Не закончено. Освободите свой разум и выиграйте войну внутри себя - Дэвид Гоггинс
Когда вы рождаетесь неудачником, ваша цель - выжить, а не процветать. Вы учитесь лгать, обманывать, делать все, что нужно, чтобы соответствовать. Вы можете стать выжившим, но это жалкое существование. Подобно тараканам, которых мне поручили убить, вы выкарабкиваетесь из тени, чтобы получить самое необходимое, но при этом любой ценой скрываете свою истинную сущность от света. Прирожденные неудачники - это самые настоящие тараканы. Мы делаем то, что должны, и такое отношение часто становится причиной довольно серьезных дефектов характера.
У меня, конечно, были некоторые из них. Я был бросившим все, лжецом, жирным, ленивым ублюдком и находился в глубокой депрессии. Я чувствовал, как понемногу разрушаюсь. Сытый и разочарованный, горький и злой, я не мог больше терпеть свою жалкую жизнь. Если я не изменюсь, и изменюсь в ближайшее время, я знал, что умру неудачником или еще хуже. Возможно, я стану таким же, как и мой отец, - барыгой, который был на волосок от насилия. Я был поглощен страданиями и искал хоть какую-то точку опоры, чтобы не сдаться окончательно. Единственное, что я мог придумать, - это вернуться в тот дом на Парадайз-роуд, который все еще преследовал меня. Я должен был добраться до Буффало, штат Нью-Йорк, и посмотреть в глаза своему отцу. Ведь когда живешь в аду, единственный способ найти выход - это встретиться лицом к лицу с самим дьяволом.
Я надеялся найти ответы, которые помогут мне изменить свою жизнь. Во всяком случае, так я говорил себе, когда пересекал границу Огайо с Индианой и сворачивал на северо-восток. Я не видел своего старика двенадцать лет. Это было мое решение прекратить с ним встречаться. В то время судебная система позволяла детям принимать такие решения, когда им исполнялось двенадцать лет. Я сделал этот выбор в основном из уважения к маме и преданности ей. Он перестал нас бить после того, как мы уехали из Буффало, но единственное, что меня никогда не покидало, - это мои чувства по поводу того, что пережила моя мать от его рук. И все же с годами я усомнился в этом решении и начал задаваться вопросом, правдивы ли мои воспоминания, правдивы ли те истории, которые я рассказывал себе.
Во время долгой поездки я не слушал музыку. Все, что я слышал, - это соперничающие голоса в моей голове. Первый голос принимал меня такой, какая я есть.
Это не твоя вина, Дэвид. Ты ни в чем не виноват. Ты делаешь все, что можешь, с тем, что тебе дано.
К этому голосу я прислушивался всю свою жизнь. Я не виноват - это был мой любимый припев. Он объяснял и оправдывал мой жизненный удел и тупиковый путь, лежащий передо мной, и звучал круглосуточно. Однако впервые в моей жизни зазвучал другой голос. А может, я впервые перестал слушать только то, что хотел услышать.
Понял. Ты не виноват в том, что тебе выпала плохая рука, но... это твоя ответственность. Как долго вы будете позволять своему прошлому сдерживать вас, прежде чем наконец возьмете в свои руки контроль над своим будущим?
По сравнению с первым, более заботливым голосом в моей голове, этот был ледяным, и я изо всех сил старалась от него отмахнуться.
Чем ближе я подъезжал к Буффало, тем моложе и беспомощнее себя чувствовал. Когда я находился в 150 милях от города, мне казалось, что мне шестнадцать лет. Съехав с шоссе и проехав по улицам Буффало, я почувствовал, что мне восемь лет - столько же, сколько было мне, когда мы собрали все свои вещи в мусорные мешки и вышли за дверь. Как только я вошел в дом, все повторилось в августе 1983 года. Краска на стенах, полы, техника и мебель - все было таким же. Хотя дом выглядел гораздо меньше и устаревшим, он все еще оставался тем самым домом с привидениями, который я помнил, наполненным годами мрачных воспоминаний и ощутимой темной энергией.
Однако отец оказался теплым и более ласковым, чем я помнила. Труннис всегда был очарователен, и он был искренне рад меня видеть. Пока мы общались, я смеялась над его шутками, слегка смущенная тем, что передо мной мужчина. Через некоторое время он сверил часы и взял пальто. Он открыл переднюю дверь для своей жены Сью и меня, и мы направились к машине.
"Куда мы едем?" спросил я.
"Ты помнишь расписание", - сказал он. "Пришло время открыться".
Первое, что я заметил в Skateland снаружи, - это то, что он нуждается в покраске. Внутри пол и стены были в трещинах и пятнах, и во всем помещении стоял неприятный запах. Офис тоже пришел в упадок. Диван, на котором мы спали в детстве и на котором моя мама не раз ловила его за изменой, до сих пор не заменили. Он был чертовски грязным, и именно на нем я сидел после большой экскурсии, пока отец отправился наверх крутить хип-хоп пластинки в Vermillion Room.
Я почувствовал головокружение и дезориентацию. Странно, как далеко старик зашел в своих стандартах. Он не был тем сильным, требовательным и взыскательным, каким я его помнил. Он был старым, слабым, мягким и ленивым. Он уже не казался таким злым. Он вообще не был дьяволом. Он был человеком. Неужели я кормил себя ложной историей? Задерживаясь в этом кабинете, погруженном в прошлое, я задавался вопросом, в чем еще я ошибался?
Затем, примерно в десять часов, наверху зазвучала басовая партия, и потолок задрожал и затрясся. Через несколько секунд я услышал крики, смех и ровный топот в такт. Точно так же, как песня может вернуть вас в определенное время и место, этот грохочущий бас вернул меня в мои самые мрачные дни. Я попал в рецидив своего детского кошмара.
Я закрыл глаза и увидел себя первоклассником, ворочающимся на том самом диване, пытающимся заснуть после того, как всю ночь работал и не мог сомкнуть глаз. Моя мама тоже была там, пытаясь заглушить нашу боль "домашними" ужинами, приготовленными на переносных электрических конфорках в тесном офисе. Я видел беспомощность и страх в ее глазах, и это воскресило в памяти весь стресс, боль, разочарование и депрессию, которые пришли вместе с этим. Эти воспоминания были реальными! Этого нельзя было отрицать!
Мне было противно сидеть на этом диване. Мне было противно, что я ослабил
