ЗАЙТИ И ВЫЙТИ - Алексей Сергеевич Суконкин
- Товарищ майор, - Лёня посмотрел Юре в глаза. – Что-то у меня какие-то предчувствия нехорошие… день сегодня будет очень тяжёлым.
- Не каркай, - у Трофимова и самого на душе творилась невообразимая пляска – смесь усталости, страхов и каких-то видений – чего нельзя было раскрывать перед своими подчинёнными. – А у меня капли для глаз куда-то пропали. Наверное, выпали из кармана, когда днём по чердакам лазил. Надо бы капнуть, а нечем…
Вдруг мелькнула мысль, что может быть, уже и не надо будет капать никуда и… никогда.
- Как же всё это зыбко, - словно куда-то в сторону сказал Лёня.
- Что именно? – спросил Юра, потягивая чай.
- Жизнь, - пояснил Лёня. – Вот живём мы, особенно когда в мирное время, и практически не задумываемся о том, как легко можно потерять свою жизнь. А здесь, когда ты можешь лишиться её каждую минуту, ты словно чувствуешь жизнь иначе. Её реально чувствуешь - словно руками держишь, как птицу бьющуюся, чтобы она не улетела от тебя. Знаете, товарищ майор, я на прошлое 9 мая, на параде, видел, как дети голубей отпускали под бой метронома, и птицы взлетали вереницей, а я подумал, что вот так человеческие души отлетают в мир иной.
- Я тоже видел, - кивнул Юра. – Точно так же подумал тогда – очень волнительное было зрелище.
- Но жизнь – не голубь, в клетку не запрёшь. И никогда не будешь знать, когда твоя птица из твоих рук вырвется. Через десять лет, или через год, или вообще - через пять минут, - сказал Лёня.
- Держать крепче, - сказал Юра. – Пока есть силы в руках – держать эту птицу.
- Так-то да, - кивнул Лёня. – Но будет ли сила в руках в нужный момент…
Антон сидел в кресле напротив, вытянув ноги.
- Товарищ майор, а вот скажите, - включился он в разговор. – Зачем вы вернулись в армию? Я знаю, у вас была очень хорошая и денежная работа… и вы же могли не ехать сюда?
- Мог, - кивнул Трофимов. – Ты сейчас от меня какие-то пафосные слова хочешь услышать?
- Нет, наверное, - ответил Ларин. – Просто как много людей, которые ищут любую возможность откосить от войны, а вы этого делать не стали, хотя имели все возможности.
- У меня нет ответа на этот вопрос, - улыбнулся Юра. – Это за пределом человеческой риторики. Да и фамилия не позволяет поступать иначе, когда Родина в беде.
- Тогда понятно, - Антон тоже улыбнулся. – Против этого не попрёшь.
- Да, против этого не попрёшь, - согласился Юра. – Потому что нет никакой возможности уйти от своей судьбы. И мы никогда не знаем, что она нам готовит, какие даст испытания. В Вечность мы все уйдём, это неизбежно, но вот как уйдём – это уже наш личный выбор. Можно ноги своему палачу целовать и умолять о пощаде, а можно как Магомед Нурбагандов, помните? «Работайте, братья!». Исход одинаковый - смерть, а какой разный может быть смысл. Сколько вон пятисотых было в бригаде, с началом войны, да? Где они, и где вы? Вы – здесь. Не смотря ни на что. Вы здесь, и вы работаете и за себя, и за «того парня», который уклонился от выполнения своих обязанностей военной службы…
- Да уж, - кивнул Антон. – Война быстро всё расставила по местам. Быстро показала, кто в реальности чего стоит. Интересно, как мы с ними после войны жить будем? Как будем ходить по одним улицам? Как будем забирать своих детей из одного детского сада? У них ничего не щёлкнет в голове?
- Не щёлкнет, - ответил Трофимов. – Их отличие от тебя в том, что они живут для себя. А ты – для себя и для всего общества, но в первую очередь, выходит, что для общества, для Родины, то бишь. Это совершенно разные смыслы, осознать которые дано далеко не каждому. Тот, кто себя любит, кто страдает нарциссизмом, тот никогда не ляжет грудью на амбразуру – такой исход не для него. Запад специально нам насаждает либерализм – это, если коротко, как раз и есть то себялюбие, которое ставит личные интересы выше интересов общества. Чтобы мы, большой русский народ, были разобщены, чтобы нас не сплачивала общая идея, чтобы мы не знали, что такое ответственность одного за всех и всех за одного, чтобы мы не знали, что такое самопожертвование ради общего дела.
- Товарищ майор, но и разбрасываться жизнью тоже не стоит, как это любят делать наши большие командиры, - возразил Лёня. – Эдак нас до победы не хватит.
- Правильно, не стоит, - согласился Юра. – Поэтому, никакой бравады и пренебрежительного отношения к собственной жизни я от вас не жду. Везде должен быть разумный компромисс, и если так случится, что вы окажетесь под угрозой бессмысленной гибели, я, как командир, обязательно позабочусь о том, чтобы обезопасить вас, вывести из-под удара… Вы Родине пользы больше принесёте живые, чем не живые.
- Товарищ майор, - улыбнулся Лёня. – Я теперь всегда буду пользоваться вашим обещанием, и напоминать при случае…
- Добро, - улыбнулся Юра в ответ. – Если не будешь злоупотреблять оказанным доверием.
- Идёт, - согласился Лёня.
- Если что, - вмешался Антон. – Я тоже в теме.
- А про тебя – подумаю, - рассмеялся Трофимов.
Понаблюдав, как Лёня запускает на разведку «Мавик», Юра вернулся в «свой» дом, где выслушал короткий доклад старшины, оповестившего его о замеченных в поле передвижениях за пределами дальности снайперского огня. Практически сразу ожила рация.
- «Восток» – «Утру»!
Юра прижал кнопку передачи:
- «Утро», «Восток» на связи.
- Вижу движение. Со стороны Петровки три группы пехоты по десять человек.
- Сейчас вернусь к вам, - сказал Трофимов.
- Началось? – спросил Максим.
- Да, - кивнул Юра. – Почався в колхозе ранок.
С чердака, где сидела группа Ларина, были хорошо видны перемещения противника возле коровника, расположенного между Николаевкой и Петровкой. С той стороны уже раздавались выстрелы стрелкового оружия и разрывы гранат.
Антон лежал на полу в готовности открыть огонь из АСВКМ. Андрей Шитников сидел за трубой наблюдения, выискивая достойные цели. Лёня находился тут же, в
