Век Людовика XIV. История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Он принял классический запрет на насильственные действия на сцене и поэтому ограничился выражением страсти в речи. Это наложило тяжелое бремя на стиль; драма превратилась в череду ораций, а непрерывный марш александринов - двенадцатисложных строк, рифмующихся в двустишиях, - граничит с монотонностью; в Расине и Корнеле мы лишены гибкости, естественности и неисчислимого разнообразия елизаветинского чистого стиха. Какой труд гения должен был потребоваться, чтобы силой и красотой стиля вывести эту узкую форму из утомительного однообразия! Расина и Корнеля нужно не читать, их нужно слушать, желательно ночью во дворе Инвалидов или Лувра.
Сравнивать Расина с Корнелем - старая забава французов. Госпожа де Севинье, увидев Баязета и не успев поставить "Ифигению" или "Федру", со свойственной ей живостью высказалась за Корнеля. Необдуманно, но, возможно, справедливо, она предсказала:
Расин никогда не сможет пойти дальше... Андромак . . . Его пьесы написаны для [мадемуазель] Шампесле . . . Когда он состарится и перестанет быть влюбленным, тогда и будет видно, ошибаюсь я или нет. Итак, да здравствует наш друг Корнель; и давайте простим плохие строки, которые мы встречаем у него, ради тех божественных отрывков, которые так часто переносят нас...
В целом это мнение всех людей с хорошим вкусом. 31 Но Вольтер, взявшись редактировать Корнеля, шокировал Французскую академию, отметив недостатки, грубость, риторику великого драматурга. "Признаюсь, - писал он, - что, редактируя Корнеля, я становлюсь идолопоклонником Расина". 32 Время признало эти недостатки и простило их тому, кто не имел преимущества Расина, пришедшего после Корнеля. Поднять французскую драму с ее прежнего уровня на высоту "Сида" и "Полюса" было более трудным достижением, чем достичь страстных экстазов и мелодичной красоты "Андромахи" и "Федры". Корнель и Расин - это мужская и женская темы в поэзии Великого века, мощное выражение чести и любви. Их нужно рассматривать вместе, чтобы почувствовать масштаб и силу французской классической драмы, так же как мы должны рассматривать Микеланджело и Рафаэля вместе, чтобы судить об итальянском Возрождении, или Бетховена и Моцарта, чтобы понять немецкую музыку конца восемнадцатого века.
Дэвид Хьюм, проницательный шотландец, хорошо знавший язык и литературу Франции, считал, что "в том, что касается сцены, французы превзошли даже греков, которые намного превзошли англичан". 33 Это суждение удивило бы самого Расина, который почитал Софокла как совершенство, хотя и осмелился соперничать с Еврипидом. И в этом он преуспел, что не может не вызывать похвалы. Он удержал современную драму на уровне, которого достигли только Шекспир и Корнель и которого никто, кроме Гете, больше не касался.
IV. ЛА ФОНТЕН: 1621-95
В эпоху яркой литературной вражды приятно слышать о знаменитой, полулегендарной дружбе Буало, Мольера, Расина и Лафонтена - обществе "Четырех друзей".
Жан де Лафонтен был черной овцой в группе. Как и остальные, он был выходцем из среднего класса; аристократия слишком заинтересована в искусстве жизни, чтобы уделять время жизни искусства. Родившись в Шато-Тьерри в Шампани, сын местного хозяина вод и лесов, он рос как часть окружающей природы, стал любителем полей, лесов, деревьев, ручьев и всех их обитателей; он изучил повадки и с симпатией угадывал цели, заботы и мысли сотни видов животных; все, что ему нужно было сделать, когда он писал, - это заставить этих многоногих философов говорить, и он стал еще одним Эзопом, влитым своими баснями в память миллионов.
Его родители думали, что сделают из него священника, но у него не было склонности к сверхъестественному. Он пытался заниматься юриспруденцией, но поэзия показалась ему куда более доходчивой. Он женился на богатой девушке (1647), родил ей сына, устроил развод с женой (1658), отправился в Париж, угодил Фуке и получил от этого любезного растратчика пенсию в тысячу ливров при условии ежеквартальных выплат стихами. Когда Фуке пал, Лафонтен обратился к королю с мужественным прошением о помиловании финансиста, и, следовательно, он никогда не грелся под королевским солнцем. Лишенный пенсии, Лафонтен, не имевший ни малейшего представления о том, как заработать на жизнь, был приючен и накормлен герцогиней де Буйон, с которой мы уже встречались в качестве фрондерши. Под ее крылом он опубликовал (1664) первую книгу своих "Соображений", сборник новелл в стихах, по-бокачевски рискованных, но рассказанных с такой обезоруживающей простотой, что вскоре их читала половина Франции, даже краснеющие девицы.*
Вскоре после этого Маргарита Лотарингская, вдовствующая герцогиня Орлеанская, поселила его в Люксембургском дворце в качестве джентльмена в ожидании. Там он написал еще Contes, а затем отправил в типографию первые шесть книг своих сказочных басен (1668). Он выдавал их за пересказ Эзопа или Федра; некоторые из них так и были; некоторые были взяты из легендарного Бидпая Индии, некоторые - из французских басен; но большинство из них были созданы заново в бурлящем потоке мыслей и стихов Лафонтена. Самая первая из них была невольным резюме его беспечной, певучей жизни:
Сигала, напевая
Кузнечик, спев
В течение всего года он был очень обескуражен.
Все лето он провел без средств к существованию.
Quant la bise fut venue;
Когда наступили морозы;
Pas un seul petit morceau
Ни одного крошечного кусочка
De mouche ou de vermisseau;
Муха или маленький червячок;
Elle alla crier famine
Она пошла умолять о голоде.
Chez la fourmi, sa voisine,
Муравей - ее сосед,
Приант, чтобы я его преподнес.
Умоляя ее одолжить
Зерно для подпитки
Немного зерна, чтобы жить
До нового сезона;
До нового сезона.
Я вас люблю, - сказал он,
"Я заплачу вам", - сказала она,
До наступления августа, животное,
"До жатвы, по вере
Интерьер и директор.
Животное, проценты и основная сумма".
La fourmi n'est pas prêteuse;
Муравей не является кредитором;
В этом его главная ошибка;
Это его наименьшая вина;
Что вы делаете в холодное время года?
"Что ты делал летом?"
Говорите с этой эмпрунтой.
Он спросил этого заемщика.
Nuit et jour à tout venant
"Ночью и днем для всех желающих
Я не хочу, чтобы вы уходили.
Я пел; не будьте недовольны".
Вы шикуете! Я очень рад.
"Вы пели! Я счастлив это слышать.
Хорошо, танцуй сейчас.
Ну, тогда танцуйте".
Лафонтен был мудрее Декарта, который считал всех животных бездумными автоматами; поэт любил их, чувствовал их рассудок и находил в них все пригодные для жизни смягчения философии. Франция была очарована, получив мудрость в таких легкоусвояемых дозах. Баснописец стал самым читаемым
