганные и одновременно счастливые, что остались живы и что бандиты грабили не всех, горожане и сельчане быстро очистили площадь.
К полудню, сложив «экспроприированное» на реквизированные повозки, отряд ушёл из Демянска. В пяти верстах от города, между деревнями Аркадово и Ользи, на берегу Явони уставшие и разморённые июльской жарой «борцы за народное дело» устроили шестичасовой привал с обильной выпивкой.
Как обычно, офицеры и казаки собрались на поляне вокруг командира, а уголовники и дезертиры – неподалёку сами по себе.
Перво-наперво помянули погибших подпоручиков Клёпина и Кузовкова. Полтора десятка погибших и пристреленных казаками тяжелораненых уголовников не помянули, не стоили они того. Затем Павловский разделил между своими часть награбленного: золотые украшения и деньги. Несколько золотых монет досталось только поручику Дембовскому. Да и то лишь потому, что он лично обнаружил мешок с монетами в сейфе уездного финотдела.
Уголовники и дезертиры с шумом и дракой делили награбленное: обувь, простыни, штаны, гимнастёрки…
Павловский брезгливо поморщился и сказал:
– Пока будем терпеть эту мразь. Возьмём Старую Руссу, пополнимся дезертирами из красных частей, и всех уголовников в расход…
– Верно, – заметил есаул Тимофеев.
– Это мы с превеликим удовольствием, – обрадовался урядник Хрущ.
Дембовский, отведя полковника в сторону, спросил:
– Силёнок-то хватит на Старую Руссу, Сергей Эдуардович? Там ведь, считай, половина стрелковой дивизии стоит. А нас всего три десятка.
Павловский, закурив асмоловскую душистую папиросу, сломанной берёзовый веткой отгонял комаров.
– Хватит, поручик, хватит. Для того Гуторов и был отправлен туда, чтобы активизировать наш центр и поработать с военспецами в красных частях, офицерами бывшими. По нашим сведениям, нас должны поддержать до полутысячи штыков и сабель. Этого вполне хватит.
В вечерней прохладе отряд отправился к Старой Руссе.
Куда подевались ответственные партийные и советские работники, личный состав милиции, чекисты и чоновцы Демянска, одному Господу было известно. Никто из них сопротивления бандитам не оказал.
20
Начальник губернского отдела ГПУ Мильнер получил информацию о разгроме Демянска лишь на следующий день, в понедельник. Он срочно собрал совещание, пригласив губернского военного комиссара Григорьева, руководителей милиции, отряда ЧОН и заведующего орготделом губкома партии. Не спавший вторые сутки, Мильнер еле держался на ногах.
– Доигрались, голуби? – с угрозой спросил он, недобро глядя на ответственного партработника. – Где были ваши люди, члены бюро укома и президиума уисполкома? А твои? А ваши? – его взгляд поочерёдно упёрся в Григорьева и в руководителей милиции. – Уверяю вас, всем воздастся. Ни Питер, ни Москва нас по головке не погладят. – Мильнер вдруг изменил тон и умоляюще обратился ко всем: – Товарищи, найдите мне этого Павловского. Живого или мёртвого, но найдите.
Конные отряды войск ГПУ, как новгородские, так и прибывшие из Петрограда, части особого назначения и воинские подразделения блокировали все дороги, соединявшие Демянск со Старой Руссой, Тверской и Псковской губерниями, зачищали села и деревни, сужали кольцо окружения. Отдельные отряды возглавили Мильнер и Григорьев.
В селе Висючий Бор бандиты разграбили магазин и расстреляли трех членов РКП(б). Павловский явно расслабился – боевого охранения не выставил, разведку вперёд не послал. Не таясь, отряд двигался по основному тракту и после полудня попал в засаду. Слева, из леса, ударили пулемёты. Павловский приказал повернуть назад и уходить по ржаному полю. Но там, в густо колосившейся ржи, их встретил конный эскадрон войск ГПУ. Атака была столь неожиданной, яростной и жестокой, что под клинками чекистов полегла половина отряда.
Павловский рванул в лес, отстреливаясь из маузера. Вслед за ним помчались его ординарец Хлебов, есаул Тимофеев, поручик Дембовский, сотник Куринов и пятеро уголовников и дезертиров. Остальные во главе с урядником Мокровым, прапорщиком Жамновым и фельдфебелем Бурко по большой дуге стали уходить от преследователей по полю. Раненый хорунжий Толкучий спешился и с колена стал прикрывать огнём отход группы Павловского. Чекисты его тут же зарубили.
