Мои девяностые: пестрая книга - Любовь Аркус
— Не факт... В начале 1990-х умерла империя, а к концу мы все понемножку вымерли. Я вот сейчас с тобой сижу — живой, что ли? Мы на призраков больше похожи, если честно. Хотя по сравнению с другими еще подаем признаки жизни. А сколько законченных мертвяков! Это дети 1990-х. Они смотрят бесланские события по телевизору как реалити-шоу. Они уже ко всему привыкли: им десять лет по телевизору трупы показывали. Обезображенные. Крупно.
— Так это ведь вы же и снимали эти кадры!
— Я снимал. Мое дело такое — снимать. У меня камера в руках. А у вас — монтаж и эфир. На BBC, например, жесткий закон: не давать трупы на крупном плане. Середнячок максимум, а еще лучше подальше. Им иск могут подать граждане за такие впечатления. Очень просто: увидел, мол, и мне плохо стало с сердцем. А у нас подай такой иск. Скажут: плохо стало — звони в «ноль три».
— Что для вас лично изменилось сейчас?
— Для меня? Ничего. Как бы стрингер — он и в Африке стрингер. Не будет войны здесь — поедем в Африку.
Дмитрий Галковский
философ, писатель
*1960
Погрешность измерения
Редакция попросила меня высказаться на тему 1990-х годов. Остановлюсь на некоторых социальных результатах этого переходного десятилетия.
1. ОБЩЕСТВЕННОЕ БАНКРОТСТВО ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
В 1960–1970-е годы, по мере официального понижения статуса интеллигенции, происходил стремительный рост ее морального авторитета. В 1930-е годы «шляпа» и «очки» зарабатывал в три раза больше пролетария, но ходил с заплеванной спиной. В 1970-е годы многие интеллектуальные профессии обрекали на безденежье, но быть писателем, ученым, художником стало престижно — эти профессии были окружены в глазах простых людей ореолом. Параллельно моральный рейтинг партаппаратчиков дошел до нуля и стал падать дальше, в минус. К началу перестройки человек в дубоватом пиджаке с депутатским флажком был смешон сам по себе. Ему даже не надо было говорить. Текст — для клоуна вещь маловажная.
К концу 1990-х все изменилось радикальным образом. Бывшие секретари райкомов превратились в вальяжных отцов отечества, заседающих в Совете Федерации, а образ интеллигента ужался до карикатуры журналиста-прощелыги, готового за пачку долларов продать мать родную. Интеллигентами стали брезговать. Моральный авторитет образованного класса растрачен настолько, что из общественного оборота выпал сам тип интеллигентного лица, интеллигентного разговора, интеллигентского образа жизни.
За последнее время серьезный разговор сам по себе стал андеграунден. Уже в 2001 году для организации диалога с российскими учеными телевидению потребовались скандалист Гордон, ночное время и специально провальная режиссура. Тем не менее, и в этом случае, из-за отсутствия конкуренции и информационного голода, рейтинг передачи ушел в бесконечность. Тогда передачу закрыли, а сообщество ученых постарались скомпрометировать безобразным шоу с распилом золотых слитков.
Разумеется, речь идет о сознательной акции «опускания очкариков». Современное телевидение заказывается дрянью, делается дрянью и показывается для дряни. Но народ состоит не из дряни: телемастера за свои художества будут прокляты потомками. Да и УЖЕ прокляты — вчерашние телезвезды после ухода с экрана мгновенно забываются. «Год без Влада» оборачивается пустотой пустоты, рамкой от пропавшего черного квадрата.
Разве что в этом можно найти утешение для униженного и оболганного класса российских интеллектуалов. Ситуация травли умных людей глубоко неестественна, в цивилизованном мире интеллигенция социально доминирует, так что рано или поздно все вернется на круги своя. Только для индивидуальной жизни промежуток «рано или поздно» оказывается судьбой. Для истории десять лет туда, двадцать лет сюда — погрешность измерения. А в этой «погрешности» живут ПОКОЛЕНИЯ.
2. ТОРЖЕСТВО МЕЩАНСКОГО ОТНОШЕНИЯ К ЖИЗНИ
Если посмотреть на тему первого пункта шире, речь идет о засилье мещан и мещанского отношения к жизни. Человеку свойственно (к сожалению) иногда сбрасывать с себя маску культурности и ползать на четвереньках. Это естественная потребность в отдыхе. Человеку надоедает трезвая рациональная жизнь. Однако точно так же у людей есть потребность в духовной жизни и высших чувствах. Скотская жизнь надоедает. Обыденная рутина — тоже. Человеку иногда хочется не только спуститься вниз, но и подняться вверх. Порывы вверх есть у любого нормального человека. Стандартный шестнадцатилетний юноша обязательно пишет стихи своей возлюбленной. Это норма. Норма стала в 1990-е годы отрицаться напрочь, со злобным хохотом. Любовь для 1990-х — это правильное использование презервативов; политика — «правильный» счет избирательных бюллетеней; культура и наука — освоение грантов или бизнес. Идеальные побудительные мотивы отрицаются как класс, в стиле «не было этого и быть не может: ВРАНЬЕ».
Если в 1960–1980-е власть денег игнорировалась, причем феодальное недоразвитие денежных отношений выдавалось за проявление необыкновенной духовности советского человека, то в 1990-х общество с головой окунулось в карикатурный капитализм из агитпроповских брошюр. Тогда так и говорили: «Да, за шубу убивают на улице, а что делать, это первоначальное накопление капитала. Грабитель вашу шубу продаст, на полученные деньги начнет читать книжки и превратится в культурного мецената. Сами благодарить будете. А пока терпите». Из СМИ полился бесконечный поток «купил ботинки», «дайте денег», «коллекционирую вина», «Виктор Никитич, вы дурак», «у меня кислая отрыжка», «купил „Джип“», «сегодняшнего утра пила кофий безо всякого удовольствия», «как правильно подобрать носки», «предложили стать коммерческим директором — пока думаю», «пучит».
В глухие 1970-е плодотворно работали Бродский, Солженицын, Тарковский, Аксёнов и много-много других имен. Что в культурном отношении дали 1990-е? Литература — ноль. Кинематограф — ноль. Живопись — ноль. Музыка — ноль. Наука — ноль. Общественная жизнь — ноль. В 1990-х годах часть интеллигентной молодежи вообще бросала учебу. На моих глазах студенты уходили в, как им казалось, «бизнес» из престижнейших ВУЗов.
Сейчас ситуация отчасти нормализовалась, но лишь потому, что в высшем образовании увидели все тот же путь к «бизнесу». Наибольшим престижем пользуются денежные профессии: экономист, бухгалтер, адвокат. Можно сказать, что мещанство стало более культурным. Если в 1996-м на все абстрактные рассуждения автоматически следовал встречный вопрос: «Если ты такой умный, то где твои деньги?», то сейчас интерес к астрономии или протест против засилия бюрократии квалифицируют как способ заработка. Мещанин уподобляет интеллигента себе, пытается найти в его действиях, в конечном счете всегда идеальных, грубую материальную подоплеку. И находит.
3. ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ