Спасти 6-го - Хлоя Уолш
В гробовой тишине раздались громкие всхлипы. От неожиданности я треснулся затылком о дверь, которую подпирал всем телом, и, сжав в руке клюшку, стиснул зубы, чтобы не выругаться вслух.
— Не обращай внимания, — велел я кому-то из ребят, понятия не имею, кому именно, поскольку все три малявки, вынужденные прозябать в этом кошмаре под названием «дом», прятались у меня на верхнем ярусе. — Просто отключись.
— Мне страшно, Джо, — всхлипнул Тайг, высунувшись из-под одеяла. — А вдруг он снова обидит маму?
— Не обидит, — скрепя сердце соврал я шестилетнему брату. — С ней полный порядок. А теперь спать.
— Не могу, — захлюпал он носом.
— Надо, Тайг, — шикнула на него наша десятилетняя сестра. — Если он просечет, что мы не спим, нам хана.
— Заткнись, Шаннон, — заканючил Тайг. — Мне страшно...
— Всем страшно, — ласково увещевала его Шаннон, появившись из-под одеяла с трехлетним Олли в обнимку. — Поэтому мы должны сидеть тихо.
— Так, мелюзга, а ну быстро спать, — скомандовал я, вновь принимая на себя бесцеремонно навязанную роль защитника. — Вы в порядке. Мама в порядке. Мы в порядке. Все просто зашибись.
— А если он опять сделает маме больно?
Я не сомневался, что именно этим он сейчас и занимается, к гадалке не ходи.
И самое паршивое — ничего нельзя предпринять.
Хотя, Бог свидетель, я пытался.
Сломанный нос — наглядное свидетельство того, насколько я беспомощен перед нашим отцом-садистом.
К счастью, ни Тайг, ни Шаннон толком не понимали, как именно отец обижает мать.
Я же, на свою беду, уже к десяти годам постиг значение слова «изнасилование».
На тот момент мне не раз доводилось наблюдать, как он наваливается на нее сверху, доводилось слышать зловещее «насиловать», но лишь в десять лет я впервые сопоставил это слово с происходящим в доме и осознал, что конкретно вытворяет отец.
Осознал, чем этот скот вынуждает заниматься маму вопреки ее воле.
Причем регулярно.
Мое провальное вмешательство закончилось тем, что мама — избитая, окровавленная, голая ниже пояса — выдворила меня из кухни, где лежала, распростертая на полу. В ее глазах застыл невнятный упрек. Но прежде чем я успел унести ноги, отец вдоволь накостылял по моей цыплячьей шее.
Теперь, когда я увидел изнасилование во всей красе, решение молчать о семейных разборках лишь окрепло.
Даррена неоднократно насиловали за те полгода, что мы с Шаннон провели в приемной семье. Мне напоминали об этом по поводу и без, внушая неизгладимое чувство вины и желание держать рот на замке.
«Запомни, Джоуи, запомни хорошенько: как бы ни изгалялся отец, все лучше, чем...»
«Завязывай страдать! Тебя хотя бы не...»
«Тебя опекуны кормили мороженым и пирожными, а моя жизнь рухнула...»
«Не распускай нюни. По сравнению со мной ты легко отделался. Поэтому хватит себя жалеть...»
«Ты хотя бы представляешь, что творится в приемных семьях? Хочешь, чтобы Тайг или Шаннон прошли через то же, что и я? Мой тебе совет — помалкивай. Отцовские закидоны еще можно пережить, в отличие от сам знаешь чего...»
Воочию убедившись в правоте Даррена, я поклялся, что никогда и ни при каких обстоятельствах не позволю опеке забрать мелких.
Только через мой труп! И это не пустые слова.
Я скорее сдохну, чем допущу подобное.
С того памятного вечера я перестал спать ночами. Не отваживался. Душераздирающая возня за дверью маминой спальни, мамины всхлипывания вперемежку со стонами преследовали меня днем и ночью, неотступно звучали в ушах, сводили с ума.
Даже когда в доме царила тишина, спокойнее не становилось. Гробовое молчание пугало сильнее маминых воплей.
Если кричит, значит жива.
Молчание означает смерть.
Помню, как лежал, скрючившись на полу, силясь уловить сквозь запертую дверь скрип пружин, похотливый стон или приглушенные рыдания.
Постепенно рассудком овладевала паника, и я по десять раз за ночь вскакивал с кровати и замирал часовым перед комнатой сестры из страха, что какой-нибудь скот вроде нашего папаши вздумает на нее посягнуть.
Пока мы находились под одной крышей, я хотя бы мог защитить сестренку. Защитить младших, принять на себя удар и обеспечить им относительное подобие детства.
Стоит мне открыть рот и пожаловаться, нас всех отдадут под опеку. И наверняка распределят по разным семьям. А при таком раскладе мне никак не удастся спасти малявок от озабоченных скотов, которые, если верить Даррену, поджидают повсюду.
«Ты думаешь: „Cо мной такого не случится“. Но ты заблуждаешься...»
«Вам с Шаннон повезло попасть в хорошую приемную семью. Но это скорее исключение...»
«Я до сих пор ощущаю его член в заднице. Ощущаю, как он вторгается внутрь, разрывает меня на части, рождая единственное желание — умереть...»
От одной мысли, что Шаннон, Олли и Тайг станут жертвами насильника, меня бросало в дрожь, и всякая охота жаловаться пропадала.
Я выдержу.
Выдержу любые побои.
Выдержу пьяные зверства отца.
В лепешку расшибусь, лишь бы их не трогали.
Снова и снова я повторял священную клятву, данную самому себе в день исчезновения Даррена: любой ценой защищать братьев и сестру.
Никто не посмеет избивать их, как меня, насиловать, как мать, или растлевать, как Даррена.
Я буду оберегать их до последнего вздоха.
Пока я рядом, им не придется подпирать спиной дверь, вооружившись клюшкой.
Я на собственной шкуре испытал, каково это, когда твой единственный защитник уходит в закат. С мелкими такого не случится.
Только через мой труп.
На хер Даррена, бросившего нас под одной крышей с этим ублюдком.
И превратившего меня в главного козла отпущения.
Ты всегда им был, приятель...
Заодно на хер среднюю школу. Взгляд метнулся к нетронутому рюкзаку с кучей домашки. Срать на задания учителей, чье мнение заботит меня в последнюю очередь.
Да, сейчас можно смело утверждать, что средняя школа — отстой.
Мягко сказано, чувак...
Новый директор, мистер Найен, написал в моей характеристике: вспыльчивый, не уважает старших. Потусил бы он на моем месте хоть денек, хлебнул бы хоть толику дерьма, которое расхлебываю я, сам бы старших перестал уважать.
Козлина.
Мне было в кайф его злить.
Найена я терпеть не мог, а все потому, что не далее как сегодня он резался с моим отцом в хёрлинг.
Я содрогнулся.
Хёрлинг был моей отдушиной и худшим кошмаром одновременно.
Отец заставлял меня играть с четырех
