Кощей из пятой квартиры - Ася Филатова
Кощей от возмущения даже задохнулся. Клубок чихнул, вроде как хихикнул по-своему. Собакам же смеяться не положено, вот и выкручивайся, как хочешь.
— Я не старый! — Кощей раздул ноздри. — Вот что, Ма-ша. Так маме своей и передай. Я — пожилой. Пожил, значит, побольше твоего. Опыта набрался. Ну вот как твой дедушка, к примеру.
Девочка Маша пожала плечами. Что-то с ней сегодня было не так, больно задумчивая. И не спорит, не задирается. Не к добру…
— А у меня нет дедушки. И папы только половина.
— Что значит «половина папы»? Болеет, что ли? Парализовало?
— Ну он по воскресеньям приходит. Или я к нему прихожу. А в остальные дни — нет. Работа у него.
Кощей фыркнул. «Половина папы». Виданное ли дело! По воскресеньям это даже не половина, а в лучшем случае четверть (см. примечание 5). А если математически — так и вовсе, одна седьмая. Безобразие, а не папа! Вот в его время… Кощей вдруг вспомнил, как было в его время и осёкся. Он махнул рукой. Маша вдруг посмотрела на него проникновенным взглядом.
— А ты… Не мог бы притвориться моим дедушкой? Ненадолго. Мне на праздник в школе надо.
— Дедушкой?!
Василевс возмутился еще больше. Да он, да видела бы она его! Во всей красе. На коне, в плаще, с мечом! Но такое, увы, последний раз случилось лет восемьсот назад. Только избранные и помнят…
Кощей приосанился и вдруг глянул на Машку. Та сидела с очень грустным лицом, как будто вдруг все поняла. Вон и нос красный, плакать что ли удумала? Он вздохнул и подумал, что сейчас все хотят жить своей жизнью. Мамы, папы, даже бабушки. А чужой почему-то не хотят. Только вот где ж она чужая, если это, к примеру, Машка? Или, там, Машкина мама?
— Ладно, — внезапно согласился он. — Схожу на твой утренник. И деда подменю, если что. Только не реви — я плакс не люблю.
Маша радостно закивала и, словно опасаясь, что он передумает, тут же рванула к своей разговорчивой бабушке. Даже Клубочка за ухом не почесала.
— Стой! Когда утренник-то?!
— Послезавтра! Это не утренник! Утренники — в детском саду! Школа номер восемь, актовый зал! Ровно в двенадцать! Спасибо, Кощ… Василь Василич!..
Он только руками развел. Ну надо же, как вляпался! В школу собрался! На утренник! Или не утренник, не важно. Делать нечего, обещал. Он хоть и злодей, но слово свое привык держать. Надо рубашку погладить и костюм достать из чехла. Не в спортивном же идти.
***
Весь следующий день Кощей провел в делах. Отгладил до хруста белую рубашку. Проветрил залежавшийся костюм, даже одеколоном сбрызнул, чего уж. Гулять так гулять. В карман свежий платок положил. Ну чисто жених!
Праздник получился на славу. Дети пели, читали стихи. И все про пап и дедушек. «День отца» это у них называлось. Кощею даже понравилось. Потом подарки дарили. Открытки. Их дети сами рисовали, вырезали и приклеивали. А внутри написали нарядными буквами: «Любимому дедушке».
Кощей открытку домой принес и на холодильник повесил. А чего? Красиво. Клубочек молча одобрил, даже лапой поскреб.
После праздника Василевс с Машей подружились. В книжке у Малыша был Карлсон, а у Машки теперь — Кощей. Правда, ни летать не умел, ни безобразничать толком. Зато на дедушку похож. Ворчливого, конечно. И вредного. Но, если не придираться, сойдет.
Бабушке, правда, советы непрошенные раздавал, например, как правильно пироги печь, а маму так вообще ни в грош не ставил. Девчонка совсем, говорит. Ничего в жизни не понимает. Но они ничего, терпели. Не обижались даже.
Машка ему всякие глупости рассказывала, а Кощей слушал с умным видом. Иногда даже советы давал. Как с хулиганами-мальчишками разобраться, или, там, тройку по английскому исправить. Встречались теперь каждый день: Кощей больше от Маши не прятался. Она из школы идет — а он ее на лавочке во дворе поджидает. И Клубок, конечно, тут как тут, носом водит, поскуливает. Ждет потому что.
Только Машкиной маме эта дружба сразу не понравилась. Когда Кощей на Праздник в школу явился, она аж дар речи потеряла. А как узнала, что это Машкины проделки с липовым дедушкой, решила с Василевсом переговорить.
Он как раз во дворе на лавочке сидел, Машу из школы ждал. Мама к нему решительно так подошла и говорит:
— Василий Васильевич, можно с вами побеседовать?
— Беседуйте, — великодушно разрешил Кощей.
— Простите, но… сколько вам лет?
— Тыс… — Кощей закашлялся и лихо сбавил лишнюю тысячу лет. — Я с пятьдесят третьего года.
— Мне кажется… немного странной ваша дружба с девятилетней девочкой, — мама Маши заметно нервничала, но все еще старалась быть вежливой.
— А мне кажется странным, что ваш ребенок растет без отца, — без обиняков заявил Кощей и поднялся со скамейки. Пусть сама Машку встречает, раз такое дело. Тридцать лет — ума нет, верно говорят! — Она потому и тянется — не хватает ей. Ни папы нет, ни деда. Собаку б хоть ребенку завели или хомяка, и то дело. Все некогда вам… Всего наилучшего.
***
Вечером в дверь позвонили. На пороге стояла бабушка Маши. В руках она держала большой ароматный пирог.
— Василь Василич, мы с Машей к вам в гости! Вы не против?
«Перемирие», — смекнул Кощей и посторонился. Только тут за пирогом и бабушкой наконец заметил Машку. С хитрющими глазами. Она, небось, бабку и подговорила. Шкодница.
— Да уж проходите. Я чаю заварю.
Потом они пили чай на кухне, Кощей, бабка (ее Надеждой звали) да Машка. И Клубочек. Ему тоже угощение досталось — корочка от пирога.
Пирог оказался с вишней, вкусный, прямо-таки воздушный. Разговор вот только никак не шел. Погоду обсудили, про нового дворника посудачили. Кощей из вежливости поддержал. И все. Только под конец пирога бабушка Маши про работу Кощееву вспомнила:
— А вы в каком отделе в издательстве работали? — спросила. Будто ей и впрямь интересно!
— В отделе сказок, — важно ответил Кощей. — «От пяти до девяти». Я был старшим редактором.
Бабушка Надя вдруг улыбнулась грустно. У нее в глазах что-то блеснуло, вроде как она не просто бабушка, а девушка. Видать в молодости красивая была, вдруг подумал Кощей. Почти как его Василиса.
— Машин дедушка тоже сказки писал, — произнесла бабушка-девушка. — Я ему всегда помогала…
Кощей вежливо кивнул. И посмотрел на часы, как бы невзначай. Пирога поели, чаю попили. Пора и честь знать.
Машина бабушка тут же домой засобиралась. Машка попросила разрешения остаться, и Василич сказал,
