Инженер. Часть 7. Вторая итерация - Евгений Южин
По Ане не определишь – выучка скелле. А вот я нервничал. Одна записка, пусть она и была созвучна собственным мыслям, круто изменила отношение к происходящему. Ладно Ана, та домой собралась, а я? Я же дома. Или нет? Где теперь дом? Прыгаю тут из одной тюрьмы в другую!
Говорить старались поменьше – нечего помогать науке на службе товарища майора. Я уже тут так наследил, что, надеюсь, местные головастики нароют-таки что-нибудь полезное. Храм и его миссия по какой-то причине отступили в область отдаленного будущего. Ну, не готов я еще! Не готов! Одно дело – явился бы на Землю, расшвыривая пространство и время движением мысли, и молвил – присоединяйтесь, братия, к высшему разуму! И так, чтобы тучи на небе и лучи солнца как теплые руки всевышних. И я такой, парящий в небе, с распростертыми объятиями – мол, не торопитесь, всех примем, проходите, не толкайтесь, берите учебные материалы.
Вместо этого, соблюдая меры строжайшей конспирации – все время делал вид, что интересуюсь чем угодно, только не Измайловым, аккуратно исследовал карту Москвы. Не дай бог, на точке старта какой-нибудь небоскреб вырос. Придется с боем брать чью-то квартиру или вламываться в ювелирный магазин. Вроде пронесло. Все то же, что и пятнадцать лет назад. Ясно дело, поменялось многое, но дома те же и дороги такие же. Найдем.
Мигнул вызов, ответил – Федор. Знакомая квартира дочери распахнула стену, Федька, чем-то довольный, лыбился:
– Здорово, дед!
– Привет.
– Чего кислый такой?
– Да так, осваиваемся.
Федор вздохнул:
– Дед, у меня кирпич твой отняли, – он виновато развел руками. – Приятель, которому я его отдал, только и успел сказать, что это интерметаллид какой-то. Какие металлы – из головы вылетело. Сказал, что хорошо известен, но в земных условиях его получить практически нереально, из-за загрязнений исходного сырья и атмосферы. Его только плавкой в вакууме из сверхчистых компонентов получали, да и то – пена выходила. – Он скорчил кислую физиономию. – Больше ничего не успели. – Он опять развел руками: – Забрали.
– Жалко, – протянул я. – Я попрошу, чтобы вернули. Типа дедушкино наследство.
Глаза Федора округлились, а выражение лица приобрело узнаваемо глуповатые черты. Оглянулся – так и есть, Ана, вынырнув из темноты, рассматривала внука.
– Здрасьте, – среагировал тот первым.
– Это кто? – Ана.
– Внук это. Зовут Федор. Сын моей дочери. Позже познакомитесь. – Помолчал. – Может быть.
– Чем-то похож на тебя, – невозмутимо вынесла вердикт скелле и, на мгновение сбросив привычную маску, улыбнулась Федору.
Я смотрел на него – чем похож? Разные же! Лицо внука менялось, пока в глаза не вернулся блеск разума. Я снова оглянулся – Ана исчезла.
– Офигеть! – протянул внук. – Крутая тетка! Прям мороз по коже!
– Ладно, внучек, – я усмехнулся. – Как вы там? Где Даша?
– Нормально. Говорят, выпустят чуть ли не завтра. Мама в своей комнате – у нее сдача проекта. Ругается с кем-то. Слышишь?
– Не, – покачал я головой.
– Да не важно, – отмахнулся Федор. – Я чего спросить-то хотел. – Он задумчиво уставился на меня.
– Спрашивай, – подтолкнул я.
– Ты ведь ничего не рассказал про то, как они – он мотнул головой туда, где исчезла Ана, – смотрят на мир. В чем разница с нами? Ты же со звезды на звезду прыгал – наша физика такого не позволяет.
Я оглянулся, жены видно не было. Большая часть отведенной нам квартиры погрузилась в плотный полумрак, лишь мерцали некоторые активные интерфейсы да пробивалась полоска света из комнаты, в которой скрылась супруга. Свет уличных ламп освещал скорее потолок, чем интерьер, угадывалось шевеление ветвей за окнами – ветер, что ли, поднялся? Комната Федора была ярко освещена, но тот свет не мог пробиться через стену. Последняя, превратившись в огромный экран, каким-то образом гасила его.
Приняв решение, я удобно уселся, вытянул ноги. Федор следил за мной с прищуром, потом кивнул, подтянул свое любимое кресло – пока был в гостях, я это подметил, – и скопировал мою позу, скрестив пальцы на животе. При этом нахмурился и одновременно выдвинул нижнюю челюсть вперед – видимо, таким образом изображал крайнюю степень серьезности. Какой он физик? Актер, блин!
– Все довольно просто, – начал я. – Никогда не думал, как мы познаем окружающее? – Не дожидаясь ответа, махнул рукой – риторический вопрос, продолжил: – Мы делим его на части. Греки даже слово такое придумали – анализ. Значит – «разложение».
– Дед, – прервал меня Федор, – мы философию на первом курсе проходили.
– Отлично! Научный коммунизм не проходили, случаем?
– Чего?! – внук вытаращил глаза.
– Да это я так, пошутил. Продолжим: анализ – метод познания. У него есть и оборотная сторона – синтез, но о нем позже. Я о том, что это единственный метод, который мы используем. Представляешь, жизни на Земле миллиарды лет, а ничего нового мы не изобрели. Он существует со времен первых многоклеточных. Вот как они мир воспринимали? Был у них простейший набор рецепторов на теле – химических, скорее всего. Те же клетки, только чувствительные к чему-либо. И вот один подает сигнал – «бяка», другой – «вкусно». И наш предок сокращает один мускул и расслабляет другой – чтобы, значит, ползти туда, где «вкусно», а не туда, где «бяка». Мир для него состоит из частей: одна часть хорошая, другая – нет. Анализ, однако – как говаривал чукча! И говорит это о том, что он, метод этот, органическая часть нашего разума. И единственный, я повторюсь, способ исследования окружающей реальности! – Впервые я говорил с человеком, который мне доверял, и спешил, нервничал оттого, что боялся не успеть. – Мы делим то, что воспринимают наши органы чувств, на части. Но не произвольно, а присваивая каждому объекту индивидуальное «качество» – между прочим, философский термин.
Я на минуту задумался:
– Федь, вас программированию учат? Ну там классы и прочая.
– Я иногда думаю, что нас только этому и учат теперь.
– Тогда поймешь. «Качество» в философии – это как «класс» в программировании – полный набор характеристик, включая функции, определяющий реальный объект. Ну, например: «дверь». Ее описание включает все: размеры, текстуры, варианты, использование. Огромное множество разных параметров, и для любой двери их набор одинаков. Только их значения для каждого реального экземпляра – разные. Эта дверь – большая, эта – маленькая, эта – деревянная, эта – бумажная, эта с окном, а эта с двумя. Программисты в мое время говорили, что реальный объект – конкретная «реализация» того или иного класса.
