Debating Worlds. Contested Narratives of Global Modernity and World Order - Daniel Deudney

Японией и Западом нарастало расхождение в представлениях о новом международном порядке. Несмотря на зарождающиеся нормы антиимперской практики, Япония по-прежнему считала, что сможет отделить и контролировать Маньчжурию до тех пор, пока Япония будет обеспечивать политику открытых дверей и независимость остального Китая. В это время территория Маньчжурии и природные ресурсы стали более важными не только в геополитическом, но и в социальном плане для Японии из-за проблемы перенаселения. В международном плане существующая расовая и социальная иерархия, контроль Запада над Азией и развивающиеся блоковые экономики в период Великой депрессии после 1929 года усилили стремление Японии к расширению региональной автономии в Азии. Соответственно, среди военных росло недовольство из-за международных соглашений в рамках Вашингтонской системы, которые ограничивали возможности Японии. Это напряжение привело к инциденту 15 мая 1931 года, когда японские военно-морские офицеры убили премьер-министра Инукаи Цуёси.

 

Подъем японского милитаризма: 1930-е и 1940-е годы

 

В этом контексте, именно Маньчжурский инцидент в сентябре 1931 года, когда часть железнодорожной линии Южной Маньчжурии вблизи Мукдена, по сообщениям, была взорвана китайцами, вызвал полное изменение в глобальном нарративе Японии, от принятия западного мирового порядка к тому, который бросал вызов этому порядку. Однако инцидент был инсценирован военнослужащими Квантунской армии Японии, которые стремились обеспечить политическое и военное прикрытие японской армии и заручиться общественной поддержкой для вторжения в Маньчжурию. В 1932 году Япония установила в Маньчжоу-Го марионеточный режим для контроля над регионом и добивалась региональной гегемонии. Этот шаг ускорил изоляцию Японии от сообщества западных великих держав, особенно после того, как Япония вышла из Лиги Наций в знак протеста против расследования инцидента в Маньчжурии комиссией Литтона в 1933 году. Доминирующий нарратив Японии сменился на тон, осуждающий существующий международный порядок, в котором доминировал Запад, как несправедливый, и призывающий к установлению To-a shin chitsujo ("Новый восточноазиатский порядок"). Не было единого мнения о том, как достичь такого нового порядка, при этом возможные стратегии включали в себя повторные переговоры с Западом, особенно с Соединенными Штатами, по поводу колониальных территорий.

С ростом социального статуса и власти Япония подчеркивала свою уникальность в новом нарративе в 1930-х и 1940-х годах, бросая вызов существующему международному порядку в Азии. Под сильным политическим влиянием японской армии и флота, японский нарратив воскресил характеристики тэнно-сэй. В этой иерархической социальной системе Япония использовала азиатские аргументы, от которых отказалась в эпоху Мэйдзи - объединение с азиатскими государствами для восстановления регионального порядка в Азии. Переворот японского нарратива был очевиден в возрождении дискурса тэнно-сэй. С 1900-х по 1920-е годы Япония обратила вспять свою первоначальную интерпретацию Конституции Мэйдзи и принял западную правовую норму, согласно которой японский император находился на вершине государственной системы Японии. Это называлось тэнно-кикан-сэцу и основывалось на концепции национального государства в рамках Вестфальской системы. Два десятилетия спустя нарратив уникальности изменил дискурс о статусе императора на тэнно-шукэн-сэцу, который утверждал, что суверенитет принадлежит императору в соответствии с Конституцией Мэйдзи. Этот нарратив стал доминирующим после правительственного заявления под названием "Кокутай миочо сэймэй" (правительственное заявление о разъяснении), которое официально отвергало тэнно-кикан-сэцу. Поскольку военные стали доминировать в политической сфере, диапазон глобального нарратива Японии насильственно сузился до ее политической и социальной уникальности, что само собой вынудило Японию взять на себя ведущую роль в формировании регионального порядка в Восточной Азии.

Этот тип повествования укрепился между 1938 и 1940 годами. Первым официальным наброском политики в отношении восточноазиатского регионального порядка, сделанным премьер-министром Коноэ Фумимаро, было "To-a shin chitsujo kensetu no seimei" ("Заявление о строительстве нового восточноазиатского порядка"). Это заявление было "непоколебимым" направлением национальной политики Японии, направленной на союз с Маньчжурией и Китаем с целью поддержания стабильности в Восточной Азии путем установления межнациональной справедливости в регионе, коллективной самообороны, новой культуры и интегрированной экономики, основанной на японском духе. В 1940 году вторая администрация Коноэ приняла документ kihon kokusaku yoko ("Основные положения национальной политики"), в основе которого лежал принцип hakko ichi-u, предполагающий мирный мир под властью японского императора. Стремясь контролировать Азию в качестве регионального гегемона, Япония усилила этот нарратив для оправдания своей военной экспансии. Такое военное доминирование также сформировало систему внутреннего управления, в том числе создание в 1942 году Министерства по делам Большой Восточной Азии, которое утверждало, что в Большой Восточной Азии "не нужна дипломатия", поскольку их отношения в регионе не основываются на национальных государствах, а имеют форму семьи, возглавляемой Японией.

В целом, период с 1920-х по 1940-е годы иллюстрирует растущую мощь Японии, отражая изменения в ее нарративе. По мере повышения своего международного статуса Япония выступала за расовое равенство, которое в современном контексте можно считать универсальной ценностью. Тем не менее, эта идея не соответствовала международному порядку западных держав того времени. Национальные настроения и японские военные выражали недовольство статусом Японии в мире. В то же время, сила Японии в региональном контексте Восточной Азии была достаточно велика, чтобы сформировать региональный порядок и стремилась к достижению первенства, хотя Япония далеко не соответствовала мировым державам, таким как Соединенные Штаты и Великобритания. В этих условиях Япония начала отделяться от западного международного порядка и устанавливать свой собственный региональный порядок с 1930-х годов, подчеркивая свои уникальные национальные особенности. Так продолжалось до тех пор, пока Япония не достигла катастрофического конца своей военной экспансии, потерпев поражение в Тихоокеанской войне в 1945 году.

 

Американизация после Второй мировой войны

 

Поражение нации и безоговорочная капитуляция перед союзными войсками в августе 1945 года положили начало универсальному нарративу Японии о современности в условиях оккупации и тесного сотрудничества с США, а также ее подходу к работе с международным порядком под руководством Америки.

Послевоенная реформа Японии должна была вновь взяться за проект модернизации, начатый в начале эпохи Мэйдзи и потерпевший неудачу в 1930-х и 1940-х годах. Один из каналов такой реформы был навязан Японии послевоенной оккупацией США, начавшейся летом 1945 года. Верховный главнокомандующий союзных держав, генерал Дуглас Макартур, однажды заметил, что "по меркам современной цивилизации, они [японцы] были бы как двенадцатилетний мальчик по сравнению с нашим сорокапятилетним развитием". Исходя из таких предположений, американская оккупация занялась "реформами" Японии, чтобы страна "выросла" по образу американской демократии и современности. В течение почти семи лет американской оккупации, когда японская общественность все еще находилась в шоковом состоянии с чувством бессилия, мощная сила американизации, с одной стороны, и внутреннее желание быть принятым в качестве члена международного общества, с другой, вели вперед. Когда Япония обрела независимость в 1952 году после Сан-Францисского мирного договора 1951 года, дипломатическое видение Японии в значительной степени последовало