Цена развода. Я не отдам вам сына - Оксана Барских
Гордей зол, но злится он не на меня. Я вижу его беспокойство, и от этого у меня тепло на душе. Я уже и не помню, когда кто-то так переживал за меня.
— Ты хотя бы вызвала врача вчера?
— В этом не было нужды. Обычно моя простуда проходит за два-три дня, и я думала, что и в этот раз обойдется.
— А если бы Дима был тут? Ты могла бы потерять сознание и больше не очнуться. У тебя была температура почти тридцать девять, это опасно для взрослых.
— Но всё же обошлось.
Наши взгляды встречаются, и Гордей злится еще сильнее, даже стискивает кулаки.
— Собери всё необходимое на неделю, я тебя забираю к себе. Будешь жить у меня.
— Но…
Я хочу возразить, так как привыкла жить самостоятельно. Но, судя по его взгляду, он не намерен отступать. Я чувствую такую слабость, что даже спорить не хватает сил.
— Если о себе не думаешь, то хотя бы о сыне подумай. Если с тобой что-то случится, что я ему скажу?
Этот вопрос меня отрезвляет. Несмотря на нежелание ехать к Гордею, я киваю и медленно начинаю собирать вещи.
Пока Гордей был у меня, за Димой присматривала его домработница Мария Федоровна. Я ей доверяю, поэтому не возмущаюсь. Даже рада, что во время моей болезни есть женщина, которая может позаботиться о моем ребенке. Хотя Гордей и его отец, опыта у него особого нет, а Мария Федоровна, насколько я знаю, имеет троих детей и пятеро внуков.
Когда я приезжаю, Дима радуется, но я обнимаю его лишь раз и запрещаю приближаться, напоминая, что он может заразиться от меня.
Не знаю, чего я ожидала, но Гордей выделяет мне гостевую комнату, и я ложусь на чистое белье с таким удовольствием, что почти сразу засыпаю. Меня снова одолевает слабость.
Пока я спала, Гордей успевает сходить в аптеку и купить все прописанные лекарства. К вечеру он вызывает еще и частного врача, который осматривает меня и диагностирует ангину.
— А ты говоришь, простуда, — качает головой Гордей.
Он постоянно следит за тем, чтобы я принимала лекарства. Я же чувствую себя непривычно, ведь раньше всегда заботилась о себе сама. Даже во время нашего брака, когда я болела, я старалась не утруждать его и делала вид, что всё в порядке.
Почему-то в этот момент возникает мысль, что, возможно, я делала что-то не так. Может, мне нужно было позволять ему заботиться обо мне, а не решать всё самой, и тогда проблем между нами никогда бы и не было?
Как только эти мысли появляются у меня в голове, я почти сразу их отбрасываю. Получается, что я начинаю винить себя. Но правда лишь в том, что Гордей захотел изменить мне, и именно поэтому он это сделал, независимо от того, как я себя вела.
Я всегда осуждала тех, кто винил себя в измене мужа, и сейчас будто пытаюсь найти оправдание для Гордея. Ловлю себя на этой мысли и решаю смотреть только в будущее, не копаясь в прошлом.
К вечеру Мария Федоровна, уложив Диму спать, уходит, и в доме остаемся мы втроем.
Дима спит, а я выхожу из комнаты, направляясь на кухню. По запаху чувствую, что там что-то вкусное. Аппетит возвращается, что говорит о том, что лечение идет на пользу.
Квартира, в которой живет Гордей, весьма большая. Даже более просторная, чем наша прежняя. Меня радует, что это не дом, в котором он жил с Анфисой. Иначе я бы не согласилась здесь жить, даже на время болезни, и не отпускала бы сюда Диму.
С тех пор мы с Гордеем не поднимали эту тему, но когда я вижу его за столом на кухне, мне приходит мысль, что нам нужно всё обсудить. Иначе это всегда будет стоять между нами, а я буду бояться, что рано или поздно Анфиса появится в нашей жизни снова. Особенно учитывая, что свекровь будет пытаться свести Анфису и Гордея. Именно об этом мне нужно поговорить с бывшим мужем.
— Мария Федоровна сделала рисовый суп, сказала, что тебе лучше питаться жидким, — говорит Гордей, как только чувствует мое приближение.
Он смотрит на меня без тени усмешки. Наоборот, несмотря на мой взъерошенный вид, отсутствие макияжа и бледность, его взгляд говорит, что он находит меня привлекательной. Это вводит меня в смущение.
— У тебя хорошая домработница, и с Димой ладит, это дорогого стоит.
— Я подбирал ее с учетом того, чтобы она хорошо ладила с детьми и умела вкусно готовить. Дима привередлив, а ему нужно хорошо питаться, все-таки растущий организм.
Я сдерживаю улыбку, услышав слова Гордея. Сейчас он говорит как опытный отец, и ничего не напоминает о том, что в первые годы жизни сына он даже не общался с ним.
Первым делом я накладываю себе суп и утоляю голод, чтобы набраться сил для разговора. Затем Гордей наливает мне чай и садится напротив. Я же собираюсь с мыслями.
— Гордей, я хотела поговорить о твоей матери.
— Не беспокойся, Соня, я провел с ней беседу, и больше она тебя не потревожит.
Несмотря на уверенность Гордея, я вижу его беспокойство. Понимаю, что он попытается оградить меня от своей матери, но даже ему это не под силу. Она уверена в своей правоте и будет биться до конца.
— Она все-таки тебе пожаловалась? Почему ты мне ничего не сказал?
Я вспоминаю прошлое, когда свекровь жаловалась на меня, и Гордей тут же вываливал на меня свое недовольство. Но сейчас он ничего не говорит, даже не упоминает об этом. Я уверена, что если бы я сама не подняла эту тему, он бы ничего не сказал.
— Соня, я знаю, что моя мать не подарок, и уже понимаю, что она преувеличивает и сама провоцирует скандалы. Мне жаль, что в прошлом я тебе не верил, но обещаю, что этого больше не повторится.
С одной стороны, он говорит о нападках его матери, но с другой — как будто обещает оградить меня от всех проблем. Вот только мы с ним больше не вместе и не муж и жена. Я отвожу взгляд, не желая смотреть ему в глаза. Это непривычно.
— Ты знаешь, я хотела поговорить
