Не закончено. Освободите свой разум и выиграйте войну внутри себя - Дэвид Гоггинс
Конечно, сейчас я победитель, но я родился неудачником. В мире много рожденных неудачниками. Каждый гребаный день дети рождаются в нищете и неполных семьях, как и я. Некоторые теряют родителей в результате несчастных случаев. Другие подвергаются насилию и пренебрежению. Многие из нас рождаются с ограниченными возможностями, некоторые физическими, другие умственными или эмоциональными.
Как будто каждому человеку выдается своя личная пиньята за то, что он вышел из утробы матери живым. Никому не дано узнать, что находится в его пиньяте, но что бы это ни было, оно так или иначе подставит его. Некоторые из нас открывают эту хреновину, и на них обрушивается дождь сладостей. Это те, кому все дается относительно легко - по крайней мере, поначалу. Некоторые пусты, как пересохший колодец. Другие - хуже, чем пустые. Они набиты кошмарами, и преследования начинаются, как только ребенок делает первый вдох. Так было и со мной. Я родилась в куполе ужаса.
Пока выступающие по очереди выходили к микрофону, я находился в своей собственной темной пещере, заново переживая бесчисленные кровавые побои, которые отец наносил моей матери, брату и мне. Я видел, как мы бежали в Бразилию, штат Индиана, чтобы поселиться всего в десяти милях от активного отделения Ку-клукс-клана. И угадайте, куда эти ублюдки отправили своих детей в школу? Я вспоминал о постоянном потоке расистских угроз от некоторых моих одноклассников и о том, как я списывал в школе и ничему не научился.
Я думал о женихе моей матери, Уилмоте, потенциальном отце, который был убит, не успев стать моим отчимом. Я вспоминал свои неоднократные попытки сдать экзамен на профпригодность в вооруженных силах (ASVAB), стандартный тест, обязательный для всех новобранцев, чтобы осуществить свою мечту - стать парашютистом. После того как я наконец прошел этот страшный тест и был зачислен в армию, я бросил обучение параспасателей, когда водные упражнения стали слишком трудными. Это блестящее решение в конечном итоге привело к тому, что я стал трехсотфунтовым дезинсектором на кладбище в компании Ecolab и зарабатывал 1000 долларов в месяц в двадцать четыре года.
В тот момент я был просто оболочкой человека, без чувства собственного достоинства и самоуважения. Меня все еще преследовали те же старые демоны, которые преследовали меня с самого рождения, и суровая реальность заключалась в том, что у меня не было всего, что нужно, чтобы стать тем человеком, которым я хотел быть.
Разумеется, я думал обо всем этом не для того, чтобы наказать себя. Я перебирал файлы в поисках катализатора, того момента, который зажег огонь и разжег что-то первобытное внутри меня. Мне нужно было вспомнить, как именно и когда я перевернул сценарий и сумел построить жизнь, основанную на чести и служении, но я продолжал оставаться пустым. Я был так глубоко в своей мозговой пещере, что даже не услышал, как меня окликнули по имени. Я бы вообще не отреагировал, если бы мама не подтолкнула меня за руку. Даже сейчас я не помню, как поднималась с ней по ступенькам сцены, потому что все еще плавала между своим прошлым и дезориентированным настоящим.
Я слышал, как они зачитывали мое резюме, подробно рассказывая о деньгах, которые я собрал для ветеранов, и о целях, которые я достиг за время своей карьеры. Не успел я опомниться, как мне на шею надели медаль, а зрители зааплодировали. Это был самый верный признак того, что прирожденный неудачник возродился где-то на этом пути. Был момент, который послужил толчком к моей метаморфозе.
Когда настала моя очередь выходить к микрофону, я окинул взглядом все незнакомые лица. Члены братства и сестринства, частью которого я всегда буду. То, что признание исходило от них, было глубочайшей честью, но я не знал, как их благодарить. К тому времени я уже был востребованным оратором, уверенно выступающим перед большими и малыми толпами. Если учесть мою работу в качестве рекрутера в армии, то я был профессиональным оратором уже более десяти лет. У меня редко бывают бабочки, но в тот летний день в Канзас-Сити я нервничал как черт, и мой разум все еще был затуманен. Я попытался избавиться от этого и начал с благодарности своему дедушке, сержанту Джеку.
"Он бы гордился мной больше всех на свете, если бы увидел меня сейчас здесь", - сказала я. Задохнувшись, я сделала паузу, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и начала снова. "Я бы хотела поблагодарить свою маму, которая..." Я повернулась к маме, и когда наши глаза встретились, момент, навсегда изменивший мою жизнь, наконец-то настиг меня, и сила этого осознания была ошеломляющей. "Я хотел бы поблагодарить свою маму, которая..."
Мой голос снова сорвался. Я больше не могла сдерживать поток. Я закрыла глаза и зарыдала. Как во сне, который длится всего несколько секунд, но кажется часами, время растянулось, и сцены из самого переломного момента в моей жизни - когда я в последний раз видела отца - заполонили мое сознание. Если бы я не отправился в это путешествие, вы бы никогда обо мне не узнали.
Наконец меня осенило, и я был ошеломлен тем, сколько труда потребовалось,
чтобы попасть сюда.***
Мне было двадцать четыре года, когда я понял, что сломлен внутри. В моей душе что-то онемело, и это онемение, отсутствие глубоких чувств определяли то, во что превратилась моя жизнь. Именно поэтому я бросал идти к своим целям, к своим самым большим мечтам, когда становилось трудно. Уход был просто очередным препятствием. Меня это никогда особо не беспокоило, потому что, когда ты оцепенел, ты не в состоянии переварить то, что происходит с тобой или внутри тебя. Я еще не знал о силе разума, и из-за этого я превратился в толстую задницу и устроился работать снайпером по тараканам в ресторанах.
Конечно, у меня были свои оправдания. Мое оцепенение было механизмом выживания. Его вбил в меня отец. К тому времени, когда мне исполнилось семь лет, у меня сформировался образ мышления военнопленного. Оцепенение - вот как я переносил побои и сохранял хоть какой-то уровень самоуважения. Даже после того как мы с матерью
